Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

— Двадцать четыре! Двадцать пять!

Наконец все кончилось. Даже «должностное лицо» обливалось потом. Угольно-черные руки блестели, словно натертые маслом.

Врач выступил вперед. Охранники сняли осужденного с окровавленной рамы и положили на землю. Его спина и ягодицы представляли собой куски обнаженного мяса — синеватого, розового, белого, но как ни странно, не залитого кровью.

Доктор нагнулся к Деби, нащупал пульс и сообщил, что пульс нормальный. Потом он присоединился к Маллигану, который теперь, когда официальная часть закончилась, позволил себе закурить сигару. Фельдшер смазал раны дезинфицирующей мазью, а потом прикрыл их марлей, намоченной в каком-то растворе. После этого наказанного унесли на носилках.

Маллиган велел Джозефу распустить заключенных и пошел прочь, оживленно беседуя с доктором. Джозеф скомандовал: «Смирно!» и «Разойдись!» Заключенные возвратились к прерванным занятиям.

Под звуки волынок

Стыд было тяжелее переносить, чем всеобщее осуждение. Стыд был словно болезненная внутренняя язва, заставлявшая его стонать от боли, мучиться ночными кошмарами.

С того вечера Гьян Талвар стал самым презираемым человеком в колонии. Даже охранники чувствовали себя неловко в обществе шпиона-любимчика, втайне от всех получившего знак власти — офицерский свисток.

Гьян был объявлен фери-поселенцем года за два до того, как подошел срок. Но еще раньше он стал отверженным — парией в колонии. Он имел право носить обычную одежду и мог поселиться всюду, где нашел бы работу. И все же ему некуда было идти. В поселках Андаманских островов всем заправляют бывшие заключенные, чьи сроки наказания давно уже кончились, но которые решили остаться здесь. Гьяну сказали, что у них для него нет места. А глубокий старик, глава колонии Залив феникса плюнул ему в лицо. Его прогнали отовсюду: с лесопилки в Чатхаме, с огорода в Заливе моряков, даже с чайной и каучуковой плантаций в глубине острова.

Через несколько дней после своего посвящения в фери Гьян снова поселился в тюремном бараке. Дело кончилось тем, что Маллиган раздобыл для него конуру в многоквартирном доме-общежитии в Заливе моряков, но работать на огороде ему по-прежнему не разрешали. Так он и остался в отделе снабжения — просматривал почту, принимал отчеты о расходуемых продуктах. Прокаженный в мире преступников, жалким шпион Британской империи!

1940 год сменился 1941-м, позволив заключенным сделать отметку в списке оставшихся лет. Маллиган провел с ними беседу о военном положении. Британская армия великолепна, непобедима, ресурсы ее неисчерпаемы, у нее хватит пушечного мяса, чтобы удовлетворить прожорливую войну в Европе, в Африке и в арабских странах. Кое-что останется и про запас. И словно в доказательство слов Маллигана, в январе 1941 года в Порт-Блэр прибыл целый батальон шотландцев и промаршировал по улицам под аккомпанемент волынок.

В пальмовой роще на полпути между Заливом моряков и Главной пристанью был оборудован лагерь — ряд аккуратных офицерских палаток и другой ряд, подлиннее, чистых белых тентов для солдат. С приходом английского воинства умерли надежды многих заключенных. Стоило взглянуть на солдат — загорелых, важных, четко отбивавших шаг на шоссе или занимавшихся строевой подготовкой и гимнастикой на подстриженных газонах, как тут же рушились надежды тех, кто ждал скорой победы немцев. Вечерами шотландские парни, насвистывая, посмеиваясь, напевая, слонялись по базару в поисках спиртного и женщин. А потом из воинской столовой доносились оглушительные рулады радио, проникавшие даже в камеры «серебряной» тюрьмы.

Неожиданно для самого себя, вовсе не стремясь к этому, Деби-даял стал тюремной знаменитостью. Он осмелился поднять руку на Балбахадура, гнуснейшего из тюремщиков, и тот по милости Деби отправился на три недели в больницу. Вдобавок заключенные проведали, что Балбахадур теперь навсегда потеряет свои мужские способности. Деби отомстил за всех, и все радовались его победе и издевались над искалеченным Балбахадуром. Когда через десять дней Деби выписали из больницы и послали на общие работы, все дружно встали при его появлении. Они видели, как тяжело давался ему каждый шаг, они чувствовали, что на его теле до сих пор еще нет живого места. Деби сел на землю перед грудой кокосов, но пальцы не слушались, у него не хватало сил сдирать кожуру. Не произнеся ни слова, один из стражников отодвинул от Деби орехи и распределил их между другими заключенными.

Никто не смотрел на Гьяна, но он чувствовал общее презрение. Ему ничего не оставалось, как ускользнуть со двора с видом побитой собаки.

Так с тех пор и повелось. Арестанты соперничали друг с другом за право оказывать мелкие услуги Деби-даялу — мыть его тарелку, стирать одежду, угощать тюремными лакомствами, оставленными от обеда или купленными у тюремщиков. Жалко было смотреть на их огорченные лица, когда Деби отказывался от угощения.

Все эти настроения не ускользнули, конечно, от острого глаза коменданта. Он переговорил с командиром воинской части, майором Кемпбеллом, а потом вызвал к себе Гьяна.

— Командиру гарнизона нужен клерк, кто-нибудь знающий английский и хинди. Я рекомендовал тебя. Вечером отправишься к нему. Если ты ему подойдешь, завтра же приступай к работе.

— Бесконечно вам признателен, сэр, — поблагодарил Гьян.

Майору Кемпбеллу не исполнилось еще и тридцати лет. Приветливая улыбка озаряла его открытое лицо. Типичный англичанин, он все-таки чем-то отличался от всех европейцев, с которыми Гьяну приходилось иметь дело. При появлении нового клерка майор протянул руку. Гьян с некоторой опаской прикоснулся к этой руке — ему еще никогда не приходилось обмениваться рукопожатием с европейцем.

Майор Кемпбелл бросил на него быстрый взгляд.

— Думаю, вам лучше завтра прийти без этой штуки, — он показал на цепочку, красовавшуюся на шее Гьяна.

— Нам не разрешают снимать цепочку, сэр, — объяснил Гьян. — До тех пор, пока не подойдет число, которое здесь выгравировано. И потом… только кузнец сможет ее снять, она очень прочная.

— Понимаю. Тогда, может быть, вы застегнете воротник, чтобы вас не смущала эта железка. Не возражаете?

Вот, оказывается, какое условие ставит ему майор — он, Гьян, не должен чувствовать себя неловко, работая здесь.

Утром Гьян явился на работу в куртке, застегнутой на все пуговицы. Жалованье ему положили шестьдесят рупий в месяц, столько же получали старшие надзиратели в тюрьме. Каким облегчением было вырваться было вырваться из атмосферы презрения и ненависти, окружавшей его в тюрьме, хотя и до сих пор его жег стыд, спрятанный в глубине души, словно металлический диск на цепочке под застегнутым воротником.

Постепенно солдатская труба стала для него столь же привычной, как тюремный колокол. Появились и удовольствия, о которых еще недавно он и мечтать не мог: сигареты в ларьке, чай с бисквитами в одиннадцать часов, а иногда и настоящий солдатский завтрак— консервированная колбаса с пюре.

А через несколько недель после этого майор Кемпбелл попросил Маллигана подыскать ему рассыльного, и в штабе появился Гхасита, Большой Рамоши, вышедший на поселение одновременно с Гьяном и подыскавший себе жилье в колонии Залив феникса. Если бы Гьяну предложили самому найти подходящего человека, то изо всей колонии он выбрал бы именно Большого Рамоши. По крайней мере, этот малый не осуждает поступка, совершенного Гьяном.

Рамоши, как всегда, был груб и развязен, и все же Гьяну было приятно, что он сидит неподалеку около тента, слушает, как ругаются солдаты, и просит Гьяна объяснить значение всех этих слов.

Вечерами Гьян и Рамоши, два гражданина Андаманских островов, в рубашках до колен и в дхоти возвращались из военного лагеря, болтая о служебных делах. Так шагали они целую милю до перекрестка, где расходились их пути. Гьян отправлялся в свою конуру в Заливе моряков, Рамоши — в Заливе феникса.

Как-то раз по дороге домой спутник Гьяна вдруг умолк. Обычно он трещал без остановки, как заведенная машина, совершенно не обращая внимания на слушателей.

— Что творится с тобой сегодня? — спросил Гьян.

Несколько секунд Рамоши пе отвечал. Потом вдруг сказал:

— Если я добуду парусную шлюпку, ты согласишься?

— Соглашусь? — Гьян не сразу понял. Мысль о бегстве была слишком далека от него в этот момент. — С чем соглашусь?

— Шлюпка с большим парусом, — втолковывал Рамоши.

— Но где ты ее добудешь? Как?

— Их тут полно. Я думаю, мне удастся найти какую-нибудь. Но сначала… сначала надо договориться о других вещах. С лодкой спешить не стоит.

Наконец Гьян уразумел.

— Ты хочешь сказать, мы с тобой вдвоем?..

Рамоши отрицательно мотнул головой.

— Нужен, по крайней мере, третий. Но можно подыскать его попозже, когда все подготовим.