Павел Мурузи - Александра Федоровна. Последняя русская императрица

• Название: Александра Федоровна. Последняя русская императрица
• Автор: Павел Мурузи
• Издательство: "Вече"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1187-7

Документальный роман-биография известного французского писателя, драматурга, поэта, журналиста Павла Мурузи рассказывает о жизни императрицы Александры Федоровны, жены последнего российского императора Николая II. Годы царствования Николая II оказались отнюдь не радужными не только для дома Романовых, но и для всей России. Несмотря на очевидные экономические успехи, страна стремительно катилась в пропасть, подталкиваемая внутренними и внешними врагами. Первая мировая война, Февральский и Октябрьский перевороты привели к гибели империи, жестокой расправе с царской семьей, братоубийственной гражданской войне. На этом фоне писатель показывает жизненный путь Александры Федоровны, ее становление как личности и как монархини, ее женскую судьбу - радости и горести невесты, жены, матери, ее переживания за безнадежно больного сына-наследника и мужа, "хозяина Земли Русской".

---

Говорят также, что она ничего не понимала в русском характере. Не потому ли, — заметим мы в ее оправдание, — что ее характер тоже было не так легко понять.

Капризный, нетерпимый характер большинства дам из высшего света, хотя некоторые из них и могли стать ее до­верительными компаньонками, напротив, отдалял от них Александру, которая совсем не важничала, но не могла, была не способна, терпеть их резких перепадов в настро­ении, непредвиденных крутых поворотов, так как сама привыкла к простоте в обращении, к прямоте и искрен­ности.

Стоит ли после этого удивляться, что несчастная царица все больше углублялась в изучение православия, постоянно искала в религии, в сверхъестественном, ту сердечную теп­лоту, которую ее сердце в полной мере ей не давало. Ее не­сгибаемый характер не позволял ей легко менять свои при­страстия, — симпатии и антипатии, — что резко контрасти­ровало с духом угодничества и лицемерия придворных.

К тому же русская знать все больше замыкалась в своем узком кругу. Она обычно не допускала к себе и высокопо­ставленных чиновников, даже министров империи, если они были низкого, не патрицианского происхождения.

Придворные дамы, ее фрейлины, — все дарили ей заучен­ные, принужденные улыбки, но при всех ее попытках сбли­зиться с ними оставались холодно недоступными.

Как же ей в конечном итоге не отвернуться от такого яз­вительного, изливающего яд общества, которое, включая и членов ее собственной семьи, замечали и злобно комменти­ровали каждый ее неверный шаг, каждую, совершенную ею поневоле ошибку.

Ей было просто необходимо, чтобы избегать этих льсти­вых реверансов и поклонов, этих многозначительных умол­чаний со стороны многих в ее окружении, проявлять свое высокомерие, которое тут же вызывало град упреков. Рас­пространялись слухи, что она — самодовольная великая гор­дячка и к ней невозможно подступиться.

Великая княгиня Мария Павловна, вдова великого кня­зя Константина Александровича, так и не сумела вывести ее из того монашеского молчания, которым она отвечала на нескромные авансы большинства светских дам. Только одна королева Греции, Ольга Константиновна, всегда имелак ней беспрепятственный доступ последние три года девятнадца­того века. У королевы был замечательный характер, она была наделена чисто природной добротой, и всегда сильно пере­живала, когда видела с какой ненавистью императрица-мать относится к своей невестке.

Еще одному человеку удалось заручиться симпатией Александры. Это стало таким важным событием, что все петербургское общество вместе с царской семьей открыто высмеивали происходившее.

Речь идет об очаровательной смуглой молодой женщине, которой в ту пору было лет тридцать, дочери старого короля Черногории Николая I Негоша. Она была так несчастна в своем первом браке с герцогом JIейхтенбергским. Эта прин­цесса была вынуждена согласиться на развод, что, конечно, испортило ей всю жизнь. Жестокость, проявляемая к ней ее супругом, заставила ее покинуть неустроенный семейный очаг. Александре было об этом хорошо известно. Страдания, выпавшие на долю этой несчастной женщины, сближали царицу с ее дальней родственницей. Повсюду все говорили, что Мария Федоровна постоянно опекала княгиню вместе с ее сестрой Милицией Черногорской, супругой ее кузена, великого князя Петра Николаевича, но та ответила ей чер­ной неблагодарностью и императрица отвернулась от нее.

Анастасия, которую обычно все называли Стана, облада­ла чисто славянским характером, любила все сверхъесте­ственное, оккультизм и все связанные с магией науки. Ее сестра полностью разделяла вкусы и пристрастия сестры, и обе они прославились при дворе тем, что принадлежали к обществам магов, теософов и имели склонность к изучению иных религий.

Так как ни та, ни другая, не желали в силу своего свобо­долюбивого характера, подчиняться скрытой власти вдов­ствующей императрицы, то все на них глядели косо. Им придумали обидные прозвища — «черная чума» за то, что они часто отпускали весьма язвительные, но правдивые за­мечания по поводу выходок многих членов императорской семьи.

Когда Александра узнала в каком трудном положении оказалась княгиня Стана Лейхтенбергская, она пожалела ее, ее несчастную судьбу, и увидела в ней свою союзницу, ведь и ее, как Стану, осыпали упреками из Аничкова дворца, ее, как Стану, постоянно осуждали те члены царской семьи, которых определенные дипломаты без особого уважения называли «старым двором».

В конце весны, когда царица почти никого не видела у себя из-за недавно перенесенных родов, для этой миловид­ной, разведенной женщины она сделала исключение. Чер­ногорской княгини все сторонились из-за ее нового поло­жения разведенной и из-за ее резкого, прямолинейного ха­рактера, который многим не нравился.

Великий князь Николай Николаевич и его брат Петр Николаевич тоже стали исключениями, Александра не про­являла к ним такой холодной сдержанности, как к осталь­ным членам семьи Романовых, и поэтому те были частыми гостями во дворце императрицы в Царском Селе.

Императрица очень скоро стала «спасать» свою протеже, ограждать ее от презрительного к ней отношения из-за того, что она теперь — «разведенная». Николай Николаевич, стар­ший дядя Николая II, слишком легкомысленно с юмором, относился к своему высокому титулу — Ваше высочество. Он на самом деле был человеком высоким, его рост — два мет­ра, и, как и его племянник Александр III, внушал всем ува­жение только одним своим присутствием, своей подтянутой фигурой военачальника и воинственным видом.

Александру вдруг осенило: почему бы этому свояку Ана­стасии не стать еще и мужем молодой разведенной женщи­ны? Она не ошиблась в расчетах. Она проявила инициати­ву, чтобы покончить со всеми злостными слухами в отноше­нии Анастасии и усмирила быстро тех, кто выступал с критикой ее матримониального прожекта.

Великий князь Николай Николаевич все же женился на Стане (в 1907 году), и таким образом обе дочери короля Чер­ногории стали еще и свояченицами, — случай довольно ред­кий и оригинальный!

Сколько было сказано, сколько написано о том, что с этого времени императрица стала увлекаться практикой спиритов, которой увлекались черногорские сестрички, постепенно стала жить в атмосфере если и не магии, то, по крайней мере, в такой, в которой она испытывала тяготение к различным оккультным науками.

Эти уроженки южного края, черногорские княгини, вно­сили в дворцовую жизнь такую радость, такое веселье, без которых императорской чете никогда бы не выбраться из черной меланхолии.

Стана, как и ее сестра Милиция, излучали просто весе­лую цыганскую бесшабашность, и она, конечно, действо­вала на окружающих. У обеих был такой неудержимый, такой экспансивный характер, что он многих просто шо­кировал, и те только дивились почему это царица с таким упорством оказывает им свою поддержку и защиту? Но чего там! Ведь их мужья принадлежали к узкому семейному кру­гу самого царя, и посему не рекомендовалось слишком громко выражать кому бы то ни было свое неодобрение их поведением.

Благодаря черногорским сестрам, молодая мама получи­ла хоть какое-то развлечение, чтобы развеять свою скуку, но в августе 1897 года ей пришлось все же вспомнить о своих тяжких, «противных» обязанностях.

Ее положение государыни заставляло ее принять во вре­мя официального пребывания в Санкт-Петербурге своего кузена, любителя пустить пыль в глаза, словоохотливого гер- майского императора Вильгельма И, кайзера, который при­был 7 августа в сопровождении императрицы Августы-Вик­тории, своего канцлера, князя Гогенцоллерна, и своего ми­нистра иностранных дел графа фон Бюлова.

Роскошный дворец в Петергофе, с его прудами, монумен­тальными лестницами, фонтанами, способными соперни­чать с фонтанами Версаля, был приготовлен для приема Гоген цоллернов.

Семь дней приемы, парады, концерты, банкеты сменяли друг друга, но все они служили лишь помпезным обрамле­нием, которое так нравилось германскому монарху, для про­должительных уединенных бесед один на один с русским императором.

С плохо скрываемым раздражением кайзер подвергал упрекам русскую империю и, разумеется, ее хозяина, свое­го кузена Николая II.

Ему не нравились ни поездка царя во Францию, ни под­писание союзнического договора между Парижем и Санкт- Петербургом, и он высказывал по этому поводу свое мнение. Вильгельм II был человеком самодовольным. Он заранее решил, что его личное обаяние, превосходство ума, вирту­озное владение словом, наконец сама помпезная, грандиоз­ная атмосфера, в которой проходили все его государствен­ные визиты, помогут ему успешно затуманить мозги этого слабого русского царя и подчинить своей воле того, в руках которого судьба всей России,..

Обширная переписка кайзера Вильгельма II с его большим другом, который пользовался не без причины репутацией парижского Калиостро, — графом Филиппом Эйленбургом, свидетельствует о том, как проходил этот визит в Россию, и какие тяжелые последствия имел он для русской империи.