Владимир Герлах - Изменник

• Название: Изменник
• Автор: Владимир Герлах
• Издательство: Издатель Словохотов А.А.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9903041-9-2

…Мемуарная проза. Написано по дневникам и записям автора, подлинным документам эпохи, 1939–1945 гг. Автор предлагаемой книги — русский белый офицер, в эмиграции рабочий на парижском заводе, который во время второй мировой войны, поверив немцам «освободителям», пошёл к ним на службу с доверием и полной лояльностью. Служа честно в германской армии на территории Советского Союза, он делал всё, что в его силах, чтобы облегчить участь русского населения. После конца войны и разгрома Германии, Герлах попал в плен к французами, пробыл в плену почти три года, чудом остался жив, его не выдали советским властям.

Предлагаемая книга была написана в память служивших с ним и погибших, таких же русских людей, без вины виноватых и попавших под колёса страшной русской истории. «Книга написана простым, доступным и зачастую колоритным языком. Автор хотел, чтобы читатели полностью вошли в ту атмосферу, в которой жили и воевали русские люди. В этом отношении она, несомненно, является значительным вкладом в историю борьбы с большевизмом». Ценнейший и мало известный документ эпохи. Забытые имена, неисследованные материалы. Для славистов, историков России, библиографов, коллекционеров. Большая редкость, особенно в комплекте.

---

Со страхом и стыдом смотрела в темные глаза и слушала его такой ласковый голос: «Вера, мне кажется, что я знаю, о ком вы говорите. Не о мне ли?» Его самоуверенность все-таки была оскорбительна, она ее возмутила. Как он смел так с ней говорить? Он слишком много о себе думал, нужно пока не поздно его разубедить. Но не могла лгать, должна была дойти до конца в своем унижении: «Да. Вы! Тысячу раз вы!» и смотря почти с ненавистью на его улыбающиеся губы, добавила с вызовом: «Поцелуйте меня! Поцелуйте меня, прямо смотря мне в глаза! Потому что, если вы думали, что я не заметила, как вы меня поцеловали в Озерном, когда я спала, вы жестоко ошибаетесь! Я это прекрасно заметила и вам ответила! Вот!»

Не могла до конца насладиться своей местью, закрыла глаза, почувствовав его рот на своих дрожащих от негодования губах. Домой в эту ночь она не вернулась.

***

Была Вера счастлива, как только может быть счастлива молодая нетронутая девушка, полюбившая в первый раз здоровой большой любовью, и это счастье смешалось с никогда раньше неиспытанным божественным наслаждением, когда она увидела над собой горящие глаза и обняла любимого мужчину… А потом жила как в тумане все время до отъезда Галанина. О том, что он должен был скоро уехать знала, соглашаясь перед Богом быть его женой, и все время когда была с ним, старалась об этом не думать! Была похожа на пьяницу, заглушая страх перед неизбежным похмельем еще большим опьянением. Пила не отрываясь из кубка, который щедро и непрерывно наполнял ее любовник, смотрела на него затаив дыханье, широко открыв глаза, радовалась его безумию и сама безумствовала. Милый мой! желанный!

Очнулась, пришла в себя в серый дождливый день. Галанин уехал на Комарово чтобы там присоединиться к колонне полковника Розена. Она сидела в своей маленькой девичей спальне и рассеянно слушала тетю Маню, которая ее утешала «Ничего, Веруся, не горюй! Вернется он! Чует мое сердце, что вернется! К зиме видать, война кончится и вы поженитесь, если вы окончательно с ним порешили. Я перечить вам не буду, он все-таки не плохой человек и тебя любит. Староват немного, не буду, не буду! Вернется он и Аверьян тоже говорит, чудно, плачет косой!» Ее сердце говорило правду. Галанин на самом деле вернулся. Но лучше было бы, если бы он никогда не возвращался!

***

«Эх, дороги, да туманы

Холода, тревоги..

Да степной бурьян!…»

Первый страшный удар, положивший начало бесконечной веренице несчастий, был нанесен Галанину в начале осени, когда все казалось хорошо и ясно на военном горизонте… Был сентябрьский день, теплый и синий на фоне кавказских предгорий. Галанин обедал в офицерском собрании дивизии, когда где то недалеко на улице разорвалась бомба, брошенная советским самолетом… Они пролетали над городом редко, больше ночами и их бомбежка была всегда нелепа и неудачна: несколько разрушенных домов… несколько убитых и искалеченных русских жителей, иногда немецких солдат… и опять тихо и сонно долгое время… до следующего очередного налета… на эти бомбежки давно перестали обращать внимание и немцы и русские… так и на этот раз… Галанин отпил из стакана молодое кислое кавказское вино, рассеянно прислушиваясь к редким выстрелам зениток, внезапно вздрогнул.

За окном во дворе какой то возбужденный и, как будто, радостный голос докладывал: «прямое попадание в автомобиль; я ехал сзади на мотоциклете и ясно видел… эти свиньи, как будто, прямо в него целили… убит наповал… прямое попадание… этот бедный полковник фон Розен!»

Галанин бросился во двор, где у крыльца продолжал объяснять какой то незнакомый унтер офицер. Не дослушав его рассказа бежал по улице туда, где были обломки машины Розена, стояли и бестолково суетились немецкие солдаты и офицеры… растолкав их, опустился на колени около тела своего друга: да, солдат был прав! Это было прямое попадание в плечо! Вся левая половина туловища исчезла, но голова осталась и лицо Эмиля было спокойно и, как будто, удивлено, за моноклем, тщательно вдетым в глазную орбиту, тускло блестел зрачок мертвого глаза и рот улыбался, показывая золотые пломбы зубов… Он был мертв… погиб глупо, нелепо накануне отъезда домой! В долгожданный отпуск!

Галанин встал, тупо смотрел, как его понесли на носилках по улице мимо любопытных прохожих, посмотрел наверх откуда пришла смерть: небо было синее, солнце грело, совсем не было похоже на осень и на войну, а между тем Розен умер, его автомобиль был разбит вдребезги, на кровавой мостовой валялась его фуражка, испачканная в кровавой пыли и на коленях была та же кровавая грязь, которую он напрасно старался отмыть рукой намоченной в луже воды, набежавшей из разбитого радиатора…

За этим первый ударом нужно было ждать и других неприятностей и Галанин написал Вере длинное письмо, посвященное своему другу, письмо, которое закончил неожиданно для самого себя, грустно и тревожно: «Да, Вера, Розен погиб и похоронен… и, когда его закапывали на площади этого тихого города, мне казалось, что закапывали в узкую, глубокую яму частицу меня… будто я потерял не только моего единственного друга, но, мой талисман! Мне показалось, что с его смертью кончилась полоса моих удач и мне, вдруг, стало страшно за будущее, за наше будущее, как будто, я стал совсем одинок среди чужих людей! Не правда ли глупо? Сам знаю! Но это малодушие пойми и прости! Мне страшно тяжело!»

В ответ на это письмо нескоро получил от нее ответ, не тот которого ожидал: «…ты просто устал, Алексей! и я думаю, что самое лучшее было бы для тебя устроиться где-нибудь в тылу! например, где-нибудь у нас! не забывай, что ты уже немолод! Хотя без Розена это не так легко! Я ведь знаю, что только благодаря ему тебе удалось сделать такую карьеру. В этом отношении он был, в самом деле, твоим талисманом; добавила между прочим, что арестован за саботаж Бондаренко; в общем жизнь стала совсем невозможная… сил нет терпеть!»

Галанин с досадой скомкал письмо, оно его обидело и встревожило! ему показалось будто она уходила от него в лес, подкравшийся к ее городу; ночью он долго не спал, думал, старался понять ее холодность даже, как будто, враждебность. Как она могла говорить о том, что он немолод… устал? Он вовсе не устал, не чувствует старости и, если Розен умер, это вовсе не значит, что он не сможет и дальше делать свою карьеру! Он всем покажет, и ей тоже, что Розен вовсе не значил так много в его продвижении вперед, он сам выбился! Он решил хлопотать об отпуске на другой же день! А утром его вызвали в штаб дивизии и он получил задание немедленно отправиться в Новороссийск, а потом, вообще, нечего было и думать об отпуске, о своем маленьком личном счастье, когда неудачи немцев на восточном фронте множились везде… на горных перевалах кавказских гор, в Калмыцких степях, у Сталинграда и дальше на север… Целые области были захвачены партизанским движением и в одной из сводок в начале зимы, вдруг упоминалось о ликвидации крупных партизанских отрядов в районе города К. Одновременно с этой сводкой совершенно прекратились письма от Шубера, Шаландина и Веры. Были декабрьские дни 42 года! Очень усталые, продрогшие немецкие солдаты лежали в грязных холодных окопах, продуваемых ледяным дыханием Сибири… Германия была далеко, фронт растянут, слаб и жидок… Русские войска подходили к Ростову. Сталинград был окончательно окружен… Только тогда Галанину удалось получить отпуск и через неделю он приехал в областной город Б., с твердым намерением немедленно обвенчаться с Верой и увести ее с собой в Германию…

***

Было яркое солнце, которое слепило глаза, отражаясь в снегу… Галанин оставил свои вещи на вокзале на хранение, вышел на улицу и пошел быстро к центру города с любопытством смотря по сторонам… город мало изменился за эти полгода, те же деревянные однообразные дома, те же деревья, тот же знакомый ему по прошлой зиме запах, морозом пронизанного, снега! По улицам торопились люди, русские и немцы… это было два мира, которые проходили один мимо другого, не замечая друг друга. Отчужденность и скрытая враждебность были и раньше, теперь стали как будто больше и острее… Галанин с трудом нашел комендатуру, все немецкие учреждения переменили свои адреса и устроились на новых квартирах надолго и основательно… вот только сами немцы стали совсем другими, пообтрёпанней и старше! Как будто сильно постарели и посерели… шли по улицам не торопясь и на их лицах, помятых и печальных была скука и усталость. Как Галанин к ним ни присматривался, никак не мог встретить знакомого лица, все были чужие и неприятные.

В помещении комендатуры старые писаря в потертых мешковатых мундирах, в стоптанных залатанных сапогах суетились и бегали от телефона к пишущим машинкам и кабинету коменданта. Один из них высокий и худой, с рябым морщинистым лицом подбежал к Галанину и, стукнув каблуками рыжих сапог, обрадовался: