Диана Крымская - Черная роза

• Название: Черная роза
• Автор: Диана Крымская
• Жанр: Исторические любовные романы

В «Чёрной Розе» есть всё то, что может понравиться романтичным натурам, любящим псевдоисторические любовные романы: брак по королевскому приказу, ненависть, перерождающаяся в любовь, переодевания, похищения, поединки, интриги, коварные злодеи (и злодейки!) и — страстная любовь.

Редакция авторская, рисунки Татьяны Гавриловой.

---

— Вы не сделаете этого. Это же преступление! Вас обвинят в сумасшествии! Посадят на цепь на всю оставшуюся жизнь!

— Нет, мадам. Сомнамбула — не сумасшедший. Это человек, который просто спит — и не контролирует своих действий. А, проснувшись, он становится абсолютно нормальным. И, я думаю, что Людовик оправдает меня!

Он сжал пальцы сильнее, и Бланш слабо вскрикнула. Герцог отпустил ее руку.

— У меня будут синяки. Вы просто грубое животное. — Она потерла запястье, с ненавистью глядя на него. Де Немюр рассмеялся:

— Вот такой вы мне нравитесь куда больше, кузина. Когда вы ненавидите меня… А не когда любите.

Бланш вдруг догадалась — он просто пьян! Этого еще не хватало!..

А герцог вдруг произнес:

— Знаете, милая кузина, а ведь это не я сомнамбула, а вы. Да, мадам! Только во сне женщина, да еще и имеющая ваш королевский сан, может настолько забыться, чтобы посреди ночи прийти к мужчине, который принял снотворное и крепко спит. Что это вы делали в спальне Розамонды, где я провел эту ночь?

Она молчала, тяжело дыша.

— Я хочу кое-что рассказать вам, мадам. Сегодня ночью мне приснился сон — нет, скорее, кошмар. Что по моему телу ползает какая-то отвратительная тварь… Вроде змеи или скорпиона. Не вас ли я видел во сне? Такого гадливого чувства я давно уже не испытывал! — улыбаясь, сказал де Немюр.

Бланш задохнулась от злобы.

— Змея?.. Скорпион?.. Да, кузен, именно тварь! И знайте, что ее имя — Доминик де Руссильон! Это ее имя вы произнесли ночью!

— А, — сказал, развеселясь еще больше, герцог. — Так вот почему вы выскочили из спальни как ошпаренная! Я назвал во сне имя Доминик… И вы, конечно, взбесились!

Она зашипела, как дикая кошка. Глаза ее сверкнули.

— Как вы смеете так со мной разговаривать! Со мной… С вашей королевой! Негодяй! Пьяная скотина!

Он продолжал смеяться, не обращая никакого внимания на ее гнев:

— А что вы можете со мной за это сделать? Заточить в темницу? Заковать в цепи? Пытать? Морить голодом? Все это уже было, ваше величество. Я вас нисколько не боюсь!

Бланш прикусида губы чуть не до крови. Да что же это такое?!! Нет, он не пьян. Робер почти никогда не пьет. А, если и пьет, — по нему никогда этого не заметишь. Он просто издевается над ней! Ему надоело быть ее безответной жертвой. Надоело подставлять ей левую щеку, когда она бьет его по правой.

«Я должна взять себя в руки. Все нити заговора против него в наших с Раулем руках. И, если де Немюр влюблен в эту рыжую девчонку, — мы заставим его плакать! Но я должна быть уверенной и хладнокровной!»

И она сказала совсем другим, спокойным голосом:

— Не хотите ли вы бросить взгляд на вышивку нашей новой дамы, кузен? Я думаю, что она вам понравится.

Она встала и подошла к столу, где лежала работа Доминик. Герцог следовал за ней.

— Посмотрите… Чудо, не правда ли?

Де Немюр взглянул на изображение Черной Розы. Однако, в лице герцога ничто не дернулось, оно осталось совершенно равнодушным.

— Этот всадник на вороном коне… Герцог Черная Роза. Тот, что погиб при Тулузе. Не кажется ли вам, что он отчего-то очень похож на вашего кузена… Рауля де Ноайля? — замурлыкала королева. — Посмотрите — глаза в прорезях черной маски. Такие же голубые, как у него! По-моему, необыкновенное сходство с Раулем!

— Действительно, похож, — легко согласился де Немюр. — Но вот девиз на щите всадника — «Et post mortem constantia est — И после смерти — постоянство». Он не подходит герцогу де Ноайлю. Ибо эти слова о чести никак не вяжутся у меня с моим кузеном.

— Вы намекаете, герцог де Немюр, что Рауль де Ноайль… бесчестен? — ледяным тоном спросила Бланш. В комнате вдруг воцарилась мертвая тишина. Рауль с ненавистью смотрел на герцога. Доминик пылала от негодования.

— Что вы, мадам! Просто Рауль, насколько я помню, всегда пренебрегал уроками латыни… ведь мы с ним вместе учились, и я это прекрасно помню; и он не мог выбрать себе в девиз латинский девиз, не зная истинного значения этого четверостишия. — Спокойно сказал де Немюр.

Рауль покраснел и сжал кулаки. Бланш решила разрядить накалившуюся обстановку.

— Оставим, право, это, господа. Ведь мы в музыкальной комнате. Кто порадует нас песней?.. Быть может, наша новая дама споет нам что-нибудь?

Доминик видела, как покраснел ее Рауль. Конечно, он еле сдерживал бешенство! А этот мерзавец де Немюр… Как он ловко выкрутился с латынью! Ей захотелось показать Раулю, что она на его стороне, что не сомневается в нем, что верит ему и любит.

И она с готовностью взяла в руки лютню.

— Что вы нам исполните, любезная графиня де Руссильон? — спросила королева. Она и де Немюр вернулись в свои кресла.

— Не будет ли возражать ваше величество, если я спою песню на окситанском языке?

— Пожалуйста. Лишь бы она была красивой.

Доминик провела рукой по струнам и запела. Это была одна из тех песен, что она разучивала в монастыре — песня о Черной Розе. О его подвигах. О его гибели. Ее мягкое глубокое контральто звучало то громко и чуть ли не яростно, воспевая битвы и сражения, то приглушенно и скорбно, описывая сцену смерти неизвестного героя Лангедока. Все замерли, внимая ее голосу и переборам струн.

Но Дом пела эту песню лишь для одного человека. И он находился здесь, в этой комнате. Вряд ли кто-нибудь, кроме него… и де Немюра, конечно, мог понять слова окситанского языка. Девушка не сводила взора своих синих очей с прекрасного лица Рауля. Вначале, правда, молодой человек чуть заметно вздрогнул, когда она запела. Но потом он улыбнулся ей — и в его улыбке были и восхищение, и радость, и надежда.

…Де Немюр следил за выражением лица Доминик не менее напряженно, чем она — за лицом Рауля. Робер не понимал эту девушку. Сначала — вышивка с изображением герцога Черной Розы. Теперь — песня, посвященная ему же. Что это значило?..

Ведь Доминик де Руссильон НЕНАВИДЕЛА Черную Розу! Он вспоминал их единственную встречу в замке Руссильон. Она сначала растоптала его, Робера, знамя; потом ранила его пажа Жан-Жака; потом прокралась в комнату герцога и изрезала его плащ. Это была чистой воды ненависть. А сейчас — она сидит здесь и воспевает подвиги Черной Розы! И с такой нежностью… С такой ЛЮБОВЬЮ…

«Доминик знает, что ее сестра Мари-Флоранс замужем за Черной Розой. Ее сестра! А у меня такое чувство — что она САМА замужем за ним, так пылает ее взор… Так дрожит голос.

И, главное, — она ТАК смотрит в это время на Рауля! Но при чем здесь Рауль? В чем дело? Чего я не понимаю здесь?..»

Песня кончилась. Все зааплодировали.

— Прелестно, прелестно, милая графиня! — воскликнула Бланш. — Но хотелось бы знать, о чем была эта песня?

— Ваше величество, — с поклоном сказал ей де Ноайль, — я могу перевести вам слова. Песня графини была посвящена подвигам и смерти герцога Черной Розы.

Бланш бросила быстрый взгляд на де Немюра. Но тут же обернулась к Доминик.

— У вас чудесный голос, дитя мое. Надеюсь, вы еще порадуете нас своим искусством! Но, право, девушкам не пристало петь о подвигах… смерти… крови… Пойте только о любви, прекрасная графиня. И она придет к вам!.. Кто еще споет для нас? Наша дама порадовала нас песней о войне и смерти. А я хочу о любви. — Она обвела взором мужчин. — Может, вы, кузен? Я так давно не слышала вашего пения!

Доминик не думала, что де Немюр согласится. Но он кивнул и встал.

— Куда вы? Вот рядом инструмент, — сказала королева.

— Я возьму у Доминик де Руссильон, ваше величество. Он хорошо настроен.

И герцог де Немюр шагнул к Дом, на коленях которой все еще лежала лютня.

— Вы позволите, графиня? — спросил он, наклонившись за инструментом.

Девушка кивнула, вся сжавшись внутри. Герцог взял лютню и не вернулся в кресло, а присел на подоконник, вероятно, специально, чтобы лицо его оставалось в тени, и легко коснулся длинными пальцами струн. Инструмент ответил ему тихим мелодичным звуком.

Доминик же сидела в каком-то полузабытье. Когда он наклонился к ней, чтобы взять лютню, то не дотронулся до девушки даже кончиком пальца… Но его волосы почти коснулись ее лица. И какое-то странное ощущение охватило Дом. Она почувствовала НЕЧТО, чего не могла ни уловить, ни вспомнить. Но это было что-то очень важное… что-то жизненно важное! Ах, если бы она вспомнила, что! Но память ее молчала. А де Немюр склонился над лютней и начал петь.

Это была тоже окситанская, старинная, песня, кем-то переведенная на французский язык. Там были такие слова:

Я ног твоих следы увидел на песке,
По берегу прошла ты утром в белом платье.
И понял я — и сжалось сердце вдруг в тоске:
Мне никогда тебя не заключить в объятья!

И, на колени пав, твой след я целовал.
Я плакал… Или то морские брызги были?
А ямки на песке прибой уже смывал.
Мне не найти тебя… Напрасны все усилья!

О, не терзай меня! О, возвратись назад!
Никто, никто, поверь, не делал мне так больно.
Улыбку подари или хотя бы взгляд —
И в рабство лишь тебе я сдамся добровольно.

Он не был чересчур искусным певцом и музыкантом. Пальцы правой руки несколько раз сорвались со струн; голос был слишком низким, и порой в нем даже прорывалось что-то хриплое. Но Доминик была заворожена. Еще ни один мужской голос не рождал в ней такого волнующего чувства.