Евгений Кравченко - С Антарктидой — только на Вы

• Название: С Антарктидой — только на Вы
• Автор: Евгений Кравченко
• Жанр: Путешествия и география

Посвящается 50-летию отечественных исследований Антарктиды

Кравченко Е. Д. Карпий В. М.

С Антарктидой — только на «Вы»: Записки летчика Полярной авиации / Кравченко Е. Д., Карпий В. М. — М.: «Издательский дом «Парад», 2006. — 688 с.

Эта книга о мужестве и героизме, о верности долгу и высочайшем профессионализме, о победах и поражениях, одержанных летчиками отечественной Полярной авиации в небе Арктики и самого сурового, загадочного и жестокого материка Земли — Антарктиды. В книге нет ни одного вымышленного персонажа, ни одной выдуманной истории — в ней правда и только правда, рассказанная одним из самых выдающихся полярных летчиков страны Е. Д. Кравченко.

Каждый из читателей найдет в ней для себя то, что хочет, если ему близки такие понятия, как романтика, любовь к небу и высоким широтам, честь, совесть, дружба...

В этой книге собрана мудрость нескольких поколений авиаторов, служивших верой и правдой делу освоения высоких широт. В ней — пример того, как можно и нужно прожить свою жизнь...

УДК 91/882 ББК 26.89(0)/84(2Рос-Рус)

© В. Д. Кравченко, 2006 © В. М. Карпий, 2006 ISBN 5-8061-0068-5

---

— Командир, — Дуксин словно прочитал мои мысли, — а если нас потащит к барьеру?

— Сделаем «вертушку». Не поможет — положим «на брюхо».

— Ясно.

«Жалко Головачева, — вдруг подумалось мне. — То, что мы сейчас покажем, зрелище не для слабонервных, а он и так от нашего «высшего пилотажа» натерпелся... Хотя он мужик крепкий, выдержит.»

Зашли с обратным взлетному курсом, я «вывесил» машину на минимальной скорости, она начала дрожать, как перед сваливанием на крыло. Ледник подползает под нас. Ждем... Секунды тянутся неимоверно долго... И вдруг крик штурмана:

— Есть!

Я сразу убрал газ, услышал, как хлопнули лыжи, будто мы на Ил-14 прыгнули с большого трамплина и понеслись вниз к аэродрому. Бежим по нему, вот уже середина ВПП, стоянка самолетов справа показалась, домик Головачева... «Пора начинать «вертушку», — даю себе самому команду и «врубаю» полную мощность левому двигателю. Машина пошла на разворот, и я вдруг физически почувствовал, как резко стала падать скорость. Убираю мощность левого, вывожу правый на работу... Она юзом пошла. А особенность Ил-14 в том, что он норовит носом стать в сторону возвышения, вот он и стал разворачиваться так, как нам нужно, в сторону стоянок. Я еще дважды поменял мощность двигателей, р-раз — и мы на стоянке. Тут же поставил Ил-14 над тросами, которыми механики крепят его, чтобы ветром не унесло... Взглянул на экипаж — все застыли на своих местах, откинувшись на спинки кресел, с совершенно отрешенными лицами, будто это и не мы сейчас спасли машину и себя. И вот тут я почувствовал, как навалилась какая-то нечеловеческая усталость.

Чураков выбросил трап, к нам поднялся Головачев:

— Ну, вы как?

— А ты как?

— Теперь-то нормально, хуже было, когда вы вначале над ледником зависли, а потом на аэродроме фигурным катанием занялись.

Я взглянул на часы: двадцать две минуты второго. Меня окатила злость:

— Черт подери. Празднуют все, хоть бы кто-то на аэродром пришел! Даже не поинтересовались, взлетели мы или нет. А ты-то чего здесь торчишь?! — я взглянул на Головачева.

— Вы же планировали вылет, вот и ждал. Когда не пришли вовремя, решил, что не уйду, пока не выясню, где вы. Связи-то не было ни с кораблем, ни с вами...

Зачехлили мы Ил-14, собрали вещички и поехали на вездеходе в «Элерон». Приехали, захожу в свою комнату, на моей кровати полулежа сидит Женя Журавлев, а на «раскладушке» — Виктор Голованов, командир Ил-14, пришедший в 19-ю САЭ. Журавлев, увидев меня, подскочил:

— Какого хрена поперлись сюда? Почему о вылете не сообщили? Мы тут все на нервах...

— Сейчас ко мне не приставай, — оборвал я его и стал раздеваться. — Почему вас, кстати, никого на аэродроме не было? Связь-то дальняя пропала, ночь, непрохождение радиоволн, а на УКВ не достали до «Молодежной». Я просил, чтобы моряки вам сообщили о нашем вылете.

— Мы ничего не получали, — Журавлев понял, что погорячился. — Ладно, садись, будем теперь праздновать.

— Не могу, — сказал я, — я не один, с экипажем. Но в кают-компанию уже не пойдем, устали.

— Давай сюда экипаж...

Журавлев принес апельсины, собрали закуску, выпили по бокалу шампанского и по сто граммов водки — все, что полагалось каждому авиатору для встречи Нового года. Экипаж ушел спать, а мы втроем проговорили всю ночь.

Когда стали расходиться, Женя увидел у меня в руках курительную трубку, вырезанную из клыка моржа.

— Давай меняться, — он протянул мне фляжку из нержавеющей стали. — На память о Новом, 1974 годе, который мы встретили в Антарктиде.

— Давай, — с тех пор эта фляжка и напоминает мне о прекрасном летчике и человеке — Евгении Григорьевиче Журавлеве, о полете, который мы тогда совершили, найдя выход из очень трудного положения.

... Поспали несколько часов и на аэродром: летный сезон, ни одного часа хорошей погоды упускать нельзя. Вывесили на подъемниках наш Ил-14 и обнаружили целый «букет» дефектов: дополнительная амортизационная стойка левой лыжи была под низким давлением гидросистемы, что привело к провисанию носка и обрыву тросов. С «лыжонком», вообще нелепая вещь случилась. Когда машину поставили на «ноги», Леша Кисов вдруг говорит:

— Ребята, чего это у вас складывающийся подкос, как будто, наоборот поставлен?

Я взглянул: цилиндр и поршень «лыжонка» соединены, как и положено, складывающимся подкосом. Когда на полосе встречаются неровности, он «играет», амортизируя их удары. Но ничего подозрительного не заметил:

— А какая разница?

— Гляди сюда, — Леша ткнул рукавицей в подкос, — если его перевернуть, «лыжонок» при уборке упирается в обшивку пилотской кабины, что у вас и случилось. Хорошо, что фюзеляж не сильно повредил, «заштопаю».

— Как же такое могли допустить?! — я выругался в сердцах, поминая недобрым словом всех, кто готовил Ил-14 к полетам в Антарктиде.

Леша Кисов лишь молча пожал плечами.

За инженером и техниками к кораблю слетал Ми-8, привез к нам.

— Видишь? — я подвел инженера к машине, — ты же нас чуть не угробил.

Стоит, хлопает глазами, молчит. Я плюнул и ушел. Позже он нам еще принесет немало хлопот, но в будущее не заглянешь. Вот так мы встретили Новый год. Довели быстренько машину «до кондиции», благо авиатехники у нас мало в чем уступали по своим знаниям, умению и профессионализму многим инженерам. Перелетели в «Мирный» и приступили к полетам на «Восток». Мое предчувствие оправдалось: и летный, и технический состав был настолько хорошо подобран Журавлевым из людей, прошедших школу Полярной авиации, что весь сезон отработали без сучка и задоринки — ни поломок, ни предпосылок к авиационным происшествиям мы не имели. К тому же Антарктида в 19-й САЭ будто смилостивилась к нам — особо жестких условий в полетах не подбрасывала, но и слишком мягкими тоже не баловала. Отлично отработали свою программу ребята на «Эймери» — и самолетчики, и вертолетчики. Экипажи Ил-14 В. Михайлова и В. Голованова, Ан-2 — В. Чернитенко, вертолетов Ми-8 — Б. Лялина и Л. Антоньева. После возвращения в Москву ушел в «Большую авиацию» мой хороший товарищ Виктор Михайлов и проработал на современной сложнейшей авиатехнике до нового века. Перед отплытием домой фотографировались в «Молодежной» почти всем авиаотрядом на память. Этот снимок и сейчас висит на стене в моем доме, напоминая об очень удачной экспедиции, может быть, самой удачной из всех, в которых мне довелось работать.

Вообще-то мы всегда стремились делать такие коллективные фотографии, но поскольку теперь авиаотряд был разбросан по полевым базам, станциям, кораблям, и все возвращались на разных судах, сделать их становилось почти невозможно.

Когда дела идут и вкривь, и вкось...

Вернулись домой, и снова вместо добрых слов и торжественной встречи — требование писать объяснительные записки и бесконечные выяснения, почему мы нарушали санитарную норму налета, не вели скрупулезно учет часов, проведенных в небе... В результате появился приказ... об отстранении нас от полетов: Виктора Голованова — на месяц, Анатолия Моргунова и Евгения Кравченко — на два. Классность нам, правда, оставили. Когда принесли этот приказ для ознакомления и подписи, что согласен с наказанием, я подпись свою не поставил. Тут же меня вызвал начальник УГАЦ:

— Почему не подписали приказ?

— Не согласен с выводами и наказанием.

— Но правила полетов и саннорму нарушали же?

— Да, нарушали. Давайте говорить откровенно, Владимир Георгиевич, — я решил идти «ва-банк», — когда вы отдавали приказ по управлению, что ставите летать наш экипаж по трассе «Мирный» — «Восток», неужели не знали, что полет туда и обратно длится в лучшем случае 11 или 11 часов 30 минут? Конечно же, знали. Саннорма — 8 часов. Так что я должен был делать?! Пролететь 8 часов, остановиться в воздухе и ночевать?

Он говорит:

— Да, я знал об этом. Но что вы от меня хотите? Есть приказ министра гражданской авиации, и нарушать его никто не имеет права.

— Но мы же летали в Антарктиде, где сложились особые условия, обусловленные природой... Могли вы обратиться к министру с просьбой о продлении саннормы, поскольку его приказ делает нас без вины виноватыми?

— Нет, не мог, — лицо Сидельникова оставалось бесстрастным. — Вами занимался партгосконтроль. Если я вас не накажу, накажут меня, но тогда и я вас не забуду. Поэтому — подписывайте мой приказ, вам же лучше будет.

— Я напишу то, что считаю нужным.

— Пишите.

Я взял ручку и вывел: «С приказом ознакомлен. С выводами не согласен». И поставил подпись. Толя Моргунов сделал то же самое. Юрист тоже не завизировала приказ. А масла в огонь подливал начальник политотдела Дмитрий Павлович Акимов — это ему не терпелось выступить в роли «борца за порядок», даже не попытавшись разобраться в сути конфликта. А ведь истина была такой простой: если уж взяли на себя в УГАЦ ношу работы в Антарктиде, то и выполнять ее надо по «полярным» правилам, а не подгонять под требования, которые действовали в Союзе, потому что на Шестом континенте летать по ним нельзя. Кстати, позднее были узаконены и 12 часов полета в сутки, и налет в 120 часов в месяц.