Владимир Кабо - Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

• Название: Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись
• Автор: Владимир Кабо
• Издательство: Алчеринга
• Жанр: Культурология
• Год: 2002

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.

---

То же самое происходило и в Киевской Руси в эпоху распространения христианства. Христианский Бог-сын "наслоился на славянского языческого бога-сына Дажьбога, сына небесного Сварога. Дажьбог-Солнце… божество света и жизненной силы".158 Это — лишь один из многих примеров религиозного синкретизма, который формировал народное православие, выросшее на почве дохристианского мировоззрения. А народное православие, в свою очередь, оказало влияние на древнерусскую иконопись. Так, в свете только что процитированного понятна особенная любовь иконописцев к образу Христа-солнца, излучающего свет, окруженного сиянием. А воскресение Христа, Пасха — древний праздник весеннего возрождения солнца — стал самым любимым и торжественным праздником православия.

Апофеозом образа Христа-солнца является икона XVIII в. "Всевидящее око Божие" из Музея истории религии в Санкт-Петербурге.159 Здесь доминирует сложное изображение из четырех концентрических окружностей с Христом Эммануилом в центре и сиянием в виде четырехконечной звезды, исходящим от него. Его окружает двойной символ — солнца и, в то же время, всевидящего ока: наверху его два глаза, справа и слева по одному глазу, внизу — рот; все — в красных тонах. В следующем круге, на небосводе, усыпанном золотыми звездами, — Богоматерь Оранта. Далее — изображения серафимов и круглые клейма: в верхнем центральном — Саваоф в восьмиконечном нимбе с руками, поднятыми в благословении, в четырех других клеймах — символы евангелистов. За сложной символикой иконы — главное: Христос, — в солнечном круге с четырьмя глазами, обращенными на четыре стороны света, — сам подобен солнцу. Подобно солнцу, которое все видит и все освещает, Христос видит все и светом своего учения освещает мир. На бортах иконы — архангел Салафиил и св. Спиридоний Тримифунтский. Особенно интересен последний: почитание его связано с одним из главных явлений народной космологии — декабрьским "поворотом солнца" — и соответствует солярной символике иконы. Икона — в целом и даже в этой подробности — оказывается одним из ярких воплощений народного христианства.

Перун — другое космическое божество, бог грозы и огня, — был уподоблен пророку Илье, одному из наиболее любимых русских святых; иконописцы изображали его на фоне небесного пламени, как бы подчеркивая этим его огненную природу, его причастность грозе и буре. Колесо, которое видно иногда на иконах св. Ильи, — символ солнца и огня. На иконе "Огненное восхождение Ильи Пророка" (XVI в.)160 это колесо выглядит как огромный солнечный диск, в который запряжены огненные кони. Это — колесница пророка, в которой он мчится по пылающему небу. Стихия огня наполняет и другие иконы на тот же сюжет.161

Культ славянского божества Волоса (или Велеса), возникший, возможно, еще в палеолите как культ хозяина зверей, позднее культ покровителя домашнего скота, был с распространением христианства перенесен на святого Власия.162 В Новгороде на Волосовой улице по преданию стоял идол Волоса и на ней же позднее была построена церковь Власия. Св. Власию были переданы и функции Волоса — он стал покровителем скота, и таким он предстает на иконах, где изображается обычно в сопровождении охраняемого им скота, часто рядом с быком.

Культ святого Спиридония, связанный с поклонением солнцу и пробуждающимся весенним силам природы, восходит, возможно, к древним обрядам плодородия. На новгородской иконе "Власий и Спиридоний" (XIV в.) у ног святых — охраняемые ими стада.163 Народные верования выступают здесь с большой убедительностью. С дохристианскими культами плодородия связано и почитание святых Бориса и Глеба. На каменной иконке начала ХIII в. из Старой Рязани у Бориса ("Хлебника") плащ покрыт знаками семян, у Глеба по всей одежде вьющиеся растения.164

На святого Георгия были перенесены черты солнечного конного бога Хорса, и когда мы видим его на иконах на коне в развевающемся алом плаще, мы уже не помним о том, что этот плащ — напоминание о его солнечной сущности. На иконе "Чудо Георгия о змие" (XV в., новгородская школа) за спиной святого сияет солнечный диск.165 Вместе с тем Георгий — олицетворение животворящей весны: на него перешли черты Ярила, славянского божества весеннего плодородия. 23 апреля на Руси отмечался день св. Георгия — егорьев, или юрьев день, традиционный день выгона скота на молодую траву. Конь был символом этого дня. Связь коня со св. Георгием, так ярко выступающая в иконописи, имеет дохристианскую основу. В легенде святой Георгий предстает змееборцем, победителем хтонического чудовища, и на иконах мы видим его поражающим копьем дракона или фантастического змея.166 Этот образ восходит к греческому мифу о победе солнечного бога Аполлона над хтоническим чудовищем — драконом Пифоном и, еще глубже, к образу древневавилонского солнечного и небесного бога Мардука, победителя богини Тиамат, связанной со стихией воды и выступающей в образе чудовищной змеи.

Вполне очевидны и архаические истоки икон, посвященных святым мученикам Флору и Лавру, которых всегда изображали с конями.167

Очень интересна икона, изображающая святых Иоанна Лествичника, Георгия и Власия (ХIII в., новгородская школа), отмеченная примитивностью цветового и композиционного решения. Для нее характерен контраст масштабов, которым "выделена огромная центральная фигура, напоминающая вырезанного из дерева идола".168 Когда мы смотрим на эту икону, мы вспоминаем поразительную по сходству аналогию — древние славянские святилища с большим идолом в центре и двумя меньшими по сторонам.169

К самым необычным образам средневекового русского искусства относится Китоврас, или Кентавр, существо с телом коня, головой человека и крыльями птицы. Это порождение мифологического сознания проникло и в апокрифическую литературу, и в церковное искусство.170

Сравнение явлений, которые складывались на русской почве в ходе усвоения христианства коренным населением, с традиционной культурой аборигенов Австралии показывает, что между ними, при всех аналогиях, уже пролегла глубокая грань. Вспомним легенду о святом Георгии. Если в мифах и искусстве аборигенов мы знаем змея торжествующего, то в христианском предании, отраженном иконописью, мы видим змея поверженного. Его жалкая участь как бы символизирует поверженность язычества и торжество христианства. В мифах и искусстве аборигенов змей является в образе небесной радуги; святой Георгий поражает обитателя нижнего, подземного мира.

В мифах аборигенов Братья-Молнии — активные существа, низводящие на землю губительный, всепожирающий небесный огонь. К стихии огня причастен и пророк Илья, в русской иконописи он проносится в огненной колеснице, в пронзительно ярком свете грозового неба. "Но отличие от языческого понимания неба сказывается уже тут, — утверждает Евгений Трубецкой. — Илья не имеет своей воли" и "следует вихревому полету ангела". Да, пророк "сохранил свою власть над небесными громами". Но "эта власть — действие нездешней, духовной силы".171 Его активность направлена высшей волей. Это отличает его от героев архаической мифологии и роднит со многими другими персонажами русской иконописи. Даже там, где она пронизана фольклорными, дохристианскими мотивами, она говорит нам о конечном торжестве нового миросозерцания.

19

В Австралии, так же как когда-то в Киевской Руси, христианство встретило самобытную и сложную культуру коренного населения, история которой насчитывала многие тысячелетия. Христианство не только впитало древнюю, дохристианскую религиозно-мифологическую систему, но и само испытало ее мощное воздействие. Это не было просто взаимным приспособлением столь различных религиозных традиций — слияние двух потоков было органическим, оно породило новую, синкретическую религию.

История культуры знает два типа идеологического синкретизма. Это, прежде всего, синкретизм первобытный, некое недифференцированное состояние, из которого в ходе истории выделились и оформились как самостоятельные сферы общественного сознания религия, искусство и некоторые другие. И, во-вторых, синкретизм вторичный, или собственно религиозный, — синтез различных, исторически обусловленных форм религии, притом синтез не механический, а органический. То явление, с которым мы имеем дело, это синкретизм именно такого типа. Аборигены усвоили христианство, преобразив его в соответствии со своими традиционными представлениями, ввели его в свою систему идей и образов, в свое искусство, сделали его своей религией. И произошло это потому, что в самой традиционной религии аборигенов, в их системе социальных и нравственных норм были заложены предпосылки христианства как некие общечеловеческие ценности. Именно они и сделали возможным этот процесс.

Современное искусство аборигенов — яркое свидетельство того, как происходит восприятие и освоение ими христианства. Оно показывает, как преломляются в сознании художников-аборигенов христианская легенда и христианское учение, какие традиционные средства мобилизуют они для их выражения и, наконец, какой поразительный органический сплав христианства и традиционной религии образуется при этом.