Павел Мурузи - Александра Федоровна. Последняя русская императрица

• Название: Александра Федоровна. Последняя русская императрица
• Автор: Павел Мурузи
• Издательство: "Вече"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1187-7

Документальный роман-биография известного французского писателя, драматурга, поэта, журналиста Павла Мурузи рассказывает о жизни императрицы Александры Федоровны, жены последнего российского императора Николая II. Годы царствования Николая II оказались отнюдь не радужными не только для дома Романовых, но и для всей России. Несмотря на очевидные экономические успехи, страна стремительно катилась в пропасть, подталкиваемая внутренними и внешними врагами. Первая мировая война, Февральский и Октябрьский перевороты привели к гибели империи, жестокой расправе с царской семьей, братоубийственной гражданской войне. На этом фоне писатель показывает жизненный путь Александры Федоровны, ее становление как личности и как монархини, ее женскую судьбу - радости и горести невесты, жены, матери, ее переживания за безнадежно больного сына-наследника и мужа, "хозяина Земли Русской".

---

Когда Алексею становилось лучше, ее взор просветлял­ся. Ей хотелось от радости петь, играть на фортепиано, вы­шивать занятные, красивые узоры на носовых мужниных платках.

Ну, а дружба?

Александра в дружбе требовала только одного—доверия, но сколько разочарований ей пришлось пережить после сво­его брака, со сколькими людьми пришлось расстаться, по­тому что те еще вечером клялись ей в вечной, пламенной дружбе, а на следующий день забывали о данной клятве. У нее не было экспансивного характера, присущего латинянам и славянам. Она, маленькая девочка, воспитывалась в стро­гой лютеранской вере, которая требовала только строгости, подавления всяких легкомысленных порывов. Она могла быть только серьезной девушкой, а потом и женщиной. Кро­ме того, ей такая суровость определенно нравилась.

Одной из первых русских статс-дам, которые вызывали у нее чувство взаимного доверия, была очаровательная кня­гиня Мария Барятинская. Она, к сожалению, не могла про­водить все свое время в Александровском дворце, но она не раз доказывала государыне свою верность. Она вполне мог­ла положиться на эту скромную женщину с доброй душой. Александра довольно долго поддерживала со своей подру­гой переписку. В одном из писем она объясняет ей, что та­кое для нее дружба. «Моя дорогая Мария, вы, конечно, по­няли с самого начала, что я не создана для жизни императ­рицы, в таком ее виде, в каком многие ее себе представляют. Балы, полдники, салонные разговоры, тщета взбалмошно­го света, полные-иронии замечания, педантизм таких лиц, которые живут только для того, чтобы пускать пыль в глаза, и говорить постоянно о себе, чтобы быть всеми замеченны­ми. Нет, такое не для меня, это правда. К тому же я не осме­ливаюсь до конца понять себя, и следовательно, себя кому- то навязывать. Чтобы я оставалась сама собой, нужно, что­бы передо мной находился другой человек, такой, которого я чувствую напрямую, человек достойный, искренний. Я не умею блистать на ассамблеях, для этого у меня нет непри­нужденности, нужных слов, ни духа. Хотите узнать мое со­стояние моей души? То, что я люблю, то, что меня притя­гивает, — это внутренний мир человека. Существа чистого, без пышного наряда, без всех обязательств, положенных ему по рангу- Вы должны в этом отдавать себе отчет! Мне при­ходится отметать множество милых улыбок безразличных людей, потому что я по природе своей — моралистка. Како­ва моя главная мечта? Помогать другим. Помогать им выхо­дить победоносными из их сражения, из беды, из-под крес­та, потому что почти все мы несем этот крест...»

Может, та холодность, в которой постоянно все упрека­ли царицу, была лишь ее постоянной заботой не привязы­ваться ни к кому понапрасну, не транжирить своего чудес­ного дара — умения дружить. Этот дар не покидал ее до са­мой смерти, и она часто демонстрировала его по отношению к тем, кого для этой цели выбирала.

Такая особенность Александры вполне заслуживает вни­мания читателя, потому что ее хулители часто слишком мно­го говорили о ее высокомерии и недостаточном общении с ее окружением.

Она продолжала творить добро и делала все, что могла для тех, кто не требовал от нее глупых улыбок, а лишь мораль­ной или материальной поддержки.

Незадолго до рождения у нее в 1895 году великой княги­ни Татьяны, она испытывала особую привязанность к гру­зинской княгине Соне Орбелиани, которая была на три года ее младше. Эта молодая аристократка, совсем недавно по­явившаяся при дворе, была тут же принята государыней, которая, видимо, догадывалась о ее необычной судьбе.

И она не ошиблась. Эта молодая девушка, блестящий му­зыкант, небольшого роста, живая блондинка, спортивного подтянутого вида с необычной привлекательностью в каждом своем движении, сразу очаровала ее своим задором и веселым характером. Она всегда вела себя с большим достоинством, довольно скромно, что не могла не оценить царица.

Во время отпуска, когда императорская чета находилась в Дармштадте, княгиня Орбелиани, которая сопровождала ее, вдруг серьезно заболела.

Тогда Александра и осознала, какую глубокую дружбу питала она к своей фрейлине. Болезнь Сони не на шутку ее встревожила, она заботливо ухаживала за ней, сидела подо­лгу у ее изголовья и решительно отказывалась принимать участие вместе с другими приглашенными в вечеринках и прочих развлечениях, предусмотренных программой пребы­вания.

Княгиня Орбелиани, чья придворная карьера, по суще­ству, только начиналась, была обречена. Болезнь позвоноч­ника приковывала ее навечно к постели.

Медики были вынуждены сказать императрице правду, — ее протеже не сможет вести нормальную жизнь.

Она прожила еще девять лет, и все эти долгие годы испы­таний Александра делала все, что могла, чтобы облегчить страдания этой молодой девушки, всячески утешала ее, умо­ляла не терять надежду, не отчаиваться, набираться муже­ства и жить, жить!

Когда она убедилась, что, вне всякого сомнения, смерть скоро наступит, она стала приобщать неизлечимо больную подругу к мысли об утешении в вере, об уповании на Госпо- да. Как только начинался очередной приступ болезни, им­ператрица оказывалась непременно рядом со страдалицей, и такое порой случалось по несколько раз за день. Она по­требовала сконструировать для нее инвалидную коляску и специальные ортопедические протезы, чтобы она могла при случае принимать участие в жизни двора.

А ее биографы, тем не менее, беззастенчиво утверждают, что императрица была воплощением безразличия, холодной как лед...

Не вызывает сомнения, что это была настоящая дружба, дружба высшей духовной пробы, которая была прервана смертью. Нужно подчеркнуть, что Александра высоко цени­ла дружбу, хотела создать вокруг себя кружок друзей по сво­ему выбору, которые имели бы если и не самые высокие ус** тремления, то хотя бы не столь приземленные, как у ее обыч­ного окружения.

И вот, когда место освободилось, его тут же заняла Анна Вырубова (урожденная Танеева), которая стала просто не­заменимой для царицы.

Мы не станем здесь защищать эту несчастную, добрую, искреннюю особу от обвинений тех, кто ревновали ее к ца­рице, с которой она поддерживала очень близкие отноше­ния. До трагического конца династии, она проявляла к ней самые уважительные чувства и не раз пыталась спасти всех этих мучеников во время пленения тех в Тобольске, а потом и в Екатеринбурге.

Анна Вырубова не имела никакого отношения к пригла­шению Распутина в царский дворец. Его туда привела вели­кая княгиня Милица, которая тем самым хотела оказать помощь пришедшей в отчаяние императрице. Ее предан­ность «старцу», как и безоговорочная преданность госуда­рю и государыне, не могут не вызывать у нас симпатий. Го­ворят, что она была не очень умной и не обладала никаким шармом! Ну как можно принимать на веру такие высказы­вания, если и во всех прочих, имевших отношение к ней, нет ни капли объективности?

...И вот когда, наконец, Александра, ободренная обеща­ниями отца Григория, познала определенный покой семей­ного очага, санкт-петербургские языки еще больше развя­зались, стали раздаваться грязные догадки, появились пред­положения о сексуальных извращениях. Эту несчастную женщину даже обвиняли в преступной любовной связи с Ан­ной, ее подругой. Говорили, что якобы и сам император был в нее влюблен...

...Куда же приведет дорожка общество, которое в своей роскоши, увешанное драгоценностями со своими лакеями, склоняющимися перед ним в три погибели, не удовлетво­ренное до конца жестокой своей эксплуатацией народа, позволяющее себе любые дорогостоящие капризы за счет бедняков, развлекалось бедами своей государыни и пыта­лось очернить эту чистую царицу, несущую свой тяжкий материнский крест? Все это, видимо, делалось для того, что­бы самому подняться из грязи... той самой золоченой грязи, которую освещали яркие огни их прекрасных салонов, и при этом свете была так хорошо видна вся ложь их притворных, якобы изысканных манер.

Кто же в таком случае подготовил русскую трагедию уже разложившегося до Николая II режима, если не это высшее общество, представители которого имели трусливую наглость приписывать все свои пороки невинным самодержцам?

XX.

Распутин жил в самом центре столицы, и поэтому мож­но было легко его найти, чтобы при необходимости, при но­вом приступе болезни цесаревича, немедленно вызвать его в Царское Село.

Очень скоро «старец» оказался в самом центре внима­ния общества, о чем он даже и сам не подозревал, и к нему поступали приглашения в самые аристократические сало­ны. В городе только и было разговоров о его чудесных ис­целениях и его странном и могучем благочестии, которое никак не укладывалось в рамки церковных уложений.

Он упивался своей силой, этот, несомненно, большой мистик с грубой душой, и его наивность была сродни легко объяснимому тщеславию. Он жил своей глубокой сокровен­ной религиозной жизнью, погруженный в молитвы, чтил всех святых в святцах и прежде всего, конечно, Бога — Отца. Его л и вина в том, что его религиозный высокого нацдла пыл вызывал у него похоть примитивного мужика? Он искрен­не желал быть аскетом, вести простую, строгую и суровую жизнь, избегать всех соблазнов грешной плоти...