Еремей Парнов - Заговор против маршалов

• Название: Заговор против маршалов
• Автор: Еремей Парнов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012

Проза и публицистика Еремея Парнова хорошо известны чита­телям. Его научно-фантастические и приключенческие книги, очер­ки о странах Востока и повести на историко-революционные темы получили широкий отклик. Произведения Е. Парнова изданы во мно­гих странах Европы, Азии, Северной и Южной Америки.

В Политиздате вышли снискавшие общественное признание книги Е. Парнова «Боги лотоса» и «Трон Люцифера»; художест­венно-документальные повести «Секретный узник» (об Э. Тельмане), «Посевы бури» (об Я. Райнисе), «Витязь чести» (о Ш. Петефи), «Под солнцем багряным» (об У. Тайлере).

Новый роман Еремея Парнова «Заговор против маршалов» по­вествует о драматических событиях, предшествовавших Великой Отечественной войне. Речь идет о так называемом «военно-фашист- ском заговоре» в РККА, о процессе над выдающимися военачаль­никами, уничтоженными по указанию Сталина. Большое внимание уделено и фальшивке, сфабрикованной нацистской службой безо­пасности, кровно заинтересованной в политической дискредитации М. Н. Тухачевского, других советских маршалов и командиров, став­ших в скором времени жертвами репрессий. В романе исполь­зованы многочисленные, подчас неизвестные широкой общественно­сти документы…

---

Тут Фейхтвангер почувствовал, что в его голове все окончательно перепуталось.

В длинной обвинительной речи мелькали удиви­тельные пассажи, немыслимые в нормальном суде.

—       Вот Ратайчак,— Вышинский, загнув пальцы книзу, пренебрежительно указал на начальника Главхимпрома НКТП.— Он сидит в задумчивой позе, не то германский, это так и осталось невыясненным до конца, не то польский разведчик, в этом не может быть сомнения, как ему полагается, лгун, обманщик и плут.

Станислав Антонович Ратайчак — личность, безус­ловно, неординарная. Служил в немецкой армии, в пят­надцатом году попал в русский плен, с первых дней революции — в РККА.

Такого человека — немец! — легче всего обвинить в шпионаже, но нужны хоть какие-то аргументы! А то: «...так и осталось невыясненным»... И что ему «полагается», Ратайчаку? Быть плутом от природы?

Непривычно вели себя и адвокаты. Не проронив в течение всего разбирательства ни единого слова, они выступили под занавес с уныло-стандартными, до смешного одинаковыми речами, не столько оправ­дывая, сколько обвиняя своих подзащитных, и тем не менее дружно просили о снисхождении.

—       Тут никакой гордости нет, какая тут может быть гордость... Я скажу, что не нужно нам это­го снисхождения,— сказал в последнем слове Карл Радек.

Письма Троцкого, вокруг которых было столько наверчено, он, оказывается, заучивал наизусть, чтобы осведомить сообщников, а после сжигал. Так они в деле и фигурировали — в устном изложении.

Приговор не вызвал у осужденных ни протеста, ни удивления. Они выслушали его, стоя в полном молчании. Пятакова, Серебрякова, Лившица, Муралова, Дробниса, Богуславского, Норкина — тринадцать чело­век приговорили к расстрелу. Радека, Сокольникова и Арнольда, «как несущих ответственность, но не при­нимавших непосредственного участия в организации и осуществлении актов диверсий, вредительства, шпио­нажа и террористической деятельности», осудили на десять лет, инженера Строилова — на восемь.

—      Выбирай, кем хочешь быть: или шпионом, или террористом? — предложили Арнольду, завгару из Прокопьевска, следователи на допросе в Верхне-Уральской тюрьме.

Он выбрал терроризм и не мог понять, какая сила уберегла его от смертной казни.

«Показались солдаты,— записал Фейхтвангер.— Они вначале подошли к четверым, не приговорен­ным к смерти. Один из солдат положил Радеку руку на плечо, по-видимому предлагая ему следовать за собой. И Радек пошел. Он обернулся, приветственно поднял руку, почти незаметно пожал плечами, кивнул остальным приговоренным к смерти, своим друзьям, и улыбнулся. Да, он улыбнулся».

Потом охранники в синих фуражках увели осталь­ных, изобличенных в подготовке террористических ак­тов против руководителей ВКП(б) и Советского прави­тельства — товарищей Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Орджоникидзе, Ежова, Жданова, Косиора, Эйхе, Постышева и Берия. В таком, еще непривычном порядке и было перечислено.

Главные же вдохновители преступного умысла оставались пока безнаказанными. На это прямо указы­вало дополнение к приговору, вошедшее в законную силу:

«Высланные в 1929 г. за пределы СССР и лишенные от 20-го февраля 1932 г. права гражданства СССР враги народа Троцкий Лев Давидович и его сын Седов Лев Львович, изобличенные показаниями... в случае их обнаружения на территории СССР подлежат немед­ленному аресту и преданию суду».

Проводив взглядом тех, кому предстояло умереть уже через считанные минуты, Вышинский задержался на затылке Серебрякова. Леонид Петрович уходил с под­нятой головой.

С дачей все устроилось самым лучшим образом. За свой дом Андрей Януарьевич получил сполна от нового пайщика Бородина, бывшего политического советника Сунь Ятсена. Балансовая стоимость потя­нула без малого на сорок тысяч. На серебряковском участке, целиком отошедшем прокурору Союза, произ­вели капитальный ремонт. И тут Вышинский предпри­нял непревзойденный, прямо-таки изумительный трюк. Передав дачу из кооперативного владения в государ­ственное — в подчиненную лично ему союзную проку­ратуру, он вернул затраченные на капитальный, на самом деле фиктивный, ремонт кровные двадцать тысяч и плюс к тому серебряковский пай в семнадцать с половиной тысяч рублей.

В тот самый январский день, когда Вышинский начал допрашивать Серебрякова насчет преступной антисоветской деятельности, дача, как «строящаяся», была зачислена на баланс в хозуправление Совнаркома. Законность подобной сделки беспокоила не слишком, но оставался нежелательный нюанс. Согласно пригово­ру («имущество всех осужденных, лично им принадле­жащее,— конфисковать»), по крайней мере, скромный пай Леонида Петровича полагалось передать в казну, а этого не случилось. Поэтому государственный обвинитель выкинул совсем уж головокружительное сальто-мортале.

Завсекретариатом Прокуратуры СССР Харламов направил в хозуправление только что образованного согласно новой Конституции Верховного Совета следую­щую бумагу:

«В самом начале постройки новой дачи тов. Вышин­ский имел в виду оплатить ее стоимость... Когда же выяснилась полная стоимость вновь выстроенной на участке № 14 дачи, вопрос о приобретении ее тов. Вы­шинским в собственность отпал. Ввиду того, что возврат 37 500 рублей слишком затруднителен, что ставит тов. Вышинского в трудное положение, прошу Вашего рас­поряжения о перечислении на его имя принадлежа­щей ему вышеназванной суммы».

Итого: 40 000 плюс 37 500 плюс еще раз 37 500. В придачу к приглянувшемуся дому над речным обры­вом Андрей Януарьевич получал «довесок» в 115 000 рублей.

Трижды, четырежды гениально!

А Фейхтвангер мучился сомнениями, копался в пси­хологии осужденных, копался в себе.

«Основные причины того, что совершили обвиняе­мые, и главным образом основные мотивы их поведения перед судом западным людям все же не вполне ясны,— изложил он свои впечатления для советской печати.— Пусть большинство из них своими действиями заслу­жило смертную казнь, но бранными словами и порыва­ми возмущения, как бы они ни были понятны, нельзя объяснить психологию этих людей. Раскрыть до конца западному человеку их вину и искупление сможет толь­ко великий советский писатель».

Союз писателей принял вызов:

«Фейхтвангер не понимает, какими мотивами руко­водствовались обвиняемые, признаваясь. Четверть миллиона рабочих, демонстрирующих сейчас на Красной площади, это понимают».

На митинге, созванном Московским горкомом, все, как один, подняли руки, одобряя суровый и справедли­вый приговор.

А на другое утро горячку коллективного разума, пораженного «психической (по Бехтереву) заразой», обдала волна арктического, в прямом и переносном смы­сле, воздуха.

«Зимовка на острове Рудольфа»,— оповестила «Пра­вда».

Так и тянулось почти всю первую половину бли­стающего весной света февраля чередование черного и белого, ясного солнца и кромешной тьмы.

«Геринг опровергает».

«Многомиллионный советский народ единодушно одобряет приговор изменникам родины».

«Речь Гитлера — новая угроза миру».

«Троцкистские агенты Гитлера и Франко — злей­шие враги антифашистского фронта».

Кукрыниксы изобразили «Парад фашистских вра­лей»: Геббельс верхом на утке объезжает строй монстров с перьями, роняющими капли чернильно-

«Отважные пограничники на приеме у тов. Н. И. Ежова»: на фотографии замнаркома внутренних дел, комкор М. П. Фриновский, замнаркома, комиссар госбезопасности второго ранга А. Н. Вельский и прочие.

Десятого в Большом театре прошел торжественный вечер, посвященный столетию со дня смерти Пушкина. Поэт Безыменский произнес речь в стихах, вызвав бурю аплодисментов:

Да здравствует Ленин!
Да здравствует Сталин!
Да здравствует солнце!
Да скроется тьма!

«Этих дней не смолкнет слава» — номер «Правды» от 12-го был посвящен маршалу Блюхеру.

13       февраля: «Новости из свежего источника» — опять Геббельс.

14    февраля: «Поездка маршала СССР тов. А. И. Его­рова по приглашению начальников штабов литовской, латвийской и эстонской армий».

49