Николай Капченко - Политическая биография Сталина

• Название: Политическая биография Сталина
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: Научно-издательская компания «Северная корона»
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2004
• ISBN: 5-98383-004-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Предлагаемый вниманию читателей первый том «Политической биографии Сталина» — это не описание каких-либо отдельных эпизодов из его жизни, а попытка осветить все наиболее важные этапы деятельности Сталина, весь его сложный путь от революционера-бунтаря до одного из главных претендентов на ленинское политическое наследство. Автор посвящает много места процессу формирования убеждений и своеобразной политической философии человека, ставшего лидером великой державы. Без осмысления этой философии невозможно понять и дать адекватную оценку внутренней и внешней политики, идеологии, экономической стратегии — собственно, всех сторон жизни Советского Союза в течение трех десятков лет прошлого века.

Первый том базируется на обширном историческом материале, анализ которого позволяет раскрыть образ реального Сталина-политика, на много голов возвышавшегося над своими противниками и оппонентами, что в конечном счете и предопределило его политический триумф. Автор в своих оценках и выводах, в полемике с другими биографами Сталина стремился соблюдать всю возможную объективность. Хотя это, видимо, и не гарантировало его от пристрастных суждений по отдельным вопросам. Тем не менее, историческая картина, нарисованная в томе, подводит читателя к неизбежному выводу: именно Сталину суждено было стать во главе Советского Союза, закономерно приобретшего статус одной из двух сверхдержав XX века. Книгу отличает ясный и простой (но не простоватый!) слог, живая подача событий и фактов. Там, где в силу самой логики истории события прошлого перекликаются с современностью, автор проводит невольно возникающие сравнения и высказывает собственные комментарии.

Уже сама фигура Сталина привлекает к себе пристальное и во многом неудовлетворенное внимание. И с каждым годом все большее! Читатель, для которого история — не просто вчерашний день, а в чем-то и ощутимая часть современности, найдет в книге пищу для размышлений, а в конечном счете — и для осмысления нашего исторического прошлого.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Усугублялся и расширялся также конфликт с Троцким по чисто военной линии. Царицынские военные руководители по указанию Сталина в ряде случаев игнорировали прямые приказы главнокомандующего, которого поддерживал Реввоенсовет республики, т. е. Троцкий. Так, Ворошилов в статье, посвященной роли Сталина в организации Красной армии, опубликованной в связи с его 50-летием, приводит слова бывшего полковника царской армии Носовича, работавшего тогда в штабе Южного фронта и переметнувшегося вскоре к белым «Характерной особенностью этого разгона было отношение Сталина к руководящим телеграммам из центра. Когда Троцкий, обеспокоенный разрушением с таким трудом налаженного им управления округов, прислал телеграмму о необходимости оставить штаб и комиссариат на прежних условиях и дать им возможность работать, то Сталин сделал категорическую и многозначащую надпись на телеграмме:

«Не принимать во внимание»[804].

Обстановка сложилась явно ненормальная, если не сказать критическая. И с той, и с другой стороны шли жалобы в Москву, в ЦК, который рассматривал этот вопрос на своем заседании 2 октября 1918 г. В протоколах заседания зафиксировано следующее:

«4. Конфликт в Революционном военном совете Южного фронта.

Принять предложение т. Свердлова: вызвать т. Сталина к прямому проводу и указать ему, что подчинение Реввоенсовету абсолютно необходимо. В случае несогласия Сталин может приехать в Москву и апеллировать к ЦК, который и может вынести окончательное решение»[805].

Как видно из постановления, центр встал фактически на сторону Троцкого. В соответствии с решением ЦК Свердлов направил письмо в Военный совет Южного фронта, содержание которого было категорическим и недвусмысленным:

«Царицын, военсовет, Сталину, Минину, Ворошилову,

копия: комитет коммунистов Магидову.

Сегодня состоялось заседание Бюро ЦК, затем всего ЦК. Среди других вопросов обсуждался вопрос о подчинении всех партийных товарищей решениям, исходящим от центров. Не приходится доказывать необходимость безусловного подчинения. Положение о Реввоенсовете Республики было принято ВЦИК. Завтра сделаю распоряжение передать его телеграфно. Все решения Реввоенсовета обязательны для военсоветов фронтов. Без подчинения нет единой армии. Не приостанавливая исполнения решения, можно обжаловать его в высший орган — Совнарком или ВЦИК, в крайнем случае в ЦК. Убедительно предлагаем провести в жизнь решения Реввоенсовета. В случае, если считаете их вредными, неправильными, предлагаем приехать сюда, обсудить совместно, принять надлежащее решение. Никаких конфликтов не должно быть. Передаю по поручению ЦК»[806].

Как видим, конфликт принял самые острые формы. Обе стороны настаивали на своей правоте и не изъявляли никакой готовности идти на какие-либо компромиссы. Но развязка вскоре наступила. Вот как она выглядит в описании самого Троцкого: «Жалобы главного и фронтового командования на Царицын поступали ежедневно. Нельзя добиться выполнения приказа, нельзя понять, что там делают, нельзя даже получить ответа на запрос. Ленин с тревогой следил за развитием этого конфликта. Он лучше меня знал Сталина и подозревал, очевидно, что упорство царицынцев объясняется закулисным режиссерством Сталина. Положение стало невозможным. Я решил в Царицыне навести порядок. После нового столкновения командования с Царицыном я настоял на отозвании Сталина. Это было сделано через посредство Свердлова, который сам отправился за Сталиным в экстренном поезде. Ленин хотел свести конфликт к минимуму и был, конечно, прав. Я же вообще не думал о Сталине. В 1917 году он промелькнул передо мною незаметной тенью. В огне борьбы я обычно просто забывал о его существовании. Я думал о царицынской армии. Мне нужен был надежный левый фланг Южного фронта. Я ехал в Царицын, чтоб добиться этого какой угодно ценою. Со Свердловым мы встретились в пути. Он осторожно спрашивал меня о моих намерениях, потом предложил мне поговорить со Сталиным, который, как оказалось, возвращался в его вагоне. — «Неужели вы хотите всех их выгнать? — подчеркнуто смиренным голосом спрашивал меня Сталин. — Они хорошие ребята». — «Эти хорошие ребята погубят революцию, которая не может ждать, доколе они выйдут из ребяческого возраста. Я хочу одного: включить Царицын в Советскую Россию»[807].

Если верить Троцкому, то виной всему был Сталин, подталкивавший своих военных соратников к прямому неподчинению приказам Центра. Сам же Троцкий выглядит здесь чуть ли не в облике справедливого карающего меча, призванного исключительно к тому, чтобы восстановить порядок. О том, какими способами он мыслил себе восстановление этого порядка, можно судить по его же собственным словам: «Я поставил Ворошилову вопрос: как он относится к приказам фронта и главного командования? Он открыл мне свою душу: Царицын считает нужным выполнять только те приказы, которые он признает правильными. Это было слишком. Я заявил, что, если он не обяжется точно и безусловно выполнять приказы и оперативные задания, я его немедленно отправлю под конвоем в Москву для предания трибуналу»[808].

Можно, конечно, понять Троцкого, считавшего, что без выполнения приказов вышестоящего командования невозможно управлять армиями и фронтами, что в такой обстановке неизбежна анархия, чреватая губительными последствиями для судеб Советской республики. Но нужно понять и тех, кому отдавались эти приказы: по большей части малокомпетентные, не учитывавшие реальную обстановку, игнорировавшие мнения тех, кому надлежало выполнять эти приказы.

В сложившейся тогда сложной и напряженной обстановке, когда измены происходили на каждом шагу, когда многие служившие в Красной армии бывшие царские офицеры стремились всеми силами нанести ущерб ненавистной для них новой власти «вчерашнего быдла», в такой обстановке приказы сверху должны были согласовываться с местными работниками, знавшими ситуацию гораздо лучше. Конечно, имеется в виду период разработки этих приказов, а не то время, когда они уже были спущены вниз. А Троцкий и главное командование как раз и отличались тем, что зачастую вовсе не учитывали мнение местных работников, требуя от них лишь беспрекословного подчинения приказам.

Такова была реальность, и именно она лежала в основе частых конфликтов по военным вопросам, в которых во время своей работы в период Гражданской войны был замешан Сталин. Царицынский эпизод — лишь одно, может быть, наиболее яркое проявление такого рода конфликтов. Если на поверхности лежит в основном конфликт личностей, то подспудно, в глубине зримо проступают объективные причины военных конфликтов. Именно эти глубинные причины стали первоосновой возникновения так называемой военной оппозиции в партии, о чем пойдет речь несколько позднее.

Завершая этот небольшой рассказ о царицынской эпопее, хочу вновь процитировать Троцкого. Из того, что он пишет совершенно определенно явствует, что Ленин отнюдь не стоял безоговорочно на стороне Троцкого и не считал виновником конфликта одного Сталина. Итак, Троцкий свидетельствует: «Ленин слишком хорошо понимал, что мною руководят исключительно деловые соображения. В то же время он, естественно, был озабочен конфликтом и старался выровнять отношения…

Я ответил полной готовностью и Сталин был назначен членом Революционного Военного Совета Южного фронта. Увы, компромисс результатов не дал»[809].

Какие же выводы следуют из всего приведенного выше? Прежде чем ответить на этот вопрос, видимо, следует дать обобщенную политико-психологическую оценку первопричины противостояния Сталина и Троцкого. Без учета таковой трудно понять и в должной мере уяснить фатально обреченный на ожесточенную борьбу характер отношений между этими двумя фигурами большевистского руководства. Конечно, элементы взаимной неприязни и личного соперничества накладывали свою печать на весь спектр их взаимоотношений. По своей натуре они являли собой как бы две противоположности. Сталин, не лишенный амбиций, держался достаточно скромно, порой даже демонстративно скромно. Он умел находить общий язык с местными работниками как в армии, так и на местах, прислушивался к их мнению. Троцкий же, хотя и пытался скрыть свои претензии на роль вождя Красной армии, на каждом шагу демонстрировал непомерное высокомерие, скорее мифический, чем действительный, полководческий «талант». Это было заметно даже невооруженным взглядом. Можно перечислить и многие другие параметры психологического плана, создававшие непреодолимую пропасть между этими двумя личностями. Однако базисом, на котором взросла их взаимная вражда, вылившаяся в смертельную схватку, все-таки были мотивы политико-стратегического порядка. А точнее — мировоззренческого плана. Сталин был взращен на российской почве, и в России он черпал свою силу и уверенность в успехе дела революции. Троцкий же, условно говоря, был западником: Запад для него был источником и надежд, и подражаний. Все остальное было уже производным.