Александр Перфильев - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Александр Перфильев
• Жанр: Поэзия
• Год: 1976

Александр Михайлович Перфильев (19 сентября 1895 года, Чита — 26 февраля 1973 года, Мюнхен) — русский поэт, прозаик, публицист, литературный критик «первой волны» эмиграции.

В поэзии Перфильева реализованы идеи бесконечного изгнанничества, оставленности и обречённости поэтической личности в чужом и неприязненно настроенном культурно-историческом пространстве. Стихи построены на оригинальном восприятии и идейном переосмыслении традиций классической русской лирики. Философское содержание поэзии Перфильева проявляется более фундаментально, поэтический язык — насыщен и богат. Его отличает ярко выраженная проникновенно элегическая тональность, выражающая непередаваемое авторское мироощущение, который испытывает неподдельную человеческую усталость от своей покинутости и эмигрантской судьбы.

Как пишет в предисловии к посмертному изданию Ирина Сабурова (поэт и прозаик русского зарубежья, а также бывшая жена А. Перфильева):

«Везде три главных темы: любовь, смерть и Россия. Можно отметить и некоторый дуализм творчества: в своих фельетонах он был язвительным и метким… писал остроумно и легко. Эта сторона его творчества совершенно не касалась поэзии — всегда глубоко пессимистической. Половина его стихов помечена в подлиннике: “Ночь. Тоска. Одиночество.”

Но пусть судят другие. Я считаю только, что у него безусловно есть “невянущие строки”, которые могут дать кому-нибудь что-нибудь и впоследствии, потому что и любовь, и смерть, и Россия слишком вечные темы».

Данное электронное собрание копия посмертного сборника стихотворений, изданного в Мюнхене в 1976 г. Так же сюда вошел, ряд стихотворений разных лет, не включенных в издание 1976.

Данное электронное собрание стихотворений стало возможным благодаря Андрею Никитину-Перенскому (создателю библиотек «ImWerden» и «Вторая литература), который разыскал и отсканировал мюнхенское издание Александра Перфильева. Итак, еще один русский поэт «возвращается в Россию — стихами», после многих лет скитания и забвения.

---

II. «Дворец изящной балерины…»

Дворец изящной балерины,
Пыль городская на траве,
И цирк с мечетью воедино,
Петровский домик на Неве —

Сумбур, издревле нам присущий,
Нет, мы не Запад, не Восток…
Уже не сдержит «Стерегущий»
В кингстоны хлынувший поток…

Он неуклонен, неизменен,
Никто не избежит его,
С балкона призывает Ленин
К уничтожению всего!

Мост Троицкий, направо крепость,
И сумасшедших дней бедлам…
Смешалась новых дней нелепость
С былым величьем пополам!

«Сейчас у нас все тонет в новизне…»

Сейчас у нас все тонет в новизне,
Сок старых сказок и преданий выпит,
И ласточки летят, но не в Египет,
Не знаю я, куда летят оне.

Мир стал черствей, скучней и безучастней,
Разжененный на горсть монет.
Счастливый Принц сейчас вдвойне несчастней,
И ласточек, тех прежних, больше нет.

Сказка

Л.О. Беку-Софиеву

I. «Жар-Птица вспыхнула и улетела…»

Жар-Птица вспыхнула и улетела.
Ночь окунулась в утра серебро,
И сказка, что продлиться не хотела,
Оставила — а сказке что за дело?
В руках Иван-Царевича перо.

И это все. И надо ль звать любовью
Минуты, заставлявшие мечтать?
Перо дано, чтоб собственною кровью
Последнюю страницу дописать.

II. «Я — Серый Волк. Царевич, сядь скорее…»

Я — Серый Волк. Царевич, сядь скорее,
И в шерсть косматую мне урони слезу,
И я тебя по волчьему жалея,
От обманувшей сказки увезу.

И будет нам в дороге дальней сниться
В полях, в лесах, среди морей и рек —
Тебе — не улетавшая Жар-Птица,
А мне — что я не Волк, а Человек.

Да, мы с тобой, увы, не едем в гости,
Ты не горюй, все это ничего.
Ты взял перо, а я и жалкой кости
Еще не получил… ни от кого!

III. «Нет ничего, а только что-то…»

Нет ничего, а только что-то,
Мерцающее в серой мгле,
И ожидание расчета
За прожитое на земле.

За все, что было счастьем, или
Осыпалось, как пустоцвет,
За всех — кого мы не любили,
Иль зря любили много лет!

31 мая 1970

Рождество («Оно уж не такое — Рождество…»)

Оно уж не такое — Рождество,
В снегах, в сугробах, аромате хвойном,
И свечи, что горят ни для кого,
Как будто бы поминки по покойном.

Мерцающие бледные огни,
Как стали вы сейчас бледны и жалки,
И наша жизнь похожа в эти дни
На Сольвейг, задремавшую у прялки…

Буравит море пароходный винт,
И вал на вал, вскипая, громоздится,
А Сольвейг спит… Ей это море снится,
Где позабывший про нее Пер Гинт,
Который никогда не возвратится…

Ваше имя

Всегда со мной — в работе и покое,
На улице, иль в комнате моей,
Певучее и нежное такое,
Созвучие из солнечных лучей.

Всегда во мне, как огненное пламя,
Горящее бессменно — день и ночь,
Поющее в душе моей стихами,
Зовущее все в жизни превозмочь,
И в шепоте, и в шорохе, и в дыме,
В движении, в безмолвии, во сне —
Что может быть прекрасней и любимей,
Чем это гармоническое имя —
Поющее, живущее во мне!

О розе, обратившейся в сонет

Виктории Григорьевне Мондич,

с благодарностью и симпатией

Стихи и розы в нынешние дни
Созвучны сердцу чудаков немногих…
Средь современных радостей убогих
Кто ценит их? Кому нужны они?

Но ваша роза — алые огни —
Протянутая жестом королевы
Поэту, позабытому, в тени, —
Какие в ней волшебные напевы!

И если даже жест был ради жеста,
То красота осталась красотой,
А роза — воплотившейся мечтой,
Которой в жизни не осталось места…
Но этот жест был оценен поэтом,
И роза возвратилась к вам сонетом.

1969

«О них — о вас…»

О них — о вас
Невольники судьбы…
Не тех, сейчас
Растущих, как грибы,
Соцреализмом
Запрудив печать…
Хочу… о тех,
Кто вынужден молчать.
Не всяк из них
Синявский, Даниэль…
А кто притих,
Кто сник, забился в щель?
Кто не нашел
Ни капельки тепла?
Кто пишет в стол…
А если… нет стола?

Диккенс

Ввечеру, когда чайник поет,
И плиты накаляется круг,
В мою комнату Диккенс войдет,
Молчаливый, внимательный друг.

Со двора через шторы — лучи,
Там луну обнимает мороз,
И стрекочет сверчок на печи —
Впрочем, нет, не сверчок, а склероз.

Одиноко мое Рождество,
И поет мне морозная мгла:
Ты не жди никого, ничего,
Крошка Доррит у нас умерла…

«А май все тот же. Только мы не те…»

А май все тот же. Только мы не те.
Спадают вниз лиловые сирени
В своей совсем ненужной красоте
Коротких и обманчивых мгновений.

Она пройдет, сиреневая муть,
Слетит с кустов сияющее пламя,
Нам остается только вниз взглянуть
Холодными, спокойными глазами.

И затоптать лиловую метель,
Как топчем все, что в сердце отзвучало,
Пока еще не убрана панель,
И новое цветенье не настало!

«Благодарю за дружескую нежность…»

Викушке

Благодарю за дружескую нежность,
О, если б знали, как она бодрит!
Она смягчает боли неизбежность,
Пред нею все тревожное молчит!

В ней чувствуешь всегда руки пожатье,
Хоть не любимой, но такой родной,
И вспоминаешь цвет и шорох платья,
Как остро может вспоминать больной.

Любви не надо, мы любили много,
И тех и тех, неведомо, за что.
В любви есть ревность, ревность в смерть дорога,
А в нежности все тихо, все от Бога,
И вы нежны, спасибо вам за то!

Новый год

Еще стреляют где-то вдалеке,
Но погасают фейерверков брызги,
Смолкает шум в соседнем кабаке,
И музыки назойливые визги…

Вот Новый Год пришел из кабака,
И развалился, пьяный, пред рассветом,
Но зря его художника рука
Рисует ангелочком неодетым…

Он не младенец, нет, наоборот,
Опять заплачут матери и вдовы,
Он много горя миру принесет,
Пока ему на смену не придет
Еще старее и страшнее — новый!

«Хотя давно к природе мы глухи…»

Хотя давно к природе мы глухи —
Да и природы голос тих и робок, —
Люблю, когда весною петухи
Поют среди асфальтовых коробок.

Они певцы ветхозаветных дней,
Вражды не знавших и политиканства,
И все, что полагается весне,
Носило отпечаток постоянства.

Но то была не косность, а покой,
К прогрессу не мешавший нам стремиться,
Не лучше ль было в тишине такой
Любить и петь, работать и учиться?

Теперь мы отошли от тишины,
Преодолели все — пространство, космос,
Но в глубине души осуждены
На пустоту, неверие и косность.

И поднимаясь к звездам и луне
При помощи тончайших вычислений,
Не знаем мы рожденных в тишине
Крылатых дум и чистых вдохновений.

И вот теперь, когда весна пришла,
И все вокруг оделося зеленым,
На Пасхе мне звучат колокола
Не радостным, а похоронным звоном.

«Вы вопросы себе задавали…»