Андраш Беркеши - Последний порог

• Название: Последний порог
• Автор: Андраш Беркеши
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1981

В романе видного венгерского писателя, хорошо известного советским читателям по ранее изданным книгам, воссоздается широкое полотно немецкой и венгерской действительности в предвоенные и военные годы.

Действие книги разворачивается в гитлеровской Германии и хортистской Венгрии, которую осенью 1944 года оккупируют фашисты.

Главными героями романа являются венгерские и немецкие коммунисты — отважные подпольщики, которые, не жалея сил, а часто и самой жизни, борются против фашистов, добывают важные секретные данные и передают их в свой Центр.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Слышал о нем.

— А я не одну неделю там гостил. После побега я несколько раз возвращался в Германию, побывал в Испании, так что не удивляйтесь, почему я такой нервный. — Милан заскрипел зубами: — С восемнадцати лет я не видел родной матери, а ведь я у нее единственный сын. Вы же каждый день видите свою жену. Одно время я жил в одном городе со своей невестой, но встретиться с ней без особого на то разрешения не имел права. Так чего же вы от меня хотите?

— Я не собираюсь вас обижать, не волнуйтесь. — Пустаи стало жаль Милана, но он чувствовал: чтобы направить юношу на верный путь, именно сейчас нужно говорить строго. — Я полагаю, что нам не следует рассматривать свои дела через увеличительное стекло. Это было бы глупо. Вы делаете то, что вам положено делать и что вам доверили, я же выполняю свои обязанности. Я вас прекрасно понимаю: вы устали, нервы у вас пошаливают, но все же других обижать не следует. А есть у вас еще эта паршивая палинка, старина? — спросил Пустаи у Тракселя.

— Еще немного имеется, — ответил тот, снова наполняя стаканы, и недовольно проворчал: — Только должен заметить, что она вовсе не паршивая.

— До чего же вы обидчивы! Беру свои слова обратно. — Немного помолчав, Пустаи добавил: — Хотелось бы познакомиться с вашими соображениями, господин обидчивый.

— Мне нужно попасть на базу, которая расположена на севере в долине Майор. Товарищам необходимо передать по рации, что я жив. О времени перехода у нас есть договоренность.

— Когда и каким образом вы намерены попасть в долину Майор?

— Сначала мне нужно выздороветь, а уж потом что-нибудь придумаем.

Пустаи подумал о жене и ребенке, которые наверняка ужасно волнуются. И он решил утром обязательно съездить в Леаньфалу и успокоить их. Сейчас ему еще больше стало жаль Милана, который десять лет не видел родной матери и никак не может освободиться от мыслей о ней.

— И ваши родные не знают, живы ли вы? — Этот вопрос прозвучал для Милана неожиданно.

— Знать-то знают. Время от времени они получают открытки из Швеции. Я их пишу, а Анна, моя невеста, относит на почту.

— Когда вы встречались с ней в последний раз?

— Два года назад. Я и ей подобным же образом пишу через шведское посольство.

— Довольно опасная игра. Даже не знаю, как вам разрешили такое. Я бы лично запретил.

— А почему?

— Потому что это раскрывает место вашего нахождения, достаточно только проверить почту Анны.

— Но и я не круглый идиот. — Милан улыбнулся: — Вы меня явно недооцениваете. Я ведь очень люблю жизнь. Вы даже представить себе не можете, как сильно я люблю жизнь, особенно теперь. Сколько нацистам осталось еще существовать на свете? Не более полугода.

— Пожалуй, побольше, — заметил Пустаи и посмотрел на старика: — Дядюшка Траксель, я вас объявил больным, так что вы оставайтесь дома. Докторша вас полечит. Если спросят, откуда вы знаете врача Андреа Бернат, скажете, что я вам ее порекомендовал.

Старый Траксель сбил пепел с цигарки и заметил:

— Я вам жаловался на расширение вен, а вы мне и порекомендовали...

— Оставайтесь на положении больного до тех пор, пока не выздоровеет ваш подопечный, а я распоряжусь оформить вам больничный лист. Самое главное — это легализовать приход доктора сюда.

На следующее утро Пустаи зашел к Шкультети, который появление у него главного инженера воспринял как награду и не скрывал своей радости.

Главный инженер довольно подробно, ссылаясь На какие-то достоверные источники, сказал, что на заводе возможны случаи саботажа.

— Я не хотел бы, чтобы вы поняли меня превратно, — доверительно проговорил он, — но, зная вас как человека широких взглядов, я рискнул на откровенный разговор. Думаю, читая официальные сообщения, вы поняли, что военные действия в настоящий момент развиваются не так, как бы нам хотелось. Высадка союзников русских на побережье, положение на итальянском фронте, все новые и новые наступления Советской Армии, постоянное преимущество авиации противника в воздухе — все эти события, вместе взятые, способствовали тому, что оживилась деятельность и так называемого внутреннего фронта. — Шкультети не относился к числу гениальных людей, а был, скорее, рационалистом. Он знал хорошо Пустаи и его семью, да и в среде военных инженеров Пустаи уважали и считали толковым специалистом. Поэтому Шкультети придал лицу соответствующее случаю выражение и в знак согласия кивал головой, хотя сам он уже давно почувствовал, что немцы проиграли эту войну. Однако своими догадками он ни с кем, кроме жены, не делился.

— Вчера, если вы помните, у меня был старый Траксель, — продолжал Пустаи. — Я считаю его очень порядочным человеком, но ведь не секрет, что у него порой бывают завихрения. Он сообщил мне, что намерен взять больничный, вроде бы у него расширение вен. Конечно, его отсутствие отрицательно скажется на работе мастерской да и болезнь его подозрительна. Вы знаете, что саботаж может выражаться в различных формах. Можно саботировать и с помощью болезни. Чтобы оградить нас от подобных случаев, я, учитывая профиль нашего завода, попросил одного знакомого врача обследовать Тракселя, так как его словам я не очень-то верю.

Шкультети одобрил действия Пустаи, более того, сказал, что будет очень хорошо, если и дальше старика до полного выздоровления будет лечить военный врач, то есть Андреа Бернат, а он распорядится, чтобы страховая касса полностью оплатила ему все больничные.

В тот же день Шкультети послал донесение начальнику второго отдела генштаба, в котором, не жалея красноречия, с похвалой отозвался о патриотизме и бдительности Миклоша Пустаи, а заводской страховой кассе приказал оплатить бюллетень Тракселя. Через несколько дней он не без радости узнал о том, что здоровье шутника Меньуша Тракселя благодаря стараниям врача значительно улучшилось.

Профессор Эккер и его секретарша (Эрика по документам числилась таковой) десятого марта прибыли в Будапешт в соответствии с немецко-венгерским соглашением по вопросам культуры. Хильда Эльмер уже несколько дней находилась там. На вокзале их встретил штурмбанфюрер СС Феликс Вебер. Как и Эккер, он был в гражданском.

Вебер сердечно поприветствовал профессора и Эрику. Он был единственным человеком, который знал о подлинном характере их отношений. Он проводил гостей до автомашины. Профессор поинтересовался, что будет с их багажом, и штурмбанфюрер заверил его: Шульце уже получил на этот счет необходимые указания.

Эккеру отвели удобную пятикомнатную виллу в так называемом немецком квартале на Холме Роз. Слева от виллы располагались служебные помещения и теплый гараж, в котором сейчас хозяйничал оберштурмфюрер Пауль Шульце, двадцати семи лет. Это был высокий широкоплечий молодой человек, с багровым, испещренным мелкими оспинками лицом, с красновато-рыжими волосами, такими же усами и короткой бородкой. Вообще-то он числился адъютантом, но в данное время исполнял обязанности шофера и телохранителя, одновременно присматривая за Хильдой, которая жила в помещении для прислуги.

Эккер с удовлетворением осмотрел виллу. Особенно ему понравился кабинет, из окон которого открывался великолепный вид на Пашаретскую долину с множеством вилл и цветущих деревьев, а чуть левее голубела лента Дуная. В окнах домов на Пештской стороне отражался багровый свет заката, профессору он напомнил закат в Сахаре.

— Эрика! — громко позвал он. — Посмотри-ка, я тебе правду говорил.

От неожиданности девушка восторженно воскликнула:

— Очень красиво! Восхитительно!..

Вебер стоял позади и радовался, что сумел доставить профессору удовольствие. Он наблюдал за выражением их лиц, переводя взгляд с профессора на девушку, и вдруг понял, что она очень красива. Он любил женщин, и сейчас ему стало по-настоящему жаль, что эта девушка принадлежит профессору, а следовательно, на нее наложено табу. Однако взгляд его продолжал ощупывать ее ладную фигурку — стройную шею, небольшую, но красивую грудь, крутые бедра. «Да, очень жаль...». — подумал он.

Эккер достал из кармана платок, аккуратно промокнул им едва заметные капельки пота, выступившие на лбу и щеках.

— Спасибо, Феликс, — промолвил он. — Меня тронула твоя забота, сынок.

Вебер со своими людьми уже две недели находился в Венгрии в качестве руководителя Немецкого института в Будапеште. Даже Эрика не догадывалась о том, что на самом деле он офицер гестапо.

Вечером после ужина, прежде чем удалиться в отведенную ей комнату, она по-дружески попрощалась с Вебером. Затем она поставила на маленький столик рюмки и несколько бутылок с напитками — профессор перед сном любил выпить рюмочку-другую коньяку, особенно если был не один.

Эккер на несколько секунд задержал руку девушки в своей руке и сказал: