С. А. Федченков - Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность

• Название: Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность
• Автор: С. А. Федченков
• Издательство: «Издательство Олега Абышко»
• Жанр: Религия
• Год: 2008

Данное обстоятельнейшее исследование о жизни, пастырских трудах и сочинениях св. Иринея Лионского (ок. 130-202) не имеет аналогов в русской церковно-исторической науке. В книге рассмотрены и самым тщательным образом разобраны практически все вопросы, касающиеся как подробностей жизни великого отца Церкви (происхождение, ранние годы, знакомство со св. Поликарпом Смирнским и «пресвитерами», поездки в Рим и епископство в Галлии, борьба с гностицизмом, монта-низмом и другими лжеучениями, участие в пасхальных спорах и многое другое), так и его плодотворной литературной деятельности, особенно по созданию главных произведений св. Иринея — «Против ересей» в пяти книгах и «Доказательство апостольской проповеди».

По словам автора книги, «почти ни одно выдающееся явление церковной жизни II столетия не обошлось без его участия. Такая личность не может не представлять интереса для истории Церкви..... принципы и воззрения, которые раскрывал и защищал в своих творениях св. отец, лежат также в основе вероучения и практики нашей Православной Д Церкви. Мы принимаем установленный в первые века канон св. книгУ Нового Завета, церковное Предание в качестве источника вероучения наряду со Св. Писанием, признаем высший авторитет епископов; держимся, в сущности, тех же взглядов и по другим догматическим вопросам (за исключением хилиазма), какие раскрываются в сочинении “Против ересей”. Жизнь и учение Иринея для нас, православных, представляет поэтому еще больше интереса и значения».

Для всех интересующихся историей древней Церкви и становлением православной догматики.

---

Он также называет предмет разногласия Церквей обычаем (συνήθεια)[887] только, подобно Евсевию, и, подтверждая слова Поликрата, прямо говорит, что разногласием по пасхальному вопросу только утверждается согласие веры (ήδιαφωνίατηςνηστείας,—но, согласно всему письму, и вообще по этому вопросу, — την ομόνοιαν της πίστεως συνίστησιν)».[888]

Отсюда, однако, не менее несомненным представляется и другой вывод, что обычай, о котором шел спор, был чисто христианским по существу не только в Римской церкви, но и в малоазийских. Всякая иная окраска его непременно вызвала бы решительный протест со стороны указанных деятелей. Это верно, в частности, в отношении к иудаистическому характеру празднования Пасхи, какой предполагают некоторые авторы по отношению к малоазийским христианам.[889] Иудейские обычаи и вера уже со времени апостольского собора в Иерусалиме в глазах христиан стали приобретать вид не христианского, даже антихристианского направления. Во втором же веке, как можно видеть по сочинениям Иринея, на евионитов, наиболее ярких представителей иудео-христианства, в Церкви смотрели уже решительно как на еретиков;[890] а иудейство считалось не только противным христианству, но прямо отрицанием его, ибо существование иудейства на основе Закона отвергало нужду в слове свободы и самом пришествии Христа на землю для спасения людей.[891]

При подобном взгляде Ириней не только не стал бы защищать малоазийцев перед папой Виктором, а сам потребовал бы их отлучения, если бы они праздновали не христианскую, а иудейскую Пасху или хотя бы совершали обе Пасхи вместе.[892] «Единства веры» при таком коренном различии уже не могло быть. Да и другие противники малоазийцев, вроде Климента Александрийского и Ипполита Римского, также непременно уличили бы их в противлении постановлению апостольского собора (Деян. Гл. 15), отрицавшего необходимость для христиан соблюдать закон Моисеев. Однако ничего подобно мы не видим. И это очень знаменательно, особенно у Климента. Он, один из первых основателей и вождей Александрийской школы, не мог сочувствовать иудейству. Молчание его, равно как и Ипполита, об иудаистическом характере малоазийской Пасхи может поэтому служить ручательством, что она и не имела такой окраски по существу.

О том же говорят, как мы увидим ниже, и основания, на какие ссылались малоазийцы в отстаивании своей практики.

После этих предварительных замечаний гораздо легче будет понять и сущность спорного вопроса, и различие малоазийского и римского обычаев.

Существенные моменты праздника были, по описанию Евсевия, одинаковы и тут, и там. И в Риме, и в Малой Азии в день Пасхи прежде всего а) прекращался пост;[893] а потом следовало уже Ь) самое празднество.[894] Последнее в соборных постановлениях определяется как «таинство воскресения Господа из мертвых» (τό της έκ νεκρών άνα-στάσεως τοϋ Κυρίου μυστήριον).[895] Нет никаких оснований полагать с Прейшеном, что подцшпрюу здесь понимается какой-то особый вид богослужения, вроде мистерий.[896] Слово это в церковной литературе того времени в приложении к богослужебному культу употребляется обычно для обозначения таинства Евхаристии,[897] что вполне естественно и здесь. Тот же момент в малоазийской Пасхе Евсевий, употребляя, очевидно, принятое там выражение, определяет просто как «праздник спасительной Пасхи» (της τοϋ σωτηρίου πάσχα έορτης), несомненно, однако, понимая под ним отдельную часть всего празднества. Но так как всякое празднество у христиан выражалось прежде всего в совершении Евхаристии, то можно думать, что второй момент состоял и здесь в том же, в чем он выражался в Римской церкви. Это предположение самое естественное.

Различие же обычаев состояло, как видно из описания Евсевия и слов Поликрата, только во времени совершения Пасхи. В малоазийских Церквах оба момента приурочивались к 14 нисана, когда евреи праздновали свою Пасху;[898] в римской же — к следующему за 14 нисана, или весенним равноденствием, воскресению. В первом случае, таким образом, время Пасхи определялось числом лунного месяца, на какой бы день недели оно ни падало; а во втором, кроме этого, обращалось внимание и на день недели. В иной день, кроме воскресения, Пасха не могла праздноваться. Только в воскресенье прекращался пост и совершалась Евхаристия.[899]

В подтверждение своей практики как римская и другие единомышленные с ней Церкви, так и малоазийские[900] ссылались на апостольское предание. Поликрат же, как мы видели, даже перечисляет всех выдающихся представителей своего обычая, начиная с апостолов Филиппа и Иоанна.[901] Кроме того, не менее сильным является у него и другое основание, а именно, что малоазийцы празднуют Пасху «по Евангелию» (κατά τό εύαγγέλιον).[902] Что значит точнее это выражение, епископ Ефесский не объясняет, очевидно, считая его понятным само по себе. Поэтому приходится обращаться к другим документам.

Из фрагмента Аполлинария мы видим, что малоазийцы в лаодикийском споре ссылались на Евангелие от Матфея.[903] Очевидно, его же имеет в виду и Поликрат. Аполлинарий поясняет также и то, в чем, собственно, состояла эта ссылка. Малоазийцы, по нему, утверждали, что Господь 14-го вкушал с учениками пасхального агнца и установил Евхаристию,[904] а на следующий день, 15-го, пострадал, в подтверждение чего и указывали на Евангелие от Матфея.[905]

Ипполит же в сочинении «Против всех ересей» приводит и ход логического доказательства их по этому поводу. «Говорит (защитник малоазийской практики) так: Христос совершил пасху в тот день (14-го) и (потом) пострадал; поэтому и мне нужно поступать так же, как поступил Господь ((Λέγει γάρ οΰτως· έποίησε τό πάσχα ό Χριστός τότε τη ήμερα καί επαθεν· διό κάμε δει όν τρόπον ό Κύριος έποίησεν, συτω ποιεΐν)».[906] Последнее заключение и особенно глагол noisiv с несомненностью указывают, что, совершая Пасху 14-го нисана, малоазийцы хотели подражать Христу. Но подражать Его страданиям в праздновании они не могли. Остается поэтому понимать совершение Им Пасхи и установление таинства Евхаристии. За это же говорит и тот факт, что на 14-е нисана, согласно Аполлинарию, малоазийцы относили именно вкушение Христом пасхального агнца, а страдания Его они приурочивали к 15 числу.

Противники же их — Климент, Ипполит и Аполлинарий, ссылаясь на Евангелие от Иоанна, возражали им, что Господь не 14-го, а 13-го совершил Тайную вечерю; 14-го же, Сам будучи Агнцем, вземлющим грехи мира, пострадал за людей.[907]

Эта полемика дает новую черту для характеристики спорного вопроса. Из нее видно, что малоазийцы совершали Пасху 14 нисана в воспоминание Тайной вечери Спасителя и вкушения Им еврейского пасхального агнца.

Отсюда можно предполагать, что празднование Пасхи у них было несколько аналогичным иудеям. Но эту аналогию, принимая во внимание уже доказанный нами чисто христианский характер малоазийской Пасхи, нельзя, конечно, доводить до сходства. Мысли и воспоминания у христиан были несомненно чисто христианскими.

У иудеев пасхальное празднование содержало два момента: а) заклание пасхального агнца = жертва Господу (Исх. 12, 6; ср.: 27) и потребление его = вечеря Господня {Исх. 12,8; ср. также: Мк. 14, 12; Лк. 22,7; Мф. 26,19 и др.). Установлен этот праздник был в воспоминание спасения их из плена египетского (Исх. Гл. 12).

По аналогии с иудеями, малоазийцы, очевидно, вспоминали спасение во Христе, принесшем Себя в жертву за грехи мира и давшем возможность вкушать Его тело в Евхаристии в жизнь вечную.[908] Указание на это можно видеть и в самом выражении Евсевия, что они совершали «праздник спасительной Пасхи», точнее—«праздник Пасхи спасения» (της τοϋ σωτηρίου πάσχα έορτης), т. е. праздник в воспоминание спасения, или избавления людей от греха. Таким образом, они не разделяли смерти Христа от Его воскресения и праздновали не только первую (точнее, плоды ее),[909] а вспоминали все дело искупления и спасения человечества во Христе, взятое в совокупности.[910]

Римская же и другие согласные с ней Церкви, празднуя Пасху в воскресный день, очевидно, разделяли в праздновании воскресение Христа от Его страданий и воспоминанию последних посвящали особый день, может быть, пятницу.

Римляне поэтому выдвигали на первый план исторические моменты из жизни Спасителя — последовательно: страдания, смерть и воскресение Его; малоазийцы же, наоборот, сообщали своему празднеству несколько догматический характер, так как, не разделяя смерти Господа от Его воскресения, праздновали в совокупности все спасение во Христе. У первых точка зрения была больше субъективная, у вторых — объективная.[911]

Но отсюда вытекает новый пункт различия в пасхальной практике обеих партий. Празднование римское, очевидно, продолжалось несколько дней (пятница — воскресение); малоазийская же Пасха была, вероятно, однодневной.[912] Некоторое подтверждение этому можно видеть и в выражении Поликрата, что он и его сторонники празднуют «этот день (14 нисана), ничего не прибавляя (μήτε προστιθέν-τες) и не убавляя».[913]