Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

— Да, сэр.

— По документам видно, что ты с ним учился в одном колледже. Но не перестарайся с этой дружбой. Он не должен ничего подозревать. Понятно тебе?

— Да, сэр.

— Я хотел бы поймать его на месте преступления, если удастся. Тогда мы его примерно накажем и заткнем рот мятежникам, всем, кто болтает языком и распускает слухи. До тех пор я не намерен ничего предпринимать. Пусть они пока гуляют — Деби-даял и все, кого мы подозреваем. Но каждую минуту, которую он проведет за стенами тюрьмы, ты не должен спускать с него глаз.

«Они справедливы, всегда справедливы, что бы ни случилось», — напомнил Гьян самому себе. Он не представлял себе, что кто-нибудь другой, кроме англичанина, стал бы проявлять такую щепетильность. Индийская полиция тотчас схватила бы всех подозреваемых, приволокла бы в участок, и там их били бы до тех пор, пока они не признались бы во всем. А может быть, и здесь, в тюрьме, надзиратели поступили бы так же, не опасайся они Маллигана. Мысль о том, что произошло бы, если бы в тюрьме хозяйничали личности вроде Балбахадура, была слишком страшной, чтобы на ней останавливаться. «Но разве не к этому стремятся националисты, — думал Гьян, — прогнать всех англичан и вручить власть тысячам и тысячам Балбахадуров?»

— Вот возьми, — сказал Маллиган. — Пусть будет у тебя наготове. И никому не показывай, даже старшим. Ни на кого из них по-настоящему нельзя положиться. Пользуйся только в случае крайней необходимости, только если не будет другого выхода, чтобы схватить кого надо на месте преступления. — И подал ему сверкавший на солнце полицейский свисток.

Гьян принял его с признательностью. Это был знак особого доверия со стороны Маллиган-сахиба. Свистки применялись как тюремные сирены, для объявления общей тревоги и для оповещения стражи у ворот: «Спешите к месту происшествия!» Только офицеры и старшие получали свисток.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Гьян.

Даже когда Маллиган ушел, Гьян не склонен был особенно печалиться о своем новом задании. Стоит только человеку привыкнуть к мысли, что он стал провокатором, и он не увидит в этом ничего страшного. Правда, Гьян не мог поверить, что лозунги писал Деби-даял. Но если это Деби, не следует ли предупредить его, что за ним следят?

Во всяком случае, Гьян был рад, что следствие ведет сам Маллиган, а не его подчиненные. Гьяна восхищала дотошность Маллигана, а более всего его выдержка. Он был убежден, что Маллиган никогда не вынесет приговор без неопровержимых доказательств. «В его руках, — думал Гьян, — меч правосудия не может быть опасным».

Признанный виновным

Вечернее солнце освещало седьмой барак, длинные тени решеток падали на грубый, с выбоинами пол. Деби-даял следовал за тюремщиком-гуркхом, как всегда вооруженным дубинкой, утыканной гвоздями. Они спустились по лестнице, вышли во двор, а затем, миновав тюремные ворота, направились к административному зданию на холме.

— Не забудь поздороваться, как войдешь, — предупредил Балбахадур. — А то я с тобой рассчитаюсь.

Деби-даял терялся в догадках: почему сменили прежнего тюремщика? Обычная тюремная неразбериха? Или это фокусы Маллигана? Надо же было, чтобы из сотни здешних тюремщиков попался Деби именно тупица Балбахадур с его садистскими замашками.

Маллиган сидел за своим столом в конторе. Его помощник Джозеф стоял рядом — живое воплощение исполнительности. В руках он держал пачку бумаг. На столе перед Маллиганом лежал голубой конверт.

Ввели Деби-даяла. Тюремщик вытянулся перед Маллиганом, щелкнув форменными сапожищами.

— Приветствуй начальника! — приказал он.

Деби-даял не приветствовал. Он молча смотрел в глаза Маллигану. Какое-то время и Маллиган, повернув к Деби потную, багровую физиономию, глядел на него, двигая челюстями. Потом он кивнул главному надсмотрщику. Церемония тюремного правосудия началась.

«Вы, Деби-даял Кервад, сын Текчанда Кервада, заключенный № 436, поступивший в 1939 году, — начал читать Джозеф, — настоящим обвиняетесь в нарушении ряда положений Тюремного устава. Получив незаконным путем денежную сумму, вы в двадцатых числах августа 1940 года, преступив запрет, спрятали означенные деньги в дупле фруктового дереза, находящегося приблизительно в ста ярдах за пределами «ячеечной» тюрьмы, куда вам, как не отпущенному на поселение особо опасному преступнику, выходить запрещается. Помимо этого, в тот же самый или в один из ближайших дней вы написали антиправительственный лозунг на стене около упомянутою дерева».

— Поняты вам обвинения? спросил Маллиган.

— Да, — ответил Деби-даял.

— Признаете вы себя виновным?

— Нет.

— Ни по одному из трех пунктов?

— Ни по одному.

Маллиган потянулся за голубым конвертом.

— Случилось так, что я лично просмотрел это письмо прежде, чем оно было вручено вам. Я установил, что это письмо действительно было вручено вам заключенным Гьяном Талваром, который в своих показаниях этот факт подтверждает.

— Это в самом деле мое письмо. Во всяком случае, оно было адресовано мне. Я получил его.

Маллиган вытащил три ассигнации.

— Таким образом, первое обвинение полностью доказано. Это ваши деньги?

Деби-даял отпрянул. Его безразличие сменилось яростью.

— Это подстроено! — воскликнул он. — Я в самом деле получил письмо, но я его не распечатывал. Я все письма бросаю в мусорный ящик нераспечатанными. — Голос его задрожал, тон стал резким. — Даже если там были деньги, я не мог знать об этом. Что вы хотите мне припаять? А раз уж хотите, зачем эта комедия? Объявляйте приговор, и конец делу!

— Кхамош! Молчать! — завопил Балбахадур и ткнул Деби дубинкой. — Не сметь кричать на сахиба.

— Но вас видели, — продолжал Маллиган. — Был замечен человек в тюремной одежде со знаком особой опасности, спускавшийся с того самого дерева, в котором впоследствии нашли ваше письмо и деньги. А дерево это растет возле той стены, на которой намалеван отвратительный лозунг.

Так вот оно что! Дело не в деньгах. Они хотят приписать ему кое-что посерьезнее. Тогда они смогут назначить ему столь милое их сердцу наказание, которое еще упоминается в уставе, несмотря на тюремную реформу. Порка! Деби невольно вздрогнул.

— Это провокация! воскликнул он с негодованием. — Я не писал лозунгов! Ни в тот раз, ни в другой день. Во-первых, я не поклонник немцев, они не лучше англичан. Во-вторых, я никак не мог бы этого сделать. Сколько угодно людей подтвердят, что я работал рядом с ними. Это чистейшая провокация. Тот, кто говорит, будто видел меня, — лжец, он хочет выслужиться ценой клятвопреступления. Нет, я не писал лозунгов!

— В деле имеются данные о том, что одним из основных занятий вашей группы на континенте было малевание антибританских лозунгов, — напомнил Маллиган.

— Я утверждаю лишь, что не писал лозунгов на стене около тюрьмы — ведь именно в этом меня сейчас обвиняют. Впрочем, вы, быть может, хотите наказать меня за действия, совершенные год назад в Индии.

После этого в комнате наступило долгое молчание.

— Имеете вы что-нибудь добавить? — спросил Маллиган.

— Нет, — ответил Деби.

— Вы по-прежнему отвергаете все обвинения?

— Отвергаю.

— Тогда все. Уведите заключенного.

— Кланяйся начальнику! — приказал Балбахадур.

Деби-даял не поклонился.

— Кругом! Живо! — выкрикнул тюремщик и вывел Деби-даяла из кабинета.

— Наглая свинья! — пробормотал Маллиган ему вслед. — Что вы думаете об этом, Джозеф?

— У нас неопровержимые свидетельства, — успокоил его помощник.

Маллиган открыл красный ящичек, стоявший на столе, вынул сигару, покрутил ее между пальцами и снова положил в ящик, хлопнув крышкой.

— Ума не приложу, — сказал он с сомнением. — Это наглый тип, но, мне кажется, он не лжец. Не то что другие, вроде Большого Рамоши, — закоренелый брехун!

— Он признает, что получил письмо, — настаивал Джозеф. — Остальное вытекает из этого.

Маллиган, все еще сомневаясь, в раздумье глядел на ящик с сигарами.

— Возможно, он действительно получил деньги и спрятал их, хотя точных доказательств нет. Кроме того, как вы прекрасно знаете, почти каждый из них хранит какой-то денежный запасец. Правда, обычно меньше трехсот рупий, и не банкнотами. Как правило, они утаивают золотые монеты — соверены.

Маллиган немного посидел, молча, как всегда равномерно сжимая и разжимая челюсти. Потом вдруг ударил кулаком по столу.

— Но эта история с лозунгами мне не нравится, — воскликнул он в ярости. — Подлые предатели! Они дождутся порки. Я покажу им, как бунтовать! За призыв к бунту нужно карать беспощадно, здесь особенно. Но сначала я должен быть абсолютно убежден. Показаний против этого молодчика далеко не достаточно. Болтовня Большого Рамоши мало что значит. Я не сомневаюсь, что он и сам мог держать там деньги. Нет, лучше немного подождать. Если Деби-даял тот, кого мы ищем, докажем это. Не так уж трудно поймать его с поличным. Я не собираюсь возвращать его в одиночку и держать в наручниках. Пусть трудится со всеми вместе. В один прекрасный день он обязательно себя разоблачит.