Наталья Фатеева - Поэт и проза: книга о Пастернаке

• Название: Поэт и проза: книга о Пастернаке
• Автор: Наталья Фатеева
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2003
• ISBN: 5-86793-224-9

Исследование посвящено творчеству Б. Л. Пастернака. Акцент в книге делается на феномене сосуществования двух форм языкового выражения — стиха и прозы — в рамках единой творческой системы, которая у Пастернака отличается именно чередованием двух форм словесности, что позволяет описать явление литературного «билингвизма» в эволюционном аспекте. В результате параллельного анализа стихотворных и прозаических текстов определяются инварианты индивидуальной системы Пастернака и дается по возможности полное описание его художественной картины мира.

В заключительной части книги художественная система автора «Доктора Живаго» сопоставляется с некоторыми другими системами (Пушкин, Лермонтов, Набоков).

Книга предназначена для филологов — литературоведов и лингвистов, а также для всех тех, кто интересуется вопросами художественной коммуникации.

---

Говоря о «мельнице» и «зеркале», нельзя не упомянуть и об «игре» как важном концептуально-композиционном МТР Пастернака. «Игра», наряду со «всеобщей одушевленностью», превращает ситуации-картины в «живые». Драматическое при этом синкретизировано с детской игрой, в которой участвуют «свет» и «тень», «звук» и «тишина» и все объекты внешнего мира, которым постепенно даются имена. И этот синкретизм удваивается языковой игрой самого автора, вступающего в диалог со своим детским сознанием. Ср. в «ДЛ»: Это было похоже на бред, но у этого бреда было свое название, известное и Жене: шла игра [4, 35].

В «Зиме» «НИ» эта игра приобретает вид святочной игры, которая открывает путь к еще одному ситуативно-концептуально-композиционному МТР — «зимним праздникам». Прежде всего это Рождество, которое соединено в детском сознании с Городом, формирующим вокруг себя еще один ситуативный МТР. Рождество в мире Пастернака образует целый пучок расходящихся линий памяти. Во внешнем пространстве Рождество прежде всего связано с ветром и метелью (ср. «Метель»), с круговращением времени вокруг Рождества, символом которого является Рождественская ель (Там детство рождественской елью топорщится), и это круговое движение заложено в «вальсе» еще с первых стихов (О как отдастся первой гирляндой Свечам и вальсу россыпь синих бус). «Вальс» затем слышится и в «Вальсе со слезой», и «Вальсе с чертовщиной», его же мы слышим и в романе «ДЖ» на «Елке у Свентицких», где пары кружатся по залу. В этом «вальсе» вписан рисунок общего движения в мире Пастернака.

Во внешнем мире круговращенье Рождества связывается с метелью и снегом, которые становятся персонифицированными стихиями памяти: ср. Снег припоминает мельком, мельком («ТВ»). Нити памяти соединяют Рождество с Блоком, с его «вторым крещением» в снеге и ветре. Блок покажется Живаго «явлением Рождества во всех областях русской жизни <…> под звездным небом современной улицы и вокруг зажженной елки в гостиной нынешнего века» [3, 82]. В связи с Блоком зарождается и параллель Поэт — Иисус — Рождественская звезда, которая основана не только на музыкальных ассоциациях, но и на «памяти зрения» иконописи и картин религиозного содержания [Bodin 1976, 74]. Интересно, что в романе размышления молодого Живаго об особенностях человеческого зрения органично переходят в мечту написать статью о Блоке. Затем он решает, что «никакой статьи о Блоке не надо, а просто надо написать русское поклонение волхвов, как у голландцев, с морозом, волками и темным еловым лесом» [3, 82]. И он пишет «Рождественскую звезду», с которой связаны Все елки на свете, все сны детворы, и «Зимнюю ночь», где Мело, мело, По всей земле. В библейских стихах Живаго РОЖДЕСТВО связано паронимической аттракцией со словами СВЕТ, ДЕТСТВО (ДЕТВОРА) и ВСТАВАЛ(О)[63] эти же слова открывают и первые строки первых стихотворений поэта книги «НП». Ср.: Сегодня с первым светом встанут Детьми уснувшие вчера….

Анализ показал, что «ель» в мире Пастернака чаще всего упоминаемое дерево (всего — 50)[64], она и символ «мирового дерева» и, как и мельница, оси вращения. Ель, как и сосна, у поэта прежде всего связана с литургией. Наряд же «ели» на рождественских праздниках, по цвету (синее, золотое, зеленое) подобен в описаниях Пастернака богородичным иконам эпохи Возрождения [Юнггрен 1984, 107]. Это сближает «ель» как с идеей «возрождения», так и с образом Богородицы} а через Богородицу с женским архетипическим началом женщины-роженицы и «вечной женственности». Поэтому женское начало в Рождественской ели связано с Вечностью: Надо, чтоб елкою святочной Вечность средь комнаты встала («Зимние праздники»). «Зимние праздники» открывают круг Рождество ↔ Жизнь ↔ Смерть ↔ Воскресение, который получает отражение в природных циклах времен года, и чтобы «до воскресенья дорасти», надо пройти все круги Жизни и Смерти. Идеи «роста» и «воскресения» у Пастернака также связаны с рождественской елью: Ей небывалая участь готовится: В золоте яблок, как к небу пророк, Огненной гостьей взмыть в потолок. Так в образе рождественской ели с детства в сознании поэта соединены Бог, Жизнь и Женщина, а женщина у поэта, как мы уже знаем, связана с белым светом и воскресением. В романе «ДЖ» Живаго получает «в дар из рук творца эту богом созданную белую прелесть» [3, 302] — Лapy. Эта «белая прелесть», подкатывающая навстречу, «как первая волна моря» в «ДЖ», как и в «Зиме» «НП»[65], связана у Пастернака и с всадником «на белом коне» (Юрий Андреевич <…> обнял коня за шею, зарыл лицо в его гриве [3, 302]). Память об этих «скрещениях» восходит к Откровению, где появляется не только «белая волна» и «шум вод многих», но и «конь белый, а на нем всадник <…> Имя ему „Слово Божие“» (Откр. 6.2; 19.14)[66].

Белый, так же как «ель», — самый частый цвет у Пастернака (см. 3.5). Зима-Женщина, заглядывая в дом из сада, шепчет поэту «Спеши!» губами, белыми от стужи, и падает на землю белой женщиной мертвой из гипса. К ней обращены, как к спящей царевне в белом мертвом царстве, слова: «Благодарствуй, Ты больше, чем просят, даешь» («Иней»). С ней связаны и представления об обманчивости порядка творенья, как сказки с хорошим концом.

Этой «царевной», «княжной» в «Сказке» «СЮЖ» выступает Лара, синкретизцрующая в себе и Деву, и Деву Марию, и Магдалину. Если мы теперь посмотрим на последовательность стихотворений в цикле «СЮЖ» — «Сказка» (бой св. Георгия за Деву) → «Август» (смерть, Преображение) → «Зимняя ночь» (Мело, мело по всей земле <…> Свеча горела на столе) → «Разлука» (В ушах с утра какой-то шум. Он в памяти иль грезит? И почему ему на ум Все мысль о море лезет? Когда сквозь иней на окне…) → «Свидание» (За дверью ты стоишь…) → «Рождественская звезда» (Морозная ночь походила на сказку <…> с порога на Деву, Как гостья, смотрела звезда Рождества) → «Рассвет» (Ты значил все в моей судьбе…), — то увидим, что все они образуют обозначенный нами круг (всадник, смерть, преображение, метель, свеча, шум моря, окно, дверь, зима, сказка, Рождество, Дева, Ты-Бог), связанный триединством Я ↔ Бог ↔ Женщина во всех «преображениях» рождения, жизни, любви и смерти, а звезда Рождественской ели оказывается Рождественской звездой.

Что касается самого Города, то он таит для поэта не меньше сказочности, чем Сад, и через звезды так же раскрывает свой «городской гороскоп». Для Пастернака город — это прежде всего Москва, место, где он вырос и где «растут» герои романа «ДЖ». Именно на гербе Москвы «написан» св. Георгий — лесной бог поэта, связывающий воедино город — пригород — природу. Этот «город» часто дан у Пастернака с точки зрения лирического субъекта, приближающегося к нему сверху, с «птичьего полета»: ср. «Город» (1916), «Пространство» (1927), «Ночь» (1956). Поэтому не случайно Вокзал у поэта связан с «Воздушными путями» и «Высокой болезнью», которые и составляют поэтическое творчество. В ранней редакции «Вокзала» (1913) он даже сравнивается с «бабочкой», символом «души», а поезд с ангелом: И в пепле, как mortum caput, Ширяет крылами вокзал <…>, кто же тогда, как не ангел, Покинувший землю экспресс? В прозе о Реликвимини раскрываются истоки «воздушных путей», ведущих к «вокзалу»: Но душа покинула вокзал для того, чтобы ее остановили в пути. <…> Реликвимини сидел у окна. Ширь нового весеннего воздуха вела к недалекому вокзалу. По этому простому душистому пути, не касаясь земли, доносило раскаты прибывающих поездов [4, 735].

В мире Пастернака, следовательно, «вокзал» имеет особую значимость. И в звуковом и концептуальном отношении он соединяет разделенные цивилизацией мир природы и мир культуры (неприроды, города), стирая при этом оппозицию гармония/дисгармония. Эта оппозиция снимается поэтом через «пригород» и «поезд», с которыми сближается поэзия (ср. стихотворение «Поэзия» (1922) книги «ТВ»). Именно поэтому «вокзал» у Пастернака не является обозначением границы двух миров, а нейтрализует ее. К миру «природы» и «поэзии» поэт окончательно возвратится по окончании поэм после книги «Второе рождение» в цикле стихов с «говорящим» названием «На ранних поездах». Это заглавие соотносится как с «утренними поездами», возвращающими поэта на «рассвете» из Переделкина в Москву, так и с ранней лирической «поэзией» Пастернака. Москва встречает поэта, как в детстве, Черемуховым свежим мылом И пряниками на меду. В конце жизни в «поездке» книги «КР» к старому вокзалу уже будут подвозить новоприбывших поезда.