Уолтер Лакер - Черная сотня. Происхождение русского фашизма

• Название: Черная сотня. Происхождение русского фашизма
• Автор: Уолтер Лакер
• Издательство: Текст
• Жанр: Политика
• Год: 1994
• ISBN: 5-7516-0001-0

Книга американского историка У. Лакера «Черная сотня» — одно из наиболее подробных и аналитически точных исследований правого движения в России от его зарождения до наших дней. Эта уникальная работа, содержащая ценнейший фактический материал, направлена не только в прошлое, но и будущее: автор дает свой вариант ответа на вопрос, который занимает сейчас не только россиян, но и все человечество, — что ждет Россию завтра?

---

Этническое происхождение славян — не просто исторический вопрос, а острая политическая проблема. Некоторые славянофилы были склонны находить славянское влияние во всех эпохах и по всей земле. Достоевский в свои дославянофильские годы писал о славянофиле Хомякове, что тот может неопровержимо доказать, что Адам тоже был славянином и жил в России. Распространение «Влесовой книги» — запоздавшее во времени, гротескное проявление традиции, уходящей корнями в далекое прошлое.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Хоровод бесов посткоммунистическая эпоха

Глава десятая Идеология новой правой (1)

Русские консерваторы верят, что история их страны всегда шла по иному пути, нежели история Европы. Долгое время Россия была отсталой страной, главным образом, потому, что она служила бастионом против монголо-татарского и других нашествий с Востока. В этих войнах Европа не пришла России на помощь, — наоборот, она изолировала Россию и отгородилась от нее всякого рода барьерами. В оценке радикальных петровских реформ консерваторы расходятся — некоторые по-прежнему их отвергают, но многие считают, что новшества вводить следовало, однако в течение более продолжительного времени и без столь сильных травм. В XVIII–XIX веках Россия продолжала экспансию в Азию и на Кавказ, но при этом она была не империалистическим агрессором, а цивилизующей силой. Мощь России быстро росла. Она стала сильнейшей военной державой на континенте, без нее не удалось бы нанести поражение Наполеону. Были провалы вроде Крымской войны, но они не имели решающего значения. Промышленная революция произошла в России позже, чем на Западе. Однако в результате России удалось избежать ряда тяжелейших последствий промышленной революции и модернизации, поразивших Запад. Освобождение крепостных создало основу для быстрого развития сельского хозяйства. В конце века Россия производила больше зерна, чем все американские государства, взятые вместе; она была житницей Европы. Голодные годы бывали, но они даже отдаленно не походили на то, что случилось при Сталине. При этом прирост промышленного производства в 1885–1914 годах (5,7 % в год) был выше, чем в какой-либо другой стране. Если в 1855 году протяженность железных дорог составляла 1376 километров, то в 1885 году она увеличилась до 27 350 километров, а к 1914 г. — до 77 230 километров. Бремя прямых и косвенных налогов в царской России было значительно меньше, чем на Западе. Хотя в расчете на душу населения страна все еще была бедна, ее социальное законодательство (например, о продолжительности рабочего дня и детском труде) было прогрессивней, чем в других странах мира. В 1913 году рацион питания русского рабочего и крестьянина был лучше, чем в 1991 году. К началу первой мировой войны примерно 70 % населения было грамотным, и, если бы не война и последующий хаос, в 20-е годы неграмотность была бы, вероятно, окончательно ликвидирована. С 1908 года обучение стало обязательным, плата за обучение в высших учебных заведениях была значительно ниже, чем в других странах.

Зная о природных богатствах страны, иностранные наблюдатели предрекали ее бурный рост, а некоторые даже предполагали, что к концу XX века Россия будет ведущей в экономическом отношении державой мира. По оценкам демографов, к 1948 году в царской России должно было жить 348 миллионов человек. Русская культура, по крайней мере в лице ее лучших представителей, достигла мировой славы; такие писатели, как Толстой и Достоевский, не имели себе равных в мире.

В свете этих данных русская история весьма отличается от марксистского видения отсталой, разоренной, невероятно нищей и несчастной страны. Короче говоря, революция и советская власть были не только морально-политической катастрофой, но и повлекли за собой в высшей степени неблагоприятные демографические, экономические и социальные последствия. Однако в приведенном кратком обзоре многое упущено, и картина получается односторонней и неполной. Верно, что Россия вела экспансию в разных направлениях и стала ведущей военной державой. Однако очень мало было сделано для интеграции нерусских народов; правители России противились любым их устремлениям к культурной автономии и даже ограниченному самоуправлению. Темпы экономического роста выглядят внушительно, но в основном потому, что стартовый уровень был очень низким, — таковы «преимущества» отсталости. Кроме того, экономическое развитие было в основном результатом инициативы западников, подобных графу Витте (которого русские националисты ненавидят), его предшественнику Бунте, а также Столыпину (которого националисты уважают больше, однако его социальную политику они по-прежнему отвергают). Евреи и другие «инородцы» играли центральную роль в модернизации России. Но главное, устои режима никак нельзя было назвать прочными. За исключением Александра II, правители страны не отличались государственным умом и предвидением. Они полагали, что народ не готов и, вероятно, никогда не будет готов принять большее участие в управлении страной. Поэтому монархи и их окружение все более отдалялись от народа. «Общество» — то есть интеллигенция, многие представители средних классов и даже отдельные группы дворянства — оказывалось в оппозиции царской власти. В этой расстановке сил церковь занимала гораздо более скромное положение, чем принято считать, она немногим отличалась от правительственного департамента. Были национальные государственные деятели высокого ранга, которые понимали, что страна нуждается в более динамичной политике, однако монархи давали им весьма ограниченную свободу действий, и то неохотно и лишь в периоды кризисов.

Правители ни разу всерьез не попытались добиться большей спаянности и единства общества. Консервативные мыслители много раз выступали с осуждением утопического разрушительного радикализма русской интеллигенции, который прослеживался на протяжении всего XIX века и прямиком вел к революции. Но отчуждение было не случайным: Александр III постоянно говорил о «гнилой интеллигенции», которая пыталась вмешиваться в государственные дела. Поскольку легального выхода для политической энергии интеллигенции и других широких слоев общества не было, то взрыв был неизбежен, этим Россия и отличалась от Запада, где политическая энергия была укрощена и приобрела конструктивный характер.

Еще до 1917 года было немало тревожных сигналов, не принятых во внимание: Крымская война, терроризм, революция 1905 года, поражение в войне с Японией. Может быть, и верно было бы считать, что монархия — лучшая форма правления для России, однако даже убежденным монархистам было все труднее верить, что личности, находящиеся на самом верху общества, обладают необходимой квалификацией для выполнения их миссии. Героями правой стали Столыпин и Николай II, «царь-мученик». Солженицын публикацией своих исторических романов в 70–80-е годы во многом способствовал возрождению славы Столыпина. В годы гласности речи Столыпина были опубликованы в сотнях тысяч экземпляров, появились также его биографии и статьи о нем[147].

Петр Аркадьевич Столыпин (1862–1911) сначала приобрел известность как жесткий, эффективный и неподкупный губернатор (в Гродно, затем в Саратове). В 1906 году он стал министром внутренних дел и председателем Совета министров. Несомненно, он был самым разумным и сильным государственным деятелем России последних лет царизма. Левые ненавидели его за безжалостные преследования революционного движения и разгон Думы. В то же время они сознавали, что если бы начатые им аграрные реформы проводились с той же энергией и после его убийства, а мирное развитие продолжалось еще лет десять — двадцать (на что Столыпин надеялся и о чем молился), то революционное движение утратило бы значительную часть своей энергии: лозунг «земля — крестьянам» перестал бы быть привлекательным и Октябрьская революция, возможно, не произошла бы.

В 1991 году в Москве был проведен круглый стол, на котором обсуждались причины ограниченной привлекательности патриотического движения. Участвовавший в дискуссии Ю.Д.Речкалов предположил, что причина тому — ортодоксальность патриотов и их тенденциозное стремление разглядывать русскую историю через очки мифологии: истинно русские — только православные; рынок и демократия — априорное зло; последний царь упоминается обязательно лишь в сусальных тонах; в Столыпине адепты движения видят фундаменталиста, защитника автократии, который всякую минуту жизни только и ломал голову, как бы укрепить самовластие.

Однако реальный Столыпин, заметил Речкалов, отстаивал просвещенный патриотизм, он в полной мере осознавал преимущества и ценности конституции, ему были нужны двадцать мирных лет не для укрепления и совершенствования полицейской системы, а для насаждения в народе гражданского духа, воспитания в людях уважения к законам и создания таким образом условий для демократизации общества. Консервативные современники Столыпина отлично знали о его долгосрочных планах, и поэтому крайние правые ожесточенно нападали на него за подрыв и даже разрушение царской власти, церкви, коллективистского духа русского народа и так далее[148]. Столыпин был энергичным руководителем и отличным думским оратором, его искренность и верность слову признавали даже его политические противники. Вначале он пользовался доверием царя, но с годами отношение к нему Николая II изменилось из-за постоянного давления, которое Столыпин оказывал на колеблющегося монарха, стремясь побудить его к решительным действиям, а также из-за интриг придворных и царицы, желавшей избавиться от Столыпина. После его убийства Богровым (революционер, ставший полицейским агентом, выходец из семьи крещеного еврея) Александра просила преемника Столыпина не упоминать при ней имени человека, который «затмевал ее мужа».