Павел Мурузи - Александра Федоровна. Последняя русская императрица

• Название: Александра Федоровна. Последняя русская императрица
• Автор: Павел Мурузи
• Издательство: "Вече"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1187-7

Документальный роман-биография известного французского писателя, драматурга, поэта, журналиста Павла Мурузи рассказывает о жизни императрицы Александры Федоровны, жены последнего российского императора Николая II. Годы царствования Николая II оказались отнюдь не радужными не только для дома Романовых, но и для всей России. Несмотря на очевидные экономические успехи, страна стремительно катилась в пропасть, подталкиваемая внутренними и внешними врагами. Первая мировая война, Февральский и Октябрьский перевороты привели к гибели империи, жестокой расправе с царской семьей, братоубийственной гражданской войне. На этом фоне писатель показывает жизненный путь Александры Федоровны, ее становление как личности и как монархини, ее женскую судьбу - радости и горести невесты, жены, матери, ее переживания за безнадежно больного сына-наследника и мужа, "хозяина Земли Русской".

---

Обширная переписка кайзера Вильгельма II с его большим другом, который пользовался не без причины репутацией парижского Калиостро, — графом Филиппом Эйленбургом, свидетельствует о том, как проходил этот визит в Россию, и какие тяжелые последствия имел он для русской империи.

Обратимся же к ней.

«Результаты моей поездки превзошли все ожидания. Во время наших нескольких бесед я выразил свое полное согла­сие с Ники по всем самым важным политическим вопросам, в результате складывалось впечатление, что мы с ним вдво­ем являемся хозяевами всего мира!»Один лишь этот отрывок из письма германского импера­тора очень много говорит о его тщеславии, об отсутствии у него прозорливости, о его словоохотливости и его стремле­нии к господству.

Прежде всего, Вильгельм II хотел добиться от Николая одного, чтобы тот оказал влияние на курс французской внешней политики, чтобы в Париже не поднимали вновь вопрос о принадлежности Эльзаса и Лотарингии.

Николай II, всегда загадочный и немногословный, слов­но сфинкс, возражал, приводя убедительные доводы:

— Вильгельм, но я не вижу, как я могу вмешаться в ре­шение такой проблемы...

— Ну, а мир во всем мире тебя не волнует? Разве ты не обратился более чем к двадцати нациям, призывая их к ра­зоружению и проведению эффективной, постоянной дип­ломатии, а это* позволь тебе откровенно сказать, на мой взгляд, большая глупость.

Николай, давно привыкший к резким упреком со сторо­ны своего родственника, сохранял спокойствие. Его собе­седник настаивал на ответе, и тогда он заговорил:

— Вильгельм, но мне прежде придется поговорить с моим союзником, Францией. Франция — великая страна, и лю­бой демарш мирного характера...

— Ты не прав, — перебил его нетерпеливый кайзер. — Французы прежде всего — галлы. Они так любят драться, что-то завоевывать, провоцировать всех... Нечего уповать на свои прежние о них впечатления. Этот народ так унижен поражением Наполеона III... Он жаждет реванша, это точ­но. Любой ценой мы не должны этого допустить. А цена это­му — равновесие политических сил в Европе... К тому же поведение Англии выводит меня из себя. Этот ее колониаль­ный тон превосходства, эта мания постоянно совать нос в наши дела, все могут испортить. Ты ничего не смыслишь в больших делах, в международной торговле, так что позволь уж мне тебе сказать, что нужно положить конец таким вы­соким ее амбициям. Если будем ждать, то можем и опоз­дать... Я предлагаю объявить блокаду... Поклянись мне, что ты заставишь присоединиться к ней и Францию... Этого я, как ты сам понимаешь, сделать не могу...

Золотые фонтаны Петергофа выстреливали свои тугие струи в небо, и те падали, рассыпаясь водяными кружева­ми, назад, в бассейн, взбивая в них пену, словно на рукот­ворном море, звучали мощные залпы орудий, офицеры блистали своими яркими мундирами, обе императрицы в роскошных, модных платьях, обменивались заранее при­готовленными фразами, сохраняя строго монотонный тронный политес, хотя ни та, ни другая не доверяли ни в чем друг другу, а кайзер только и получал букеты цветов и рассыпался в самых бестактных похвалах самому себе в письмах своему корреспонденту, другу Эйленбургу: «Мы с Ники прошаемся, став еще более близкими друзьями. Я на самом деле — самый ловкий дипломат моей империи, да и всей Европы».

Вот вам, истинный характер этого «великого» человека!

Неужели ему на самом деле удалось обмануть царя, как он говорит об этом?

Беседы в Петергофе, которые продолжались целых во­семь дней, по существу, ничего не изменили в царской внешней политике. Николай просто подчеркивал мирный характер франко-русского союза, главная цель которого — не допустить больше никакой агрессии в будущем со сторо­ны любой империи. Чтобы развеять страхи Вильгельма, Ни­колай бросил ему только одну фразу:

— Я послежу за тем, чтобы французы закусили удила.

Все остальное — фанфаронство чистой воды, болтовня

Вильгельма. Как только немецкая эскадра кайзера отошла от берега в Петергофе, царь в беседе со своим дядей Алексе­ем доверительно сообщил:

— Этот надоедливый Вильгельм вызывает у меня трево­гу. Он утомил меня своими бесконечными речами. Не могу понять, почему это он позволяет себе в беседе со мной за­трагивать подобные вопросы, даже не поставив меня зара­нее об этом в известность, и я в результате не смог согласо­вать свои ответы с моими министрами.

Николай чувствовал себя вполне уверенным в самом себе после этого тяжкого визита, который ужасно измотал Алек­сандру, но, тем не менее, следует, хоть это и трудно, заме­тить, что кайзер, этот дьявол во плоти, породил в нем иску­шение и оно, это искушение, куда гораздо страшнее и губи­тельнее всех совершенных им потом ошибок, способствовало десакрализации его власти и его определенного ему Богом положения в стране, — этим губительным искушением ста­ли пропитанные ядовитой сатанинской серой слова, произ­несенные кайзером по поводу Дальнего Востока:

— Ники, Господь приберег для тебя великую славу. Он поручает тебе сделать все, чтобы воссиял Крест Спасителя на берегах Тихого океана... Так будь же достоин этой великой миссии, осознай всю важность и святость такого похода...

И Николай, в гораздо большей мере, чем обычно пола­гают, плененный этой навязчивой идеей, идеей служить ве­личию России, служа Христу, из-за этих непритязательных слов собирался совершить самую тяжелую свою ошибку за все свое царствование — начать войну в Манчжурии!

XIV.

Двух императоров — Германии и России — сближала одна особенность: супружеская верность. Как это неудиви­тельно, ни у того, ни у другого вне крепких брачных уз с императрицами, их супругами, не было ни одной женской при вязанности.

В 1881 году Вильгельм женился на Августе-Виктории, до­чери герцога Эрнеста Шлезвиг-Гольштейнского. Августу ни­как нельзя было назвать красавицей, — она была высокого роста и довольно полная. У нее не было ни женского шарма, ни изящества, она одевалась без всякого вкуса, и постоянно краснела; ее главное предназначение состояло в том, чтобы плодить детей. У нее было шестеро сыновей и одна дочь. Виль­гельм всегда придерживался в жизни трех весьма примитивных концепций, которые определяли всю жизнь немецкой жен­щины, —дети, церковь, кухня. Нужно сказать, что она просто обожала своего мужа. Желчный князь Эйленбургский доволь­но злобно описывает ее в молодости, когда она была влюблена и повиновалась любовным порывам: «Она бежала, скорее, ле­тела к императору, словно пчелка... не могу же я, не осмелюсь, сказать, — как корова, убегающая от лающих собак..

Александра с трудом мирилась с присутствием рядом сво­ей кузины. Со своей стороны, Августа-Виктория сурово осуждала императрицу за то, что та отказывалась от своей религии, в этом она усматривала святотатство и даже позор­ную брачную сделку.

Брачную сделку? Как будто юная принцесса Алике в это время имела хоть какое-то пусть слабое представление о том, что такое брачная сделка! Корыстные, амбициозные расчеты, в которых Августа-Виктория обвиняла несчаст­ную императрицу существовали лишь в ее воображении. Но психология германской императрицы в полной мере соответствовала ее шарму — то есть нулю!

Августа всегда считала своей первейшей обязанностью — беспрекословное исполнение воли своего хозяина и госпо­дина. И она в этом всегда была на высоте. Теперь она полу­чила строгие инструкции — добиться как можно большего расположения к себе Александры. Она абсолютно не спра­вилась с такой задачей во время недельного пребывания в Петергофе, но разве в этом была только ее вина?

Две императрицы фактически были обречены на беспо­лезные совместные прогулки, они были вынуждены вести беседы о воспитании маленьких детей, о еде и яствах, при­чем каждая выражала свои личные об этом представления, и банальные взгляды немки выводили царицу из себя и за­канчивались жестокой мигренью.

Но она не теряла терпения, терпения, которое позже до­стигнет истинной святости, и делала все, чтобы ублажить го­стью, — организовывала для нее концерты, устраивала мор­ские прогулки по Финскому заливу, полдники с обильным угощением, на которых густой шоколад, — любимое лаком­ство германской императрицы, — можно сказать, тёк рекой.

Обе властвующие четы распрощались, наконец, дав друг другу взаимное обещание о скорой новой встрече. Через не­сколько недель они вновь встретятся в Германии. Со своей обычной бестактностью Вильгельм разузнал о том, что Ни­колай предпочитал проводить с женой свой отпуск в семей­ной обстановке в Гессене, который царица особенно люби­ла, ибо именно с ним были связаны ее лучшие воспомина­ния детства.

Она вновь стала думать об этом во время второго офици - ального визита, — визита президента Франции Феликса Фора, который состоялся 25 августа 1897 года. В этот памят­ный день, в четверг, на борту крейсера «Потуо» царем и пре­зидентом Французской Республики был провозглашен во­енный союз. Николай, хотя немного путался в произноси­мых им речах, твердо противостоял своему кузену Вильгель­му, когда заявлял: