Василий Топильский - Розы на снегу

• Название: Розы на снегу
• Автор: Василий Топильский
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Жестоким смерчем обрушилось на Европу фашистское нашествие. Пепел и слезы, кровь и руины оставались там, где прошли полчища гитлеровцев.

В воскресный солнечный день 22 июня 1941 года мутный нацистский поток хлынул и на территорию нашей Родины. Везде, где ступала нога оккупантов, вспыхивали очаги сопротивления: зажигали костры в лесах партизаны, действовали подпольщики. Многие из них погибли, но не дрогнули, не согнулись под пытками.

Был свой незримый фронт и в битве за Ленинград. Он проходил по берегам Плюссы и Шелони, Волхова и Великой. Явки его бойцов были в Луге и Острове, в «столице» озерного края далеком Себеже, в избах осьминских колхозников.

В этом сборнике рассказывается о малоизвестных и неизвестных подвигах наших разведчиков, подпольщиков и партизан в годы Великой Отечественной войны.

---

Лена и ее подруги до поры затаились, и их никто не трогал. Но однажды среди бела дня в дом Подрезовых ввалились немецкие солдаты. Один из них вскинул автомат и на ломаном русском языке спросил Лену:

— Ты за кого — за Гитлера или Сталина?

«Видно, что-то узнали. Все равно пропадать», — подумала с тоской девушка и гордо ответила:

— Я за Советскую Родину!

Стоит и чувствует: озноб по коже пошел и руки дрожат — ничего с ними поделать не может. А солдаты оружие на лавку сложили и… давай хохотать.

Пригляделась Лена — так это же переодетые «чкаловцы»! Обрадовалась, но и руганула как следует. А потом заплакала. Растерялись бойцы:

— Так мы же пошутили…

А тут и командир их, политрук Пенкин, в дом вошел.

— Чего ревешь? — спрашивает.

Досталось бы на орехи «шутникам», да Лена не выдала их, сказала, что плачет от радости. После одна из подруг Женя Сергеенкова подсмеивалась:

— Тоже мне конспиратор. Когда меня так спросили, я схитрила. Сказала: «Я за красивых мальцов!»

«Чкаловцы» были теперь бойцами рейдирующей партизанской бригады разведотдела штаба Северо-Западного фронта. В старые места завернули с целью разведки. И опять Подрезова и ее подруги стали наведываться в гости к «тетям» в большие села, бывать на базарах. А потом на кладбище, в рощах и других мало посещаемых зимой местах, в «почтовых ящиках» — в дуплах деревьев, под камнями — появлялись коротенькие записки для разведчиков бригады. Попадись с таким «письмецом» гитлеровцу — не миновать виселицы…

В конце лета 1942 года в родных краях Подрезовой прочно обосновалась 2-я бригада калининских партизан, начал действовать Пустошкинский подпольный райком ВКП(б). Срочно потребовалось организовать распространение сводок Совинформбюро, которые райкомовцы принимали по радио. Секретарь райкома Яков Васильевич Васильев предложил:

— Поручим это дело Елене Подрезовой. По всем отзывам надежный товарищ. И опыт уже есть.

Через день в Ерастовке заработал «взвод писарей». Ранним утром в доме Подрезовых собирались подруги Лены и мальчишки-подростки. «Адъютант» комвзвода Миша Коротышев лихо докладывал Лене:

— Товарищ командир, взвод готов к выполнению боевого задания!

Собравшиеся рассаживались, вынимали карандаши. Лена диктовала. «Рукописная типография» начинала рабочий день. Писали, позабыв про сон, про еду. В короткий срок усилиями Лены и Тамары Подрезовых, Жени и Лизы Сергеенковых, Тани Князевой, Ольги Комоедовой и других «бойцов» из «взвода писарей» было написано более трех тысяч экземпляров листовок.

Январь сорок третьего принес в невельские и пустошкинские деревни радость: советские воины выбили гитлеровцев из крупного, стратегически важного железнодорожного узла — города Великие Луки. Фронт приближался к Невелю. Гитлеровцы неистовствовали в прифронтовой зоне: сжигали целые деревни, расстреливали и старых и малых. Усилили активность и партизаны. Подпольный райком партии призвал население подняться на вооруженную борьбу против оккупантов. С этой целью решено было провести собрание-митинг молодежи тридцати деревень.

И оно состоялось, единственное в своем роде в летописи Великой Отечественной. В морозный ясный день в селе Морозове под защитой партизан собралось около трехсот юношей и девушек. После доклада секретаря подпольного райкома партии о задачах молодежи были выступления с мест. Горячо говорила Лена Подрезова:

— Вот уже третий день слышим мы по утрам гром. А ведь сейчас не май, а январь, студеный, морозный. Утренний гром — это голос нашей армии, голос наших братьев. Это призыв к нашей совести, чести…

И призыв был услышан. Старики, девушки, подростки брали в руки оружие и шли под партизанские знамена. А у Лены основной «специальностью» стала разведка. В 1943 году ей удалось к разведывательной сети бригады подключить многих надежных людей.

Удивлялись прихожане церкви в Неведро, видя среди набожно молящихся бывшую учительницу. Шептали старухи:

— Ишь времена наступили. Учителька и та лоб крестит. Спаси и помилуй нас, господи.

А Лена, еще раз осенив себя крестным знамением, неторопливо покидала новый «почтовый ящик». В кармане ее кофты лежали донесения разведчиков в стане врага, записки связников…

У Елены Александровны Минченковой (Подрезовой), учительницы школы в городе Пустошка, сохранился дневник военных лет. Маленькая книжечка.

С трепетом листаю пожелтевшие странички. Короткие, торопливые записи:

«23.8.43. Утро началось по-обыкновенному. И вдруг налетели озверевшие псы. Бросали бомбы. Зажгли деревню. Все горит. Народ обстреливали, звери кровавые».

«1.9.43. Как болит сердце, ведь уже 1 сентября. Учебный год… Подлый враг еще сопротивляется. Отправили раненых. Вечером слушали баян».

«9.9.43. Убили в Тимонове Мишу Юстюженко. Как жаль храброго разведчика. Раненный в ногу, он до конца отстреливался. Дорого поплатился враг за твою жизнь».

А вот запись в два слова:

«Убили Тамару…»

Больше в тот день Лена не смогла ничего записать. Весть о гибели в бою младшей сестренки сразила, лишила сил.

Последняя запись сделана в дни радостной встречи частей наступающей Советской Армии, когда юноши-партизаны стали солдатами.

«20.11.43. Утро. Жаль расставаться с ребятами, слезы текут из глаз. Ведь это наши братья. Мы выросли в единой дружной семье. Были радости, и было немало горя… Да, хорошие ребята — Коля Жигач, Алексей, Виктор Кулешневский, Шатныгин, Панков. Последние рукопожатия. Они уходили, и мы говорили им: «Бейте еще лучше врага, чем били, до полного уничтожения его».

Сейчас уже 12 часов ночи. Счастливой жизнью мы будем жить. Штаб спит. А я сижу и переживаю».

* * *

Падают, кружатся золотые листья. Ветер несет их по аллее. Второклассники собирают из них яркие букетики.

Прозвенел звонок. Снова все на своих местах за партами. В класс входит Елена Александровна — первая учительница мальчишек и девчонок.

— Ребята, посмотрите на эту картинку. Что вы видите на ней? — спрашивает она, показывая репродукцию картины Левитана «Золотая осень».

Хором отвечают:

— Это — осень!

— Каковы ее приметы?

Поднимаются десятки детских рук. А Вова Феоктистов поднял сразу обе.

— Листья опадают, — говорит Лариса Осипова. — Вон их сколько, желтых, под деревьями.

Сережа Юринов заметил, что небо на репродукции «какое-то темное». Мягкий, чуть слышный голос Светы Мельниковой добавляет:

— Трава желтая, озимь зеленеет.

— А чем заняты осенью в деревне люди? — задает вопрос учительница.

И опять много рук.

Елена Александровна учит своих питомцев видеть, любить и беречь окружающий мир, который ее старшие товарищи и она сама отстояли в лихую годину.

Николай Масолов ПОГАСИТЬ НИКТО НЕ ВЛАСТЕН

«Слыхали ли вы, как кричат цапли, гнездящиеся по берегам озера Маленец?

Внимали ли тишине заречных далей, открывающихся с крутого берега Сороти?

Сидели ли на «скамье Онегина» в старом Тригорском парке?»

На эти вопросы мудрого ваятеля Сергея Ивановича Конёнкова, посетившего на склоне лет пушкинский край, те, о ком наш рассказ, могли бы ответить:

— Да! Слыхали!

— Да! Внимали!

— Да! Сидели!

И еще бы они могли сказать, что сделали все, что сумели, чтобы будущее поколение могло прийти к могиле великого поэта — на холм, с которого вся Россия видна.

НОЧНАЯ КАНОНАДА

В последний день июня 1941 года над грядой Синичьих холмов появился фашистский самолет. Покружив над поселком, летчик спикировал на Святогорский монастырь. Одна из бомб угодила в купол собора. Обломки кровли упали на могилу поэта.

А вскоре у поселка показались красноармейцы. Они уходили от голубой Сороти, навязывая врагу тяжелые бои. Последняя полубатарея, прикрывая отход товарищей, стреляла по гитлеровцам до тех пор, пока орудия и расчеты не были смяты гусеницами фашистских танков. Случилось это под вечер 13 июля…

Потом наступила тишина — гнетущая, натянутая, как стальная пружина. В поселке обосновались те, кто в исполнение чудовищного нацистского плана освоения захваченных земель должен был насаждать «новый порядок» на берегах Сороти.

— Руссиш капут! — гоготала солдатня военной комендатуры, оскверняя русскую святыню — Пушкинский холм.

— Пушкин — дикарь. Ницше — бог, — философствовали за бутылками шнапса гитлеровцы рангом повыше.

И вдруг… Темной осенней ночью рядом с поселком раздалась пулеметная трель. Затем ухнула пушка. Вторая. Третья.

Нервы гитлеровцев не выдержали. Они открыли беспорядочную стрельбу из автоматов и пулеметов. Всполошились и команды, расквартированные в Михайловском, Колоканове, Подкрестье. Всю ночь палили оккупанты, пугая неведомого противника и подбадривая себя.