Афанасий Коптелов - Точка опоры

• Название: Точка опоры
• Автор: Афанасий Коптелов
• Жанр: История

---

- Даже не верится, что мы вместе.

- И для меня как сон...

Анна сорвала с Марка шапку, отбросила в сторону и начала быстро-быстро расстегивать шинель, шептала жаркими губами:

- Хочу видеть тебя всего... Прижаться так, чтобы ничто не мешало.

- Я уж сам... Отнесу на вешалку...

...Под утро Анна время от времени толкала мужа локтем в бок:

- Ты еще не задремал? Под мою трескотню...

- До сна ли мне? Такое счастье!..

- А что-то задумываешься. О чем? Что тебя беспокоит?

- Просто так... - Марк погладил плечо жены. - Ты у меня такая смелая...

- Мой приезд ты считаешь безрассудным риском? А я не могла больше без тебя. Пойми - не могла. И решила: будь что будет, а к тебе прорвусь. И вот мы вместе!

- Хорошая моя! Долгожданная!..

4

Анне удалось-таки отвоевать у издателя Горбунова то, что не доплатил ей за перевод, пользуясь тем, что она жила далеко за границей и не имела постоянного адреса. Получив деньги, Анна, по совету матери, сшила себе у дорогого портного длинную шубу на лисьем меху, можно зимовать в Сибири, если... Если даже из Томска голубые турнут куда-нибудь подальше. Только бы вместе с Марком.

Баранские познакомили Анну с местными либералами, и она стала частенько захаживать в редакцию газеты "Сибирская жизнь", приносила свои переводы с немецкого. Принесла и рассказ, переведенный матерью.

Несколько раньше вернулся в Томск врач Броннер. С ним и с его женой Анна была знакома еще по Берлину, откуда они помогали отправлять "Искру" в Россию. И про себя Анна подумала: если с ней случится что-нибудь недоброе, Броннер останется наследником. В редакции "Искры" его знают. Но пока вроде бы ничто не угрожает ей.

Томские подпольщики собирались всякий раз в разных домах. Для этого кто-нибудь из них снимал квартиру подальше от главных улиц и полицейских участков, давал задаток рубля три. И тотчас же под видом новоселья собиралась сходка. Если хозяин поймет и встревожится, не беда: пока бежит до участка или хотя бы до ближайшего телефона, все успеют разойтись незамеченными. Но Анна все же опасалась ходить на "новоселья". Обо всем, что происходило там, ей рассказывал Николай Большой.

О всех томских новостях Анна сразу же написала в редакцию "Искры" и стала ждать от Надежды Константиновны ответа. Адреса были верные, но ответ почему-то не приходил. Анна недоумевала: в чем же дело? Затерялось ее письмо? Или попало в руки жандармов? Если так, то надо быть, елико возможно, осторожнее. Главное - не показываться на глаза надзирателю, когда тот будет приходить со своим журналом, чтобы отметить, на месте ли поднадзорный Елизаров.

Отправила в Лондон второе письмо. По самому надежному адресу. Сообщила, что сбору денег для "Искры" сильно мешают социалисты-революционеры, но то, что удалось собрать, отправляет одновременно с письмом. О получении пусть упомянут в хронике на последней странице газеты. К собранным деньгам добавляет сто рублей, которые удалось раздобыть Марку. Мало. Но это же только начало.

Попросила новые явки в другие города Сибири, поинтересовалась подготовкой съезда.

Спешила обрадовать брата самой главной томской новостью: найдены пути-дороги к глубоко законспирированному Томскому комитету. Он, к сожалению, в руках "экономистов", и потому она создает свою искровскую группу "революционных социал-демократов".

И опять стала ждать ответа. Что-то скажет брат? Наверно, одобрит. Не может не одобрить. Ведь в группе все подлинные марксисты. А с "экономистами", когда доведется столкнуться, поведут борьбу.

Но проходили дни и недели, а ответа все не было, и Анна тревожилась больше прежнего. Здоровы ли они там? Целы ли? И согласен ли Володя с ней? Если не согласен, написал бы сразу. Он же ничьих ошибок не замалчивает. Ошибающихся поправляет немедленно. И без всяких скидок на знакомство или родственные отношения. Если нужно, скажет прямо. Не будет подкрашивать ответ розовой водицей. Истина и последовательность для него - дороже всего.

Спрашивала Марка, тревожно глядя в его глаза. Муж успокаивал:

- Пролежало твое письмо где-нибудь у промежуточного адресата. Путь-то дальний. А ответят они обязательно.

Пройдет пять недель, и Надежда Константиновна сядет за письмо в далекий Томск. Она, посоветовавшись с Владимиром, не одобрит затеи сибиряков. Но напишет мягко: "Необходимо войти в Томский комитет и там вести свою линию; по теперешним временам это удобнее, чем образовывать отдельную группу". И поспешит обрадовать: "В России образовался Организационный комитет, цель которого подготовить объединение..."

К ее столу подойдет Владимир, прочтет последнюю фразу и скажет:

- Этого для Анюты мало. Нужно хотя бы одним словом ответить на ее главный вопрос.

Возьмет у жены перо, после неопределенного "объединение" напишет: "съезд".

- Вот так. Важнее этого сейчас нет ничего. И они там тоже должны готовиться к съезду.

5

Над Томском разливался торжественный благовест. Звонили на колокольнях всех церквей. Размеренно бухал громадный колокол кафедрального собора. Обыватели, принарядившись во все лучшее, как в рождественские или пасхальные дни, готовились к встрече владыки. Преосвященный Макарий, архиепископ Томский и Барнаульский, возвращался к своей пастве после полугодового пребывания в стольном Петербурге, где он был удостоен монаршего внимания: на его высоком черном клобуке снял бриллиантовый крест.

Готовились и томские подпольщики: они выпустили прокламацию, в которой Макарий был назван церковным будочником самодержавия, то есть сторожем у полицейской будки.

Жандармы, городовые и филеры - все находились на вокзале и возле кафедрального собора. В такой день можно незаметно исчезнуть из города, и Елизаровы наняли ямщика. Пара буланых была запряжена в кошеву с высокой спинкой, обитой теплой кошмой. Чемоданы лежали под козлами. Пассажиры, запахнув косульи дохи, одолженные ямщиком, сидели на пахучем луговом сене. Пышные воротники прикрывали головы по самые макушки. В такой одежде путники обычно отправлялись на далекий север за многие сотни верст. А им путь недолгий - до первого разъезда. Там, дождавшись вечернего поезда, они займут свои места в вагоне первого класса, среди благонадежных пассажиров. Оторвавшись от филеров, почувствуют себя вольными людьми.

Пройдет два дня, и Анна отправит сестре рождественскую открытку:

"С праздником, дорогая Марусенька! Пишу тебе на карточке байкальской скалы, - не видела ее в такой красе, - зимой не так много увидишь. Но все же Байкал красив; мне все вспоминалась твоя песенка о "священном море Байкале", когда я переезжала его. Желаю, чтобы и на наступающих праздниках тебе пелось, чтобы у тебя было веселее на душе, и всего, всего самого хорошего! Будь здорова, моя хорошая, и напиши же поскорее и побольше твоей А.".

А куда ей писать? Где адрес?

Несколькими днями раньше Анна отправила матери открытку, написанную на французском языке, и один французский роман. Вот там-то, видимо, и содержался адрес.

Между тем поезд, в котором возвращался владыка, подходил к перрону, и старик, взволнованный предстоящей встречей с мирянами, тревожно мял озябшие пальцы. Хотя для волнения не было повода. Слава его гремела на всю Сибирь, а его служение церковные журналы называли подвигом.

Более сорока лет назад смиренным иеромонахом он прибыл в Горный Алтай, крестил язычников в долине Катуни и навсегда полюбил Чемальский миссионерский стан. Обосновавшись там, изучил язык алтайцев, участвовал в составлении первого алтайского букваря и грамматики, переводил богослужебные книги. И, приняв кормило епархии, продолжал каждое лето наезжать туда. Приказал с берега бурной Катуни перекинуть для себя мостик на крошечный скалистый островок да воздвигнуть там часовенку и часто удалялся в нее для смиренной беседы со всевышним. До грозного гнева он не терпел инакомыслящих даже в христианской религии и создал на Алтае противораскольничье братство святого Дмитрия - прообраз будущего черносотенного союза Михаила Архангела. И на его груди сияли все высшие награды, включая Владимирскую звезду.

Еще в молодые годы он преуспевал в ораторствовании, во время проповедей умел, вздымая руки к высокому церковному своду, закатывать очи под широкие брови. С годами брови разрослись и космами нависли на глаза. Тонкие, синеватые губы едва виднелись в просветах обвисших усов. Седая раскидистая борода поредела. Только голос оставался по-прежнему гулким и не знал старческой дрожи. В Санкт-Петербурге его проповедями заслушивались не только простые богомольцы, но и высокопоставленные особы, а на проводах рыдали юродивые, ползли к нему на коленях, чтобы прикоснуться губами к подолу ризы. Знатные дамы считали за честь склонить голову под его благословение.

Чего же ему волноваться? А сердце не унималось. Как-то встретит его натосковавшаяся паства?

Его встретили песнопениями, преподнесли икону Николая-чудотворца в золотом окладе. Он с подножки вагона осенил мирян крестным знамением. Колокола во всю мощь гудели над городом...