Йонатан Нетаньягу - Письма Йони: портрет героя

• Название: Письма Йони: портрет героя
• Автор: Йонатан Нетаньягу
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга – подборка писем Йонатана Нетаниагу – друзьям и родным. Примерно десять лет жизни в письмах – от мальчишки до профессионала спецназа, чья операция в Уганде вошла в классику истории спецслужб. Мы видим, как он учится в Штатах, приезжает в Израиль, идёт в армию, пашет от звонка до звонка в десанте, выходит в дембель, тут начинается Шестидневная война, из неё тоже вышходит живым, поступает в Гарвард, женится… И тут всё идёт наперекосяк. Потому что стране нужны солдаты. А воевать он умеет. Решает вернуться ненадолго, "на минимальный срок". Берёт академический, возвращается. Попадает в спецназ, спецоперации и всё такое. Понятно, длиннейшие отлучки и полная невозможность рассказать дома, чем он, собственно занимается. Жена окончательно убедившись, что добропорядочного столпа общества из мужа не выйдет, уходит к другому. А тут ещё Война Судного дня. Опять куча подвигов – спасение из подбитой машины раненого танкиста-полковника, взятие укреплённого пункта на горе Хермон и много другого. После войны ввиду убыли кадровых танкистов, дыры в командовании бронетанковыми войсками заполняют кем попало, в том числе и спецназом. Получает танковый батальон – в последней стадии развала и деморализации. Делает из него конфетку. Дорастает до полковника. За спасение танкиста получает одну из высших израильских наград. Находит в конце концов себе хорошую девушку, готовую понять и принять. И притом плохо ему – ну просто дальше некуда. Пишет ей отчаянные письма, о том, что ему осточертело убивать в упор, равно как и издалека, надоело жить чёрт знает как. И что остаётся ещё одно, последнее задание. Развязаться с ним – и всё. Последнее письмо датировано 29 июня 1976 года. 4 июля 1976 года при освобождении самолёта с заложниками в аэропорту Энтеббе Йонатан Нетаньягу погибает. Операция заканчивается успешно.

---

Дорогие и любимые папа и мама! 28. 8. 64

Как много содержится в этих двух словах; дорогие и любимые. Трудно описать, до какой степени вы для меня любимы и дороги. Очень мне не хочется вас огорчать, поэтому так тяжело читать в ваших письмах жалобы на то, что я недостаточно пишу. Позвольте мне прежде всего объяснить, почему в моей переписке нет регулярности. Военная почта действует только внутри страны, а не за границей. Письма идут без марок во все концы страны, и чтобы письмо дошло даже и не за границу, требуется время. До сих пор, чтобы послать вам письмо, я дожидался отпуска. Поскольку отпуск бывает нерегулярно, постольку не была регулярной и переписка. А теперь до начала тиронута* отпусков не будет, и положение особенно ухудшится.

Вы напрасно беспокоились. Я действительно чувствую себя великолепно. Никакого кризиса с началом службы в армии я не испытал и не нуждался в том, чтобы кто-нибудь облегчил мне переход от гражданской жизни к военной. Я все хорошо взвесил еще в Америке, а не действовал под влиянием глупого импульса, и действительно рад, что поступил так, как поступил. Нет у вас никаких оснований для беспокойства, поверьте мне. В той мере, в какой беспокойство связано с логикой, а не только с чувствами, над которыми человек не властен, должны быть абсолютно спокойны и не воображать меня одиноким мальчиком в чужой стране. Я не одинок. А если почувствую одиночество, то всегда могу съездить к теткам – страна, в конце концов, полна теток. Армия отнимает все мое время, а в свободные минуты я иногда езжу к тетке Мири, хотя, признаюсь, и нечасто. Вы не должны на меня сердиться за то, что с родственниками я вижусь редко. По-моему, это с моей стороны не вопрос долга. Свободного времени у меня мало, и право же, я не вижу в этом нужды. Но если вы очень хотите, я, конечно, это сделаю.

Итак, я нахожусь в парашютных войсках. Считается, что это опасный род войск, – и напрасно. Опасен он точно так же, как другие войска. Подготовка тяжелая, но вовсе не страшная. Еда тут намного лучше, чем в Бакуме, инструктора – все без исключения нормальные люди. И вообще окружают меня люди, а не дураки и бездельники, и на отношение к нам жаловаться не приходится. Я не рассчитываю на то, что продолжение рассказа о наших войсках подействует на вас успокоительно. Полагаю, что ничто не поможет. Но повторяю – все действительно в полном порядке. Не пугайтесь и не беспокойтесь. Я вижу, что все еще нахожусь под впечатлением вашей реакции на мои письма. Но вы же знаете, что я не произношу пустых фраз, и если что-то говорю, то так и думаю. Все прекрасно. .-Мама собирается в этом году побывать в стране. Так что, мамочка, сама увидишь, что все в порядке. Поскольку мы до этого договорились ( а я надеюсь, что успокоил вас и доказал, что вы волнуетесь напрасно, особенно мама, потому что отец в его довольно редких письмах не рассказывает мне о том, беспокоится он или нет, и я с радостью заключаю, что нет), то остается вам пожелать доброго и счастливого Нового года. Надеюсь, вам удастся хорошо отдохнуть, и особенно тебе, любимая мамочка. Вы заслужили хороший отдых. Желаю тебе плодотворного года, папа, Биби и Идо – успехов а учебе Я надеюсь и верю, Биби, что ты добьешься поставленной цели. А тебе что скажу. Идо любимый? Чтобы хорошо учился? Чтобы хорошо себя вел? Но так ты и поступаешь. Продолжай в том же духе!

Дорогие папа, мама и братья! 8.9.64

Тиронут начался несколько дней назад, но обещанных нам великих трудностей пока не видно. На Новый год получили отпуск (который продолжается до сих пор, с половины третьего дня воскресенья и до одиннадцати ночи вторника). Поехал прямо в Савьон и повидал всех – Боаза, Мири, Лози, Шая, Рона и Ури, бабушку, дядю Эзру, Рути и детей. Бабушка десять раз напомнила мне, чтобы я написал вам, как приятно было повидать всех, и что, даст Бог, будем на будущий год в Иерусалиме всей семьей, и как хорошо нас приняла Мири. Вот я и пишу – было и в самом деле очень хорошо. Поскольку в понедельник все оттуда уехали, то и я отправился в Иерусалим.

Есть у меня в городе подруга, зовут ее Тути (Тирза). Она очень симпатичная, что засвидетельствует Биби. Жаль, что вы с ней не знакомы.

Сегодня вечером я возвращаюсь на базу. Говорят, что со среды до субботы нам предстоит марш "для ознакомления с личным снаряжением", что означает ходьбу по сорок километров в день. Но меня это не пугает. Я пришел к выводу, что все, что армия требует от бойца, я способен выполнить. У нас уже были первые занятия по обращению с оружием, поэтому пришлось учить наизусть массу вещей: род оружия, производство, калибр, принцип действия, характеристики, описание каждой малейшей детали и ее наименование и т. д. и т. п. Вес снаряжения – фляги, патронов, полного вещмешка и т. п., включая стальную каску, – очень велик. Идо бы порадовался, увидев нас, – точно как в фильмах, только там каски, наверное, не стальные, а из картона.

Давно от вас ничего не было. Я мечтаю о том, что на базе меня ждут письма, в том числе и от Биби с Идо, что отвечу я каждому по отдельности, если будет время. День так заполнен, что с трудом успеваем поесть. Об отдыхе нечего и говорить, а ночью все разбитые и усталые, и два- три свободных часа следует использовать для сна. Единственное свободное для письма время – это пятница вечером (если нет учений). Сделаю, во всяком случае, все, что смогу.

Мне все больше и больше нравится служба. Время от времени возникает новая, требующая усилий трудность, и каждый раз, преодолев ее, ты чувствуешь, что продвинулся вперед, оставив многое позади. Говорят, что я очень похудел и хорошо выгляжу. Вешу я шестьдесят восемь с половиной кило, а выглядел бы, по-моему, еще лучше, если бы поспал подряд 24 часа. По привычке я просыпаюсь, когда за окном еще темно, и с трудом засыпаю снова. Но недостаток сна меня теперь не слишком беспокоит, я вполне с ним справляюсь, как я уже писал. За два дня, что я пробыл у Мири, я набрал полтора кило. Вес этот, конечно, немедленно исчезнет, как только вернусь в армию. Мири постирала все мои вещи, и я возвращаюсь на базу, сверкая чистотой. Пишу обо всем этом потому, что вы просили подробности о моей жизни. Сегодня, если не ошибаюсь, первый день месяца тишрей. Вторично желаю вам доброго и счастливого года.

Тысяча поцелуев. Ваш Йони.

Любимые папа, мама, Биби и Идо! 11. 9. 64

Вчера исполнился месяц, как я в армии. Наконец я узнал, что такое "тяжелая жизнь", хотя утверждают, что это все еще пустяки. Субботние дни на базе – это время относительного отдыха, потому я могу сидеть и писать. Через десять минут, наверное, будет построение, придется поспешить с письмом.

Итак, после новогоднего отпуска за нас решили взяться. С тех пор мы днем и ночью на ногах. Хуже всего было

вчера. Учения продолжались без перерыва и отдыха весь день. К вечеру все были начисто разбиты и уповали на добрый и продолжительный – т. е. 4 – 5 часов – сон. Считали, что заслужили его после такого физического напряжения. Но начальство, как видно, считало иначе, потому что сразу после ужина (едим мы между 6-ю и 7-ю часами) начались ночные учения, продолжавшиеся несколько часов. После учений наши надежды на сон опять не сбылись, так как объявили восьмикилометровый марш-бросок. Замечу для ясности – это самое ужасное из всего, что есть в армии, и гораздо тяжелее любого бега, потому что никакой темп в этом марше не задан. Начинаешь с дикой рыси, чтобы не отстать от других. Каждый стремится по возможности быть с передовыми. Им легче, потому что не надо никого догонять. До сих пор у меня никаких проблем нет. Уверен, что не будет и дальше. Я действительно справляюсь со всеми требованиями лучше большинства здесь.

И вот, после марша, который нам продлили еще на два километра, мы вернулись на базу и там, вместо сна, нам задали такую трепку, какая нам до сих пор не снилась. Заключалась она в том, чтобы бегом принести койку, матрац, спальный мешок, котелок, надеть зимнюю одежду и т. п. – и все за несколько секунд. Это было уже слишком. Мы едва волочили ноги. Думали, что теперь-то нам дадут поспать. Была уже середина ночи. Однако объявили "командирский смотр", а это – гигантское мероприятие часа на три, к которому готовятся за день. Все должно сверкать, а все – это действительно все. Итак, примерно до 3.30 продолжалось крепление палаток, уборка площади и т. п. А потом, когда осталось нам для сна часа полтора, выяснилось, что наше отделение в эту ночь – дежурное по базе. Так что всю ту прекрасную ночь мы провели без сна. И если думаете, что это легко, то вы ошибаетесь. Когда разбитый и измученный человек не спит, он разбит и измучен вдвойне, и наутро от него уже ничего не остается. Сегодня (сейчас пятница, после полудня) ученья начались как обычно, вчерашний день прошел и забыт. Есть только сегодня. Но, в конце концов, не так страшен черт…

Я описал вам коротко события одного дня для того, чтобы дать представление о том, что с нами делают в армии. Я не распространялся о типе учений, о занятиях по физической подготовке, о стрельбищах, о беге с препятствиями и т. п. Если исходишь из убеждения, что должен все преодолеть и всему есть конец, то и преодолеваешь все, и конец действительно наступает. Я уверен, что благополучно справлюсь с любым заданием.