Татьяна Янковская - Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени

• Название: Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени
• Автор: Татьяна Янковская
• Жанр: Историческая проза

Татьяна Янковская – прозаик и эссеист, живет в США. Ее первая книга «ММ. Роман в историях» была тепло встречена критиками и читателями России и русского зарубежья. Тема новой повести – драма и радость детства, соблазны и разочарования, дружба и влюбленности, ежедневные маленькие открытия, определяющие судьбу и характер. Эпизоды складываются в мозаику, воссоздающую картину 1950-60-х годов. В текст включены отрывки из дневников автора, которые помогают прочувствовать атмосферу тех лет и связь настоящего с прошлым.

---

В ДК после школы как-то предложили игру буриме. Не очень-то интересно сочинять стихи по заданным рифмам: ребята – заката, костер – простор, лето – согрето. Но Аня снова выиграла конкурс, хотя стих ей самой не понравился: «Долго на поле сидели ребята. Когда догорела полоска заката, к синему небу взвился костер, звонкие песни неслись на простор…» Рифмы диктовали содержание, не очень-то разгуляешься, и получается стандартноскучно.

Среди первых плодов просвещения – записки, которыми теперь все в классе незаметно обмениваются во время уроков. Мальчики пишут друг другу, иногда девочкам, девочки переписываются между собой, и мальчишки с азартом перехватывают их записки. Кто-то принес в класс способ переговариваться и переписываться, чтоб другие не понимали. «Призихозодизи козо мнезе позослезе шкозолызы». Но это проще пареной репы, нужно только убрать все слоги с буквой «з», и все становится понятно. Поэтому Аня и Галя Железнова решили придумать буквы – все равно Балтушевской стране, в которую они играли, нужен был алфавит – чтобы никто не мог прочитать их записок. Буквы придумывали такие, чтобы они чуть-чуть напоминали буквы русского алфавита, так легче запомнить. Показали балтушевский алфавит еще нескольким девочкам. Теперь у них была своя тайна, и мальчишки, сколько ни старались, не смогли расшифровать их код. Постепенно повальное увлечение записками затухло.

19

Эту зиму Аня почти совсем не болела. Наверно, потому, что мама ей давала шоколадную массу, кто-то научил ее делать смесь из перетопленного нутряного свиного сала с медом и какао. Ее можно мазать на хлеб. Эта «шоколадная мазь» почти как конфеты на вкус. Конфеты они тоже иногда сами делают из какао, масла, сахарной пудры и пережаренной толокняной муки. Вкуснятина! Вообще Аня полюбила есть. Перед школой она обычно поджаривает себе целую сковородку гречневой каши и заливает яйцом. Пища богов! Можно съесть целую сковородку, так вкусно. И молоко она теперь пьет, оно пастеризованное, и можно его не кипятить. А когда топят плиту, она делает себе топленое молоко – не сравнить с обычным! – и лакомится пенками. Да-да, пенками! Ведь эти пенки коричневые, зажаристые, не чета тем, от которых рвет. А последнее время у них в Гиперборейске стали продавать порошковое молоко. Маме оно не нравится, а Ане нравится. Она очень выросла за последний год, на физкультуре стоит одной из первых.

Папа всегда приносит с рынка что-то интересное – то яйца с двумя желтками, то медвежью шкуру, которую положили на пол в гостиной, и Аня иногда читает, лежа на ней. А один раз принес котенка Мурзика, белого с серым, из которого вырос большой кот. Его так приятно носить на руках, тискать, гладить, а папа кладет его себе на шею, как воротник. Дома Мурзик всюду ходит за Аней. Вот они сидят весной на подоконнике открытого бокового окна эркера-«фонаря» в гостиной и смотрят на снующих ласточек, которые вьют под карнизом крыши гнезда. Мурзику это даже интересней, чем Ане. Вдруг он прыгает вверх за ласточкой и летит вниз… Аня с упавшим сердцем, в слезах, мчится вниз по лестнице, выбегает во двор – и видит Мурзика, бегущего ей навстречу! Он просто обежал вокруг дома и вернулся, целый и невредимый. Папа сказал, что кошки всегда приземляются на лапы, даже если падают с высоты. А вот мать Ядвиги Леонтьевны, когда она прыгнула недавно с третьего этажа, так и осталась лежать на асфальте, и рядом со ртом был красный сгусток крови. Люди не умеют приземляться на лапы. Приехала «скорая», толпа расступилась, и мертвую женщину увезли. Неужели правда, что она нарочно бросилась с балкона? Разве можно хотеть умереть?

Этой весной учебный год заканчивался у Ани в двух школах. Простую школу она окончила на «отлично», как всегда, и в музыкальной ей на выпускном экзамене поставили пятерку. Вполне справедливо, хотя Аня в этот раз ужасно нервничала, у нее даже руки тряслись, и она пару раз сбилась. Но Софья Израилевна объяснила, что главное – музыкальность, и комиссия Аню похвалила и отметила сложность программы. «Школа» Николаева отставлена, теперь она будет играть по другим нотам, ей дали такое хорошее задание на лето!

Дедушка прислал Ане в подарок новое летнее платье из ацетатного шелка в мелкую серо-белую клетку, с немнущимися складками. Его купила бабушкина двоюродная сестра Симона, на которой дедушка недавно женился. Папа очень недоволен, что дед изменил памяти бабушки, а мама его поддержала. Ведь бабушки давно нет на свете, она погибла во время войны. Ну и что, говорил папа, у него есть мы и работа. Но теперь у дедушки есть еще Сима, которая работает в школе, преподает русский и литературу, а он снова работает в академическом институте.

Как приятно мчаться по улице в разлетающемся платье, с большими белыми бантами из органди в косичках! Командировочный дядя Миша из Минска, папин друг, дал ей целый рубль на мороженое. Аня обожает мороженое, и летом его продают на лотке на другой стороне улицы. Его делают прямо при тебе: кладут круглую вафлю на дно цилиндрической формочки, плотно набивают ее белой ванильной или светло-коричневой шоколадной молочно-ледяной массой, сверху прижимают еще одну вафлю, нажимают снизу – р-раз – и готовое мороженое выскакивает из формочки, и ты берешь его за вафли и, крутя в руке, вылизываешь этот сладкий холод, а на закуску съедаешь вафли. Весь день Аня бегает через дорогу, ведь на рубль можно купить целых шесть мороженых, и еще десять копеек останется! Но, оказывается, слишком много того, что любишь, тоже плохо. Вечером ее рвало, и потом еще много лет начинало тошнить от одного вида мороженого. Дядя Миша был у них вечером в гостях и огорчился – это ведь он дал Ане деньги! – но шутил над этим – он всегда шутит! – так что Ане самой стало смешно.

Дядя Миша хороший, но он скоро умрет, у него лучевая болезнь. Среди командировочных много хороших людей, они живут в гостинице в соседнем доме, и папа часто приводит их ужинать. Особенно Ане нравится Дора Ароновна из Ленинграда. После ужина она садится к пианино и играет. Волшебный вальс из сказки «Елка» Ребикова Аня может слушать бесконечно, и маленькая, полная Дора Ароновна снова и снова играет его своими короткими мягкими руками. Она не отставляет локти в стороны, как учит Софья Израилевна. Иногда Дора Ароновна аккомпанирует папе, и он поет итальянские песни – «Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая», «О, отвори оконце, ночь, слушай серенаду», арию из «Пертской красавицы» – «На призыв мой тайный и страстный, о друг мой прекрасный, выйди на балкон», и на закуску «Элегию» Массне и «Персидскую песню» Рубинштейна. Шаляпин их тоже поет, на пластинке. Папа так хорошо поет! Но Шаляпин все-таки немножко лучше, у него такой гибкий голос, он даже может петь шепотом.

С Дорой Ароновной приехала лаборантка Марь Иванна с красивой дочкой, старшеклассницей Леночкой, у которой сейчас каникулы, а отца нет. Мама с папой рассказывают Ане, что Марь Иванна осталась одна, без мужа и перспективы, потому что все сделала не в том порядке: вышла замуж, родила ребенка и бросила институт. А надо было сначала окончить институт, а потом уже выходить замуж и заводить ребенка. А теперь ее бросил муж и женился на женщине, которая окончила институт. Без вуза женщине нельзя, есть даже пьеса Арбузова на эту тему, «Таня».

20

Июнь, теплынь. Аня целые дни проводит на улице. Во дворе собирается много ребят. Девочки играют в магазин, в «козла», перепрыгивая через мяч, брошенный об стенку дома, скачут на скакалках, выносят своих пупсиков и играют в дом (в Ленинграде это называлось в дочки-матери). А вместе с мальчишками – в штандр, в ножички, в прятки, в стрелы, в «испорченный телефон». Бросают принесенный со стройки карбид в лужи и смотрят, как вода шипит и пузырится. Больше всего Аня любит играть в цепи-кованы. Взявшись за руки, две команды стоят на большом расстоянии друг от друга и кричат по очереди: «Цепи!» – «Кованы!» – «Раскуйтесь!» – «Кем?» – «Аней Хазановой!» Тут надо выбрать звено послабее, где соседствуют девочки или малышня, и лучше ближе к краю, разогнаться хорошенько, и, с размаху кинувшись грудью на стиснутые руки, разбить цепь и броситься со всех ног обратно к своим, убегая от ребят из другой команды.

Однажды Аня захлопнула дверь, забыв дома ключ. Побежала к проходной комбината, попросила позвать папу – он теперь там заведует лабораторией, а мама работает руководителем группы в филиале научно-исследовательского института при анилино-красочном заводе далеко от дома – но его не было на месте. Что же делать? Балконная дверь открыта, в проеме полощется от ветра занавеска. Аня вспомнила, что видела на днях, как рабочие несли высокую лестницу туда, где за оградой их двора рыли канаву. Она побежала к рабочим и очень вежливо попросила принести лестницу. Лестница как раз достала до балкона. Аня ловко взобралась по ней и перелезла через перила. Ура! Теперь можно поесть, взять ключ и снова идти гулять. «Ворам дорогу показываешь», – сказал папа, нахмурившись, когда вечером Аня похвасталась своей находчивостью.