Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис)

• Название: Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис)
• Автор: Жюль Верн
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-86218-028-1 (т.10), 5-86218-022-2

Журналист путешествует из Баку в Пекин через горящие моря вместе с мёртвым китайским мандарином, торговцем искусственными зубами и другими интересными людьми.

Для романа «Клодиус Бомбарнак» в переводе восстановлены все купюры, выявленные при сверке с оригиналом.

---

Решив провести ночь на палубе, я вернулся наверх. Американец все еще возился с пострадавшим ящиком.

— Вы только подумайте, — воскликнул он, — вы только подумайте, этот пьяница еще осмелился попросить у меня на чай!

— Надеюсь, господин Эфринель, что у вас ничего не пропало?

— К счастью… ничего!

— Позвольте спросить, сколько же зубов везете вы в Китай в этих ящиках?

— Миллион восемьсот тысяч, не считая зубов мудрости.

И Фульк Эфринель, отпустив остроту, которую, наверное, не раз уже употреблял в дороге, разражается раскатистым смехом. Я покидаю его и прохожу через тамбуры на носовую часть палубы.

Небо довольно ясное, но свежий северный ветерок, кажется, усиливается. По поверхности моря стелются длинные зеленоватые полосы. Возможно, что ночь будет сверх ожидания суровой. На носу парохода скопилось много пассажиров. Это в основном бедняки, растянувшиеся как попало на деревянных настилах, вдоль судовых переборок, среди просмоленного брезента. Почти все они курят или жуют припасенную на дорогу еду. Некоторые стараются забыться сном, чтобы прогнать усталость или заглушить голод.

Хочу понаблюдать за ними в непосредственной близости. Ведь репортер подобен охотнику, который долго шныряет по кустам, прежде чем нападает на след.

Замечаю большой деревянный ящик белого цвета, высотою около двух метров и по метру в ширину и глубину. На нем выведено русскими буквами: «Осторожно, зеркала! — Не кантовать! — Беречь от сырости!»

Кроме того, обозначены верх и низ и указан адрес:

«Г-же Зинке Клорк, улица Ша-Хуа,

Пекин, провинция Чжили[19], Китай».

Судя по имени, это, должно быть, румынка, воспользовавшаяся прямым Трансазиатским поездом, чтобы выписать себе зеркала.

Неужели этого товара нет в магазинах Поднебесной империи? Как же тогда китаянки любуются своими миндалевидными глазами и сооружают замысловатые прически?

В шесть часов звонит колокол к обеду. Столовая — в носовой части судна. За столом сидит около сорока человек. Фульк Эфринель посредине. Рядом с ним, справа, — свободное место, и он наком приглашает меня.

Видимо, это только случайность, но слева от него восседает англичанка, с которой американец беседует и представляет ее мне:

— Мисс Горация Блуэтт.

Напротив сидит французская чета и старательно изучает меню. Немецкий путешественник — на другом конце стола, около буфетной, что позволяет ему получать блюда первому. Это крепко сбитый светловолосый мужчина с розовым лицом, рыжеватой бородой, пухлыми руками и очень длинным носом. Вид у него как у германского офицера запаса, которому угрожает преждевременное ожирение.

— На этот раз он не опоздал, — говорю Фульку Эфринелю.

— В Германской империи обеденный час соблюдается неукоснительно! — отвечает американец.

— Не знаете ли вы имени этого немца?

— Как же! Барон Вейсшнитцердерфер.

— И с такой фамилией он едет до Пекина?

— До самого Пекина, равно как и этот русский майор, что сидит рядом с капитаном «Астры».

Вижу человека средних лет, бородатого, с сильной проседью. Тип вполне русский. Лицо открытое, располагающее. Не будет ли этот путешественник тем попутчиком, о котором я мечтаю?

— Вы говорите, господин Эфринель, что он майор?

— Да, он русский военный врач, майор Нольтиц.

Американец хоть и не репортер, а успел разузнать гораздо больше меня.

Боковая качка еще не очень чувствительна. Фульк Эфринель продолжает беседовать с мисс Горацией Блуэтт. Из их разговора понимаю, что между этими двумя натурами есть много общего.

И в самом деле, если один занимается поставкой зубов, то другая — волос. Мисс Горация Блуэтт — представительница солидной лондонской фирмы — торгового дома «Гольмс-Гольм», получающего ежегодно из Поднебесной империи сотни тонн женских волос на сумму в два миллиона фунтов стерлингов. Она едет в Пекин, чтобы учредить там на средства этого дома постоянную контору. Дело обещает получить тем более благоприятный оборот, что тайное общество «Голубой Лотос» хлопочет об уничтожении косы у мужчин — эмблемы подчиненности китайцев маньчжурским монголам.

Обед продолжается уже четверть часа. Пока ничего особенного не произошло. Пассажир с бритым лицом и его белокурая подруга, кажется, прислушиваются к нашей французской речи с явным удовольствием и очевидным желанием вмешаться в разговор. Несомненно это мои соотечественники. Но к какой категории людей они принадлежат?..

В эту минуту крен «Астры» усиливается — тарелки подпрыгивают в углублении стола, приборы звенят и соскальзывают, из стаканов выплескивается часть содержимого, висячие лампы отклоняются от вертикальной линии. Любопытно наблюдать за всем этим, если сам ты не подвержен морской болезни.

— Эге, — говорит мне Фульк Эфринель. — Его величество Каспий начинает стряхивать с себя блох!

— А вас не укачивает?

— Меня? Не больше, чем морскую свинку. А вы, мисс, — обращается он к Горации Блуэтт, — вы легко переносите качку?

— На меня она не действует.

По другую сторону стола супружеская чета обменивается несколькими фразами по-французски:

— Тебе не дурно, Каролина?

— Нет, Адольф… пока еще нет… но если так будет продолжаться… признаюсь, что…

— В таком случае, Каролина, лучше выйдем на палубу. Ветер на четверть потянул к востоку, и «Астра» не замедлит зарыться носом в перо.

Эта манера выражаться говорит о том, что господин Катерна — таково имя француза — моряк или когда-то им был. Этим объясняется и его балансирующая походка.

Между тем качка становится все сильнее и сильнее. Большинство присутствующих не может ее вынести и отправляется на палубу в надежде, что на свежем воздухе им будет лучше. В столовой остается не больше десяти человек, включая капитана, с которым мирно беседует майор Нольтиц. Фульк Эфринель и мисс Горация Блуэтт, как видно, привыкли к этим неизбежным случайностям навигации. Немецкий барон продолжает спокойно есть и пить, словно находится в мюнхенской или франкфуртской пивной. Он нарезает мясо кусочками, солит, присыпает перцем, поливает соусом и с большим удовольствием отправляет под свою волосатую губу. Узнаю тевтонскую натуру! Что бы ни случилось, он будет держаться невозмутимо и никакая качка не заставит его упустить хотя бы одного глотка питья или куска пищи.

Немного поодаль расположились оба китайца, которых я разглядываю с любопытством.

Один из них, молодой человек лет двадцати пяти, с изящными манерами и приятным лицом, несмотря на желтизну кожи и раскосые глаза. По-видимому, несколько лет, проведенных в Европе, отразились на всем его облике: подстриженные усы и прическа скорее на французский, чем на китайский лад. Он кажется мне славным малым с веселым характером, который вряд ли часто поднимается на «башню сожалений».

Его компаньон, над которым молодой человек, кажется, слегка подтрунивает, похож на кивающую фарфоровую куклу. На вид ему лет пятьдесят — пятьдесят пять, лицо невзрачное, затылок наполовину выбрит, на спине традиционная коса, одежда национальная — платье, кофта, кушак, широкие шаровары и пестрые туфли без задника. Он не так вынослив и с усилением килевой качки вскакивает из-за стола и исчезает на лестнице, ведущей в кормовую рубку. А молодой китаец, протягивая забытый им на столе маленький томик, кричит ему вслед, почему-то по-итальянски:

— Корнаро!.. Корнаро!..

Неужели этот китаец говорит на языке Боккаччо? Что ж, мне еще предстоит об этом узнать.

После обеда иду на палубу, предоставив Фульку Эфринелю и мисс Горации Блуэтт беседовать с глазу на глаз о комиссионных процентах и прейскурантах.

Быстро бегущие тучи, гонимые с востока, задрапировали верхние слои неба широкими складками. Где-то в вышине мерцает еще несколько редких звездочек. Ветер свежеет. На фок-матче качается, поскрипывая, белый фонарь. Два других фонаря, по правому и левому борту, следуя движениям качки, бросают на волны длинные шлейфы красного и зеленого цвета.

Еще только восемь часов. Закуриваю сигару и, расставив ноги, чтобы создать упор против боковой качки, начинаю прогуливаться вдоль борта. Пассажиры первого класса уже покинули палубу, и я нахожусь здесь почти в полном одиночестве. По мостику взад и вперед шагает старший помощник, следя за курсом, которого должен придерживаться стоящий рядом с ним рулевой. Лопасти гребных колес с огромной силой ударяют по воде, производя страшный грохот, когда судно накреняется, и одно из них работает вхолостую. Из трубы вырываются клубы едкого дыма, рассыпая в воздухе снопы искр.

К девяти часам наступает полная тьма. Я пытаюсь высмотреть вдали огонек какого-нибудь парохода, но тщетно: на Каспийском море нет большого движения. Слышны только крики морских птиц — чаек и синьг, отдающихся прихоти ветра.