Павел Мурузи - Александра Федоровна. Последняя русская императрица

• Название: Александра Федоровна. Последняя русская императрица
• Автор: Павел Мурузи
• Издательство: "Вече"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1187-7

Документальный роман-биография известного французского писателя, драматурга, поэта, журналиста Павла Мурузи рассказывает о жизни императрицы Александры Федоровны, жены последнего российского императора Николая II. Годы царствования Николая II оказались отнюдь не радужными не только для дома Романовых, но и для всей России. Несмотря на очевидные экономические успехи, страна стремительно катилась в пропасть, подталкиваемая внутренними и внешними врагами. Первая мировая война, Февральский и Октябрьский перевороты привели к гибели империи, жестокой расправе с царской семьей, братоубийственной гражданской войне. На этом фоне писатель показывает жизненный путь Александры Федоровны, ее становление как личности и как монархини, ее женскую судьбу - радости и горести невесты, жены, матери, ее переживания за безнадежно больного сына-наследника и мужа, "хозяина Земли Русской".

---

— Тот, кто больше не желает работать на партию, боль­ше не способен на это, должен смотреть правде в глаза и умереть, как это сделали Лафарги...

Вот вам и поминальная молитва, — первая, но будут и другие, — которую будут имитировать многочисленные уче­ники красного учителя и которая свидетельствует о том, ка­кое большое значение революционеры придают, казалось бы, сугубо личному делу.

...Таким образом, Александра была первой, посчитавшей Столыпина спасителем империи в сложившейся ситуации, и так как порой царь проявлял колебания, не знал, стоит ли идти за ним, она использовала весь свой шарм, всю свою мягкость, все свое терпение, чтобы убедить мужа в том, что премьер прав, что нужно слепо следовать за ним. Однажды вечером, когда оба они сидели за чаем и размышляли, а Николай, казалось, был сильно напуган теми бурями, кото­рые бушуют в Думе, вызываемые враждебными партиями, Александра вдруг произнесла фразу, которая его сильно поразила:

— Любовь моя, нам нужны были два человека: Григорий Ефимович Распутин, чтобы спасти нашего сына, и Петр Аркадьевич Столыпин, чтобы спасти тебя от излишней доб­роты...

XIX.

Александр Керенский в своих мемуарах вспоминает, как Распутин вошел в царский дворец под маской святости и чуда.

Но нужно прежде уяснить, что Распутин вступил в близ­кие отношения с государем и государыней без всяких пре­тензий на святость, как это хотят навязать ему другие. Он вошел очень просто, с чистым сердцем, чтобы облегчить участь умирающего ребенка, пришедшую в отчаяние мать, и в первое время своего появления в Царском Селе он был весьма далек от идеи своего сияющего нимба.

Александра с должным пиететом склоняла перед ним го­лову и шептала ему:

— Григорий, ты наш спаситель, благодарю тебя...

Он же отвечал :

— Я — лишь бедный человек, преданный Господу, tro нужно благодарить...

Правда, были кое-какие истории с кормилицей цесареви­ча в 1908 году. Ее фамилия была Вишнякова, и она утвержда­ла, что «старец» ее совратил. Она сама в этом призналась им­ператрице, но та ей не поверила, так как обнаружила, что эта Вишнякова входила во многие заговоры, чтобы опорочить имя Распутина. Была еще и знаменитая гувернантка молодых княжон, которая требовала не допускать «старца» в их апар­таменты, так как якобы тот пытался всех их соблазнить.

Что же происходило на самом деле?

Существует обширная литература, правда, далеко не луч­шего качества, стремящаяся доказать, что этот крестьянин из села Покровское был лишь авантюристом, шпионом, помешанным на соитии сатиром, который только и мечтал о том, чтобы изнасиловать всех женшин, которые ему попа­дались на пути.

Распутин, этот жизнестойкий сибиряк с примитивными инстинктами не вел, конечно, безупречную жизнь, и не был чужд ни эротике, ни известному плотскому греху. Он сам в минуты просветления погружался в искренние молитвы, просил, умолял Господа избавить его от этой жадной потреб- ности в женском теле, от чего ничто не могло его исцелить.

Но одаренный сверхъестественной силой, человек по природе своей добрый, наивный и лукавый, как и большин­ство мужиков от земли, он лишь стремился к одному, — об­легчить страдания мучеников, помочь несчастным, и его необычным положением, — когда он вдруг оказался в сказ­ке «Тысячи и одной ночи», — пользовалось в гораздо боль­шей мере его окружение, чем он сам.

Этот человек, которому предлагали сомнительные сдел­ки, бесстыдную наживу, предательскую дружбу очень бога­тые люди, всегда отказывался идти на компромисс. Совер­шенно верно, что он так или иначе был вовлечен в жизнь страны, в ее политику, и касался тех проблем, которые бу­доражили всю Россию.

Александра, по мере того как «старец» сближался с ней, чувствовала себя в большей безопасности с ним, чем с при­дворными и даже с членами семьи мужа.

Главную из причин такого доверия к нему легко объяснить, так что на ней особо останавливаться и не требуется: всякий раз, когда у больного ребенка возникал очередной криз и все окружение готовилось к худшему, Распутин спокойно подхо­дил к нему, к его кроватке, накладывал руки на больное место, и все проходило, даже переставала течь кровь...

Разве этого одного мало для несчастной матери, кото­рая не прожила ни одного дня, не освободившись от стра­ха, что ее сын вот-вот умрет, чтобы привязаться к челове­ку, который обладал силой такого чудодейственного исце­ления?Вся драма жизни Александры разворачивалась в этой дет­ской, куда приходили, а потом, качая безнадежно головами, уходили медицинские светила, самые выдающиеся профес­сора, такие как Деревенько или Боткин, которые не остав­ляли матери никаких надежд, а вот простой неграмотный сибирский мужик сумел отогнать приближавшийся тлен смерти, отогнать одним взглядом, одной молитвой, одним коленопреклонением...

Швейцарский воспитатель, которого император назна­чил воспитателем своего сына, Пьер Жильяр выступил в своих воспоминаниях на защиту царицы:

«У нее не было другого выхода, — писал он. — Она вери­ла всему, что ей говорили об этом человеке, простом выход­це из народа, который никогда ничего для себя не просил, кроме стакана доброй мадеры, тягучий вкус которой он так любил, что неоднократно напивался допьяна, но только никогда в присутствии Их величеств».

* * *

По мере того как в петербургских салонах, в Аничковом дворце, где обитала вдовствующая императрица, станови­лось известно о том, какое все более важное значение с каж­дым днем приобретала в Царском Селе фигура этого «свя­того черта», по крылатому выражению знаменитого депута­та Думы Родзянко, на царицу обрушивалось все больше суровой критики.

Николаю тоже не давали прохода все члены царской се­мьи, которые осыпали его горькими упреками. Только два великих князя — Николай Николаевич и Петр Александро­вич, те, которые приложили свою руку к приглашению кол­дуна в царский дворец, поддерживали своего племянника, и даже сами говорили о добытых ими самими неопровержи­мых доказательствах сверхъестественной силы, которой был наделен старец, этот искусный целитель.

Если оказываемое Столыпиным влияние на внутренние раздоры в России, если благодаря ему было достигнуто оп­ределенное умиротворение и даже процветание, то санкт- петербургская аристократия постоянно сокрушалась по по­воду того, нто теперь у них жизнь была совершенно другой, не такой, которую ей обеспечивали предыдущие самодерж­цы. Балы во дворце становились редкостью. Светская жизнь, конечно, не прекращалась, но она проходила вдали от Цар­ского Села, а именно там, по мнению «великих умов», она должна была иметь свой главный источник, оттуда должна была распространяться по всей стране.

Все так жалели этих несчастных четырех девочек царя, которые были обречены жить во дворце, где весь распоря­док дня, подъем или отход ко сну, регулировался состояни­ем здоровья больного ребенка, — лучше ему или хуже, — за которым неусыпно ухаживали обезумевшая от отчаяния мать и исполненный тревог отец, на которого сильно давил тяжкий груз забот по управлению империей.

Жестокосердие Марии Федоровны доходило до упреков сына в том, что при его дворе нет прежнего блеска, и это при дворе, который когда-то славился своими многочисленными помпезными празднествами, балами и пышными приемами. Неужели она при этом забывала, что эти измученные трево­гами за ребенка родители сейчас думали совершенно о дру­гом, не о том, как им получше повеселить и развлечь высшее столичное общество. Смягчающими обстоятельствами для нее могли служить узость ее мышления, ее беззаботная жизнь, и воспоминания о своем прошлом царствовании, когда она не испытывала абсолютно никаких затруднений.

Нужно быть как можно более объективным в отношении частной жизни царских детей. Все четыре сестры были на диво сплочены, они обожали своих родителей и озабочен­но следили за протеканием болезни цесаревича, их младшего брата. Их апартаменты в Александровском дворце находи­лись как раз над будуаром царицы. Все четыре девочки под­чинялись системе строгого воспитания, выработанной ког­да-то их дедушкой, императором Александром III, главной отличительной чертой которой была простота и непритяза­тельность во всем.

Никаких роскошных кроватей с балдахинами, никаких мягких помпезных постелей. Лишь небольшие походные кровати, и никакой подушки в изголовье. Их гувернанткам, — англичанкам и русским, — было приказано обращаться с ними как можно строже.

Старшая дочь — Ольга была больше других похожа на отца. Она много читала. Ее сдержанный характер, удиви­тельная мягкость, очень нравились всем слугам. Если Ольга напоминала отца, то Татьяна была похожа на мать. У самой высокой, стройной и элегантной из сестер, Татьяны, были роскошные темно-каштановые волосы и большие серого цвета глаза. Она была девушкой организованной, энергич­ной, целеустремленной, и всегда имела свои собственные суждения обо всем. «Всегда чувствовалось, что она — дочь императора», — сказал о ней как-то один гвардейский офи­цер.