Ричард Уэст - Иосип Броз Тито. Власть силы

• Название: Иосип Броз Тито. Власть силы
• Автор: Ричард Уэст
• Издательство: Русич
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-88590-758-7;1-85619-437-Х

Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.

---

Одним из погибших партизанских командиров была жена Александра Ранковича, и Джилас по просьбе Тито отправил безутешному супругу письмо с соболезнованиями. Сам Джилас находился на волосок от опалы, зная о том, что его вовсю обвиняют в провале партизанских действий в Черногории. А Тито продолжал терзаться из-за все еще враждебного отношения русских к партизанам. Он часто кричал на своих коллег, после чего его охватывал стыд и он мрачно уединялся в своей палатке. Тем не менее, как только партизаны покинули Черногорию и переместились в Боснию-Герцеговину, депрессия Тито улетучилась и больше к нему не возвращалась[199].

За время «долгого марша», так же как и нескольких последующих походов, партизаны держались на расстоянии 30-50 миль от побережья, находясь в горах Балканского горного хребта. Путь их пролегал через бурные реки, и во время марша приходилось выбираться из ущелий, карабкаясь вверх в горы, настолько высокие, что некоторые партизаны сильно страдали от высотной болезни и холода – даже в августе. С северо-восточной, или же боснийской, стороны горы, поросшие растительностью, образуют самые обширные массивы первозданных девственных лесов в Европе, где все еще в больших количествах водятся медведи, а по ночам слышен волчий вой.

В Герцеговине, неподалеку от Далматинского побережья, горы – совсем голые: белый известняковый карст, лишенный деревьев турками или же венецианцами, пускавшими древесину на нужды кораблестроения. Летом же Герцеговина становится самым жарким местом в Европе, где самоуверенные путешественники и сегодня рискуют погибнуть от жажды и жгучего солнца, и даже автотуристы в их оснащенных кондиционерами автомобилях не защищены от этой угрозы и ослепительного блеска голых горных склонов и долин, устланных каменистой осыпью.

Немецкие и итальянские оккупационные войска редко отваживались внедряться в глубь горной пустыни, находившейся как раз посередине сфер их влияния.

Партизаны на своем пути через Восточную Боснию и Герцеговину встретили лишь немногочисленных перепуганных крестьян, прежде чем вышли к железнодорожной ветке, соединявшей Сараево и побережье. Как-то ночью колонна партизан остановилась в сербской деревушке, обитатели которой довольно неохотно предоставили им ночлег. На следующий день это местечко навестили усташи. Джилас сам увидел следы их пребывания трупы женщин и детей, отрубленные конечности, мертвых матерей, прижимавших к себе безжизненные тела детей.

Тито был явно потрясен рассказом, который в деталях поведал ему Джилас, и велел Дедиеру сделать в своем дневнике запись об этом.

В начале августа партизаны переместились в Западную Боснию и Герцеговину – туда, откуда итальянцы только что перебазировались на побережье. В маленьком городке Ливно они наткнулись на семьсот хорватских стражников-«домобранцев», которые поспешили сдаться в плен, хотя усташи и кое-кто из гражданских лиц немецкой национальности оказали сопротивление, которое скоро было подавлено.

Джилас описывает усташей как неудавшихся конторских служащих, парикмахеров, официантов, великовозрастных балбесов, изгнанных из учебных заведений, и деревенских дебоширов, и, как исключение, молодую женщину, которая высокомерно отказалась поступиться своими принципами. Ее, равно как и большую часть усташей, казнил расстрельный взвод. Кое-кто из партизан порывался расстрелять и немецких инженеров, но Тито посчитал, что они могут пригодиться для обмена пленными, памятуя о содержавшихся в плену своей бывшей любовнице Герте и Андрийе Хебранге – лидере хорватских коммунистов. Один из тех, кто одобрил подобный обмен, был Влатко Велебит, лощеный загребский адвокат, который говорил по-немецки и позднее стал одним из трех людей, входивших в состав группы, участвовавшей в переговорах с вермахтом. Одному из немецких инженеров, Ганер Отту, было также суждено сыграть роль в переговорах и, похоже, прекрасно поладить с Тито. Хотя Отт и был антифашистом, он почти наверняка работал на разведку вермахта.

Двигаясь на запад к Крайне – району Герцеговины и Хорватии, партизаны обнаружили, что много сербов желает влиться в ряды партизанской армии после того, как отсюда ушли итальянцы.

«Никаких политических групп, за исключением коммунистов, в этих деревнях, – докладывал Джилас. – Местные коммунисты со злорадством рассказывали нам, что усташи в городах истребили сначала буржуазию – священников, торговцев, лидеров политических партий – для того, чтобы у нас остались люди честные и простые. Четники, которые появлялись там вместе с итальянцами, пребывали в самом плачевном состоянии. Тогда итальянцы отступили в „свою“ Далмацию»[200].

По пути в Бихач в населенной преимущественно мусульманами Боснии партизаны предали огню деревни четников на равнине Грахово – и почти дотла спалили родину Гаврило Принципа, по вине которого в Сараеве в 1914 году прогремел роковой выстрел. Три сотни четников, по словам Джиласа, были казнены.

Когда партизаны заняли Бихач, защищавшие его усташи предпочитали подрываться на самодельных гранатах, чем просить пощады, которой они все равно не добились бы. Джилас мрачно вспоминает и другие жестокости:

Молодые усташи, забавы ради, подшучивали над девушками следующим образом: здороваясь за руку с ними, вкладывали в ладонь отрезанные человеческие ухо, палец или нос, совсем как деревенские хулиганы, которые забавлялись тем, что в предлагаемые для угощения кисеты с табаком подкладывали змей[201].

Даже много лет спустя, когда уже было невозможно и далее выдвигать коммунистическую версию событий, Джилас отказался от идеи, что усташская резня спровоцировала сербское восстание в НХГ:

«Эти мысли в то время никогда не приходили никому в голову»[202].

Тем не менее эта теория в то время все-таки пришла в голову немцам, как это явствует из их военных архивов.

Более того, Тито сам писал в декабре 1942 года в «Пролетарии»:

Сербский народ понес огромные жертвы в борьбе против захватчиков и их продажных наймитов и пособников… Сербы хорошо знают, почему произошла наша национальная трагедия и кто был главным виновником, и именно по этой причине они сражаются так храбро[203].

Статья была хорошо принята сербскими коммунистами в Хорватии и Западной Боснии-Герцеговине, которые поняли, что слова «главный виновник» относились к усташам, а не к иноземным захватчикам.

В одном из своих телевизионных монологов, показанных по телевидению весной 1972 года, Тито обмолвился, что освободительная борьба «была настоящей гражданской войной, но мы в то время не признавали ее таковой, потому что это могло нанести вред нашему делу»[204].

В ноябре 1942 года Тито учредил в Бихаче экспериментальную форму коммунистического правительства, АВНОЮ (Антифашистское вече народной Югославии).

Как классический образец фронтовой организации АВНОЮ имела в своем составе некоторых выдающихся югославов-коммунистов, которые осенью 1942 года стали вливаться в ряды партизан. В числе первых был доктор Иван Рибар, в 1921 году бывший президентом Королевской Ассамблеи и запретивший Коммунистическую партию Югославии. Его сын, Иво Лола Рибар, храбрый и умный молодой человек, любимец Тито, привез своего отца из Белграда, чтобы ввязаться в это в высшей степени авантюрное дело. Кроме него, в Бихач прибыл еще один гость – 70-летний хорватский поэт Владимир Назор, который сначала приветствовал создание НХГ, но затем ужаснулся его жестокости.

Тито любил окружать себя художниками и писателями и всячески опекал Назора, хотя кое-кто из других коммунистов считал его обузой. Назор страдал от поноса, что вызывало у него чувство постоянного голода, поэтому он не мог думать ни о чем другом, кроме еды. Его мечтой было съесть целиком цыпленка[205].

В Бихаче к Тито присоединился его хорватский друг и хороший приятель Андрийя Хебранг, который был выпущен из усташского концлагеря при довольно таинственных обстоятельствах.

Прибытие людей вроде Рибара и Назора означало, что Тито теперь обзавелся своим собственным миниатюрным королевским двором, а также правительством в маленьком городке Бихаче.

Как бы то ни было, в том, что касается населения и территории, Тито обладал несколько меньшей властью, по сравнению с прошлым годом, когда в маленьком сербском городке Ужице была учреждена Красная республика.

Осенью 1942 года и большую часть следующего года власть партизан распространялась лишь на небольшую территорию горного массива, протянувшегося на юго-восток через всю Югославию. Верные Драже Михайловичу четники по-прежнему удерживали в своих руках большую часть самой Сербии, Санджака, Черногории и Восточной Боснии-Герцеговины. Сербы, проживавшие в хорватском районе Книна, что на Далматинском побережье, были преимущественно лояльны к православному священнику Попе Джуджичу, которому было присвоено четническое звание войводы. Некоторые из его соратников рассказывали автору этой книги: