Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

— Как прикажете, ваша честь, — почтительно склонился Джозеф.

— Мне нужно, чтобы с подозреваемых ни на минуту не спускали глаз, когда они выходят из бараков. И скоро мы все выясним.

— Слушаюсь, сэр.

Маллиган снова потянулся за сигарой, помял ее в пальцах, подержал над ухом, чтобы послушать мягкий шелест табачных листьев, наконец отрезал кончик и закурил.

Какое-то мгновение огненный шар солнца лежал неподвижно на вершине Седло-горы, словно мяч на носу тюленя, а потом медленно скатился на противоположный склон.

Когда они тронулись в обратный путь к баракам, короткие тропические сумерки уже готовы были смениться темнотой.

— Пошевеливайся, хамское отродье! — выругался Балбахадур, убедившись, что в конторе их уже не услышат. — Будь я главным сахибом, я бы послал тебя на. маслобойню за то, что не кланяешься. — И он подтолкнул заключенного дубинкой, усеянной гвоздями.

Укол в поясницу был довольно ощутимым, но все же недостаточным для того, чтобы рассеялась горечь нового несправедливого обвинения, которое хотят взвалить на Деби-даяла. Но следующий болезненный удар по тому же месту мгновенно заставил переключиться на иной лад.

Возможность, о которой он давно и страстно мечтал, вдруг пришла к нему, словно умоляя ею воспользоваться. Нужно только оглушить охранника и скрыться в джунглях. Так бывает с головоломками: все детали рисунка вдруг сами складываются и образуют фигуру, когда вы уже потеряли всякую надежду.

И сразу же Деби подумал о джунглях, мрачных андаманских джунглях, которые не сравнить ни с какими другими джунглями на земле: туземцы трижды ухитрялись отбить попытки англичан захватить остров. Еще ни одному заключенному не удалось совершить успешный побег. Дело не только в непостижимой враждебности этих непроходимых зарослей, но и в отравленных стрелах джаора, которые всегда найдут чужака. Эти маленькие нагие люди стреляют без промаха. Даже англичан они вынудили сражаться за каждый дюйм земли. Теперь они там, в темном лесу, вне досягаемости пуль охраны. Правда, умелое сочетание ружейных залпов и подачек в конце концов позволило англичанам усмирить некоторых джаора, живущих вдоль побережья. Но именно эти полуцивилизованные существа — самая большая опасность, которая его подстерегает. Им вменялось в обязанность доставлять обратно в тюрьму каждого беглого заключенного — живого или мертвого. За это они получали заранее обусловленную награду— сто рупий серебром и мешок соли. За прошедшие годы они водворили назад многих беглых каторжников, но ни одного — живым. А еще глубже в джунглях живут другие племена джаора, совсем дикие, которые строго соблюдают обычай — нападать на каждого пришельца. Никто из заключенных, попавших к ним в руки, вообще не возвратился — ни живым, ни мертвым. Говорят, что они каннибалы.

— Поторопись-ка, ты! — услышал Деби крик Балбахадура. — Думаешь, ублюдок, за меня кто-нибудь все дела переделает?! — И Балбахадур толкнул его в плечо, заставляя идти быстрее.

Прикосновение руки охранника обожгло Деби. Он невольно с отвращением отшатнулся. «Важно все-таки сохранить хладнокровие, — напомнил он себе, — и все обдумать как следует. Конечно, еще не так темно, как хотелось бы, но другой такой возможности не представится». Если бы он планировал все заранее, ему следовало бы выбрать именно этот, последний час рабочего дня, самый напряженный для заключенных и начальства. Узники занимаются своими вечерними делами: моют посуду, пытаются тайком простирнуть что-нибудь свое, стоят в очереди в уборную, куда в темноте им ходить запрещается, стараются выторговать у охранников сигареты или табак. Тюремщики и охранники погоняют их, чтобы успеть вовремя закончить все дела и доложить начальству о «полном благополучии».

Деби взглянул на гуркха по-новому, свежим взглядом: черты грубого животного, резко выступающие скулы, приплюснутый нос гориллы, могучие кривые ноги. Ему невероятно повезло, что рядом с ним только этот человек. Второго такого шанса не будет — вдвоем с гуркхом у самых джунглей. Надо решаться. Еще сто ярдов, и они окажутся в поле зрения охраны, у главных ворот.

— Ну, пошел же ты… — выругался Балбахадур и снопа поднял дубинку.

Деби действовал без четкого плана, словно повинуясь порыву. Он повернулся к тюремщику и пружинистым прыжком приблизился к нему, как пантера к неуклюжему буйволу. Применить элементарный прием дзю-до оказалось совсем не трудно. Когда противик поднимает оружие, тут он особенно уязвим. Вся штука в том, чтобы подойти к нему совсем близко и нанести ребром правой ладони сокрушительный удар снизу вверх по дыхательному горлу. Еще более страшный, убийственный прием — удар в пах.

Деби выбрал последнее. Как быстро забыл он постоянные увещевания Томонага: «Никокта не бить межту ноги! Никокта!»

Деби ударил изо всех сил. Гуркх согнулся пополам, как складной нож, даже не застонав, — так он был ошеломлен внезапной невыносимой болью. Ему казалось, что бомба разорвала его внутренности и ослепила его. Сначала он корчился на земле, похожий на змею, у которой отрезали голову, но которая еще живет, потом затих.

Все это увидел Гьян, неотступно следовавший за Деби и Балбахадуром. Сначала он застыл как изваяние. Прошло мгновение, прежде чем он понял, что произошло, и еще одно, прежде чем начал действовать. Гьян вынул свисток и дул в него до тех пор, пока не услышал ответный звон колокола в центральной башне. Разделенные едва ли двадцатью ярдами, они с Деби-даялом уставились друг на друга, испуганные и настороженные, как животные, внезапно застигнутые охотником. Топот стражников уже звучал у них в ушах и с каждой секундой становился все отчетливее.

И только тогда весь ужас содеянного им дошел до сознания Гьяна.

— О боже ты мой! — вздохнул он. — Молю тебя, прости, Деби, прости. Я виноват, виноват… о, что я сделал!

Но охранники с угрожающими криками уже приближались к месту происшествия.

Заключенных выстроили, как на парад, тремя шеренгами, образующими полукруг около треугольного возвышения. Охранники вывели приговоренного и поставили его около деревянной рамы. Потом ему было велено раздеться и повернуться спиной к строю. Его кисти прикрепили стальными кольцами к верхней горизонтальной жерди, лодыжки к нижней. Кожаный воротник, соединенный с цепью, охватывал его шею.

Теперь Деби, распятый на специальной раме, был приготовлен к экзекуции.

Фельдшер принес дезинфицирующий раствор и бинты. Большой колокол на центральной башне не умолкал целую минуту. С его последними ударами во двор вошел Маллиган, подпоясанный походным ремнем, одетый в скрипучую, накрахмаленную форму с сияющими медными пуговицами. По правую сторону от него шествовал тюремный доктор, по левую — палач, приземистый негр, державший в руках тростниковые прутья.

Джозеф отдал команду «Смирно!» и подошел к коменданту с приветствием. Получив разрешение и остановившись на полпути между заключенными и Деби, Джозеф начал чтение приговора.

«Заключенным № 436, поступивший в 1939 году, Деби-даял Кервад, сын Текчанда Кервада, признанный виновным в том, что он: а) напал на охранявшего его служащего тюрьмы и нанес ему серьезные увечья и б) пытался совершить. побег,

по приказy коменданта приговаривается:

к двадцати пяти ударам тростниковыми палками, которые нанесет ему соответствующее должностное лицо. Приговор будет приведен в исполнение немедленно с разрешения коменданта».

— Приступайте! — приказал Маллиган.

Человечек взмахнул тростниковым прутом и со свистом опустил его на спину заключенного, привязанного и раме. Тонкая розовая полоса обозначилась на теле Деби.

— Раз! — начал считать Джозеф.

Тростниковый прут ритмично поднимался и опускался, рассекая воздух.

— Два! Три! Четыре! — считал Джозеф.

После пятого удара Деби-даял вскрикнул, а потом стонал и выл, как раненый зверь. Все его тело дергалось при каждом ударе. Красные борозды на спине образовали частую решетку. Потом кровь, сочившаяся из рубцов, заполнила тонкие линии, все расширяя их и расширяя, пока не обнажилось мясо. Вдруг стоны резко и внезапно оборвались.

— Семнадцать! Восемнадцать! Девятнадцать! — звучал голос Джозефа.

Вжик… Вжик… Прут, выгибаясь, обрушивался на несчастного с хриплым, хлопающим звуком. И каждый раз тело корчилось теперь уже непроизвольно, скорее от самого удара, чем от боли.

— Двадцать четыре! Двадцать пять!

Наконец все кончилось. Даже «должностное лицо» обливалось потом. Угольно-черные руки блестели, словно натертые маслом.

Врач выступил вперед. Охранники сняли осужденного с окровавленной рамы и положили на землю. Его спина и ягодицы представляли собой куски обнаженного мяса — синеватого, розового, белого, но как ни странно, не залитого кровью.