Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

• Название: Приключения Вернера Хольта
• Автор: Дитер Нолль
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1962

Популярный роман писателя из ГДР о том, как молодой 17-летний немец в 1943 году заканчивает школу и призывается в зенитные части. Всё это на фоне капитуляции Италии, краха немецкого наступления под Курском, ужасных бомбардировок Германии. Дальше хуже. Во второй части показана послевоенная жизнь. Книга интересна, помимо того, что занимательна сюжетом, тем, что знакомит со множеством бытовых деталей. Чувствуется связь с прозой Ремарка.

---

— Итак, мы уже знаем, — сказал военфельдшер, — что на худой конец можно схватить роскошный сифончик даже в уборной. Ну, а как обстоит дело с триппером? Можно ли подцепить в нужнике также и трипперок? Да, вы, вы там, я имею в виду вас, харя со свежейшей стафилококковой импетигой, встаньте же, парша ходячая, и отвечайте!

Впереди поднялся парень с прыщавым лицом и, запинаясь, промямлил:

— Нет, все-таки… Значит, не схватишь.

— Это роковое заблуждение! — отрезал военфельдшер. — Кстати, почему вы не подали рапорт о болезни? Вы же перезаразите весь протекторат! Сесть. Конечно, можно схватить триппер и в нужнике. Но только если будешь там заниматься со своей девушкой соответствующими глупостями.

И все в таком же духе…

Завтра уборка спален, чистка имущества, думал Хольт. Наверняка жди осмотра шкафчиков, не забыть бы спрятать парабеллум. Только бы утром не проштрафиться, а то после обеда дадут наряд вне очереди чистить нужники! Сдача белья. Может быть, каптенармус выдаст новые портянки…

К счастью, время пролетело незаметно. Руки вымыты, обмундирование почищено, столовый прибор при себе, волосы причесаны, ногти в порядке — возможно, Бем торчит у входа в столовую и заставит показать руки…

— На обед!

Бем в самом деле стоял в дверях.

— А ну, показывайте когти!

Хольт прошел благополучно, но позади себя услышал крик:

— Куда прешься, свинья немытая? Вон!

За длинным деревянным столом только-только умещалось два отделения — тридцать человек сидели чуть не на коленях друг у друга. Дневальные поставили тазы с картошкой в мундире и ведро мутно-коричневой подливы, в которой плавали какие-то не внушающие доверия ошметки мяса.

— Смирно!

Ротный командир обер-фельдмейстер Лессер в сопровождении фельдмейстера Бетхера, тяжело ступая, прошел между рядами стульев к своему столу, где он обедал со взводными.

— Сегодняшний девиз!

Кто-то из угла заорал с саксонским акцентом:

— Картошка да соус, притом же лучок сквозь порты протекают до самых сапог!

Обер-фельдмейстер рассмеялся, потом крикнул:

— Рота…

— Навались! — заорали все.

Еда показалась Хольту отвратительной, но он был голоден и набросился на картошку.

За столом принято было рассказывать всякие тошнотворные анекдоты, и верхом солдатской доблести считалось есть, не обращая на это внимания.

В столовую вошел Бем с толстой пачкой писем. Сегодня, верно, и мне будет письмо, подумал Хольт. Он уже получил четыре письма от Гундель. Бем отдал почту отделенным. Хольт покосился на Шульце, но тот опять уселся, а письма бросил на стол, прямо в картофельную шелуху и лужи соуса. Раздал он почту в спальне.

Хольт посмотрел на часы — скоро час. Он пододвинул к окну табуретку и закурил. Нетерпеливо надорвал конверт. В последнем письме к Гундель он смалодушничал. Бывали дни, когда придирки, ругань и муштра доводили его до отчаяния. В таком настроении он и излил душу Гундель. К унынию и подавленности прибавились еще мрачные воспоминания, в итоге получилось путаное, надуманное письмо, о котором он на следующее же утро пожалел.

Он пробежал глазами листок; в самом конце она писала:

«Я понимаю, почему тебе иногда грустно».

Почерк был детский, неустановившийся. В первых двух письмах Гундель выражалась неловко, словно запинаясь, а тут писала так же непосредственно, как говорила. «Дорогой Вернер, тебе ни за что не угадать, что со мной вчера приключилось! В магазине ко мне подошла незнакомая дама». Сперва было написано женщина, но потом зачеркнуто. «Она назвалась фрау Гомулка…» Вот как! Хольт насторожился, «…и спросила, не могу ли я ей уделить несколько минут. На улице она сказала, что вы с Зеппом большие друзья. Так зовут ее сына. А помнишь, ты мне в купальне рассказывал, что у тебя два друга: Гильберт и Зепп. Поэтому я ей поверила. Ты будто бы сказал мужу фрау Гомулки, что заходил к нам и тебе очень все не понравилось. Особенно сами хозяева. Я сразу подумала: ты бы этого ни за что не сказал, если б не знал хорошо господина Гомулку. Потом она спросила, что я делаю в свободное время. И не забегу ли я к ней как-нибудь? Она была страшно любезна. Даже не понимаю почему. Сказала, что у нее, к сожалению, нет дочери и ей приятно было бы видеть у себя по вечерам и в воскресенье молоденькую девушку. Словом, чтобы я к ним в гости приходила. Если я не хочу, чтобы об этом знали, она никому не скажет, а чтобы меня никто не видел, я могу проходить прямо через их сад. Я ответила, что мне надо подумать, но, может быть, если ей этого в самом деле хочется, как-нибудь приду. Дорогой Вернер, непременно напиши, надо ли мне к ним идти и что это за люди. Ты ведь знаешь, почему я не со всеми хочу встречаться».

Чего ради Гомулки зовут к себе Гундель? Филантропия? Тут Хольт вспомнил: «…девочка не так одинока, как вам представляется…» Далее Гундель писала, что у нее много работы, но ведь она не привыкла сидеть сложа руки. Дети доставляют ей много радости. Хотя они и дерзят ей, но она очень любит ребятишек, даже дерзких. Послать фотографию, как он просит, она не может, у нее нет ни одной. Потом следовала та фраза и письмо заканчивалось просьбой: «Напиши поскорей, если тебе не трудно».

— Приготовиться к выходу!

Хольт сказал Гомулке:

— На-ка, почитай, Зепп! — Он уже рассказывал Гомулке историю Гундель.

Гомулка прочел письмо.

— Почему твоя мать ее приглашает? — спросил Хольт.

— Откуда мне знать? — пожал плечами Гомулка.

2

Рота выстраивалась несколько раз, но выход на стрельбище все оттягивался. Ждали обер-фельдмейстера Лессера. В лагерь прибыл связной мотоциклист, говорили, что шеф не отходит от телефона. Бойцы стояли с оружием к ноге, по рядам пробежал шепоток, фельдмейстера Бетхера и взводных вызвали с плаца в канцелярию. И вдруг слух перестал быть слухом: выступаем!

В лагере поднялась суматоха. Шульце выкликнул:

— Вольцов, Венскат, Хольт, Гомулка, Губер… за мной! Они пошли за патронами, принесли три ящика. При раздаче боевых патронов Феттер стал ворчать:

— Двести штук на нос, кто же это дотащит?!

Но Вольпов его одернул.

Под вечер роту построили к маршу. Хольт стоял, опершись на карабин. Лямки ранца резали плечи. Набитый подсумок, штык, лопатка, противогаз, сухарный мешок и фляга оттягивали поясной ремень. Нарукавные повязки со свастикой приказано было снять. Обер-фельдмейстер Лессер обратился к строю:

— В союзной Словакии, — кричал он, — враги рейха, поддерживаемые большевистскими парашютистами, собираются ударить с тыла по нашим доблестным войскам, которые сейчас ведут тяжелые бои. Словацкий президент в своем воззвании заявил, что подонки общества хотят вызвать в Словакии хаос в подготовить почву для большевизма. Словакия не располагает достаточными силами, поэтому президент Тиссо попросил у своего могущественного германского союзника войск для подавления большевистских орд. — Лессер мрачно стоял перед строем, широко расставив ноги. — Нам поручается караульная служба и поддержка подразделений первого эшелона при погрузочно-разгрузочных работах, ну и конечно, если потребуется, и в бою. Настало время показать, чему вы научились.

Тучный фельдмейстер Бетхер принял командование, и все три взвода двинулись. На станции уже стоял эшелон.

Паровоз, пыхтя, прополз мимо семафора, а потом состав несколько часов простоял где-то среди поля в темноте. Хольт спал на голом полу, завернувшись в одеяло. На другой день поезд опять долго торчал на каком-то перегоне. По вагонам прошел слух: сбежал машинист. Гомулка втихомолку посмеивался. Только под вечер тронулись дальше. Ночью поезд так резко затормозил, что все покатились друг на дружку. Снаружи слышались крики, грохнуло несколько выстрелов.

— Вылезай! — крикнул Вольцов.

Хольт схватил карабин и выпрыгнул в темноте на насыпь. Впереди блеснули выстрелы. Вольцов стоя стрелял в ночную темень. У паровоза кто-то истошно завопил: «Прекратить огонь! Пре-кра-тить огонь!» По путям заметался круг света от карманного фонарика. Вольцов побежал вперед, где вдруг вспыхнул красный сигнальный огонь. Оберфельдмейстр Лессер вопил:

— Растяпы! Идиоты проклятые!

Бойцы толпились на железнодорожном полотне у вагонов. Вольцов рассказал, как было дело:

— Мост. Конечно, охраняемый. Часовые сигналят тихий ход, а машинист взял да и остановил. Тут охрана в первом вагоне сдуру давай палить. Часовые на мосту, понятно, начали отстреливаться, никак не могли понять, что к чему.

Паровоз дернул, все стали карабкаться в вагоны. На мосту Хольт увидел несколько темных фигур с винтовками за плечами.

— Есть пострадавшие?

— Как ни странно, нет, — ответил Вольцов. — Но это плохой знак — значит, стрелять не умеем!

На следующий день они наконец добрались до места. Поезд остановился на товарной станции. Пути, пакгаузы, семафорные будки — все это широкой полосой тянулось до самого леса. Примерно в двух километрах виден был железнодорожный мост, переброшенный через глубокое ущелье, на дне которого шумел неширокий, но бурный поток.