Пьер Шоню - Цивилизация Просвещения

• Название: Цивилизация Просвещения
• Автор: Пьер Шоню
• Издательство: У-Фактория; АСТ
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0332-3; 978-5-9713-8358-1

Пьер Шоню, историк французской школы «Анналов», представляет уникальную в мировой культуре эпоху европейского Просвещения, рожденную из понятия прогресса (в сфере науки, технике, искусстве, общественных структур, философии) и приведшую к французской революции. Читатель увидит, как в эту эпоху повседневность питала дух творчества, открытий и философских размышлений и как, в свою очередь, высокие идеи претворялись на уровне обыденного сознания и мира материальных вещей. Автор показывает, что за великими событиями «большой» истории стоят не заметные ни на первый, ни на второй взгляд мелочи, играющие роль поистине пусковых механизмов исторического процесса. Попробуйте задуматься, каким образом завезенная англичанами из колоний привычка пить чай привела к увеличению продолжительности жизни европейцев и возможности получить лучшее образование, или, например, поразмышляйте, какая связь между «Энциклопедией» просветителей и заменой в домах XVIII века сундуков шкафами.

---

Взамен Хогарт предлагает мораль порядочности, добровольный выбор, отказ от роскоши, уважение к деньгам, характерное для пуританской позиции, благотворительность, мужественную добродетель. Вот «Лорд Джордж Грэхем в своей каюте» (1-745) — мощь Англии связана с морем. Но особенно красив, величественен под стать великому XVIII столетию, наследием которого станет все лучшее в последующие эпохи, — гигантский портрет Томаса Корэма (2,36 х 1,45 м), который и сегодня находится в Детском фонде Томаса Корэма, которому старый морской волк завещал свое богатство. Хогарт любил этот портрет и сам говорил об этом («портрет, который я писал с особым удовольствием»). Перед нами сидит человек небольшого роста, исполненный достоинства, простой и добрый, при нем — морские атрибуты: глобус и секстант; это Корэм, капитан торгового судна, завещавший детям свое состояние, заработанное за полную трудов и приключений жизнь. Вот благородный идеал XVIII века — богатство, заработанное морской торговлей и отданное на воспитание детей, на образование молодых людей. Этот портрет в большей степени, чем проспект «Энциклопедии», выражает программу Просвещения — истинного Просвещения. В этом произведении, посвященном идеалам экономического, общественного, морального и метафизического прогресса, Хогарт превзошел сам себя: в нем все, чего достигла европейская живопись.

Живопись заметно эволюционировала. Барочная живопись главным образом являлась элементом культа или же способствовала укреплению государства на вершине общественной иерархии; живопись эпохи Просвещения входит в обстановку повседневной жизни, она — часть искусства жить. С эволюцией внутреннего убранства живопись становится неотъемлемой частью повседневной жизни в самых интимных ее проявлениях.

Приумножение внутренней обстановки в XVIII веке — общая ситуация для всех слоев общества. Последовательное изучение описей имущества умерших позволяет отметить, что во Франции даже в самой бедной среде в течение столетия наблюдается увеличение движимости почти вчетверо. Ничто не говорит столь красноречиво о скромном, но ощутимом росте уровня жизни. Это четырехкратное увеличение мы наблюдаем на уровне престижного жилища, городского особняка, сельской усадьбы. С середины великого царствования и до середины эпохи Людовика XV число предметов мебели в комнате вырастает примерно вдвое; еще одно подобное удвоение происходит с 1750-х по 1790-е. «Самые значительные дома при Людовике XV насчитывают дюжину комнат, от пятнадцати до двадцати при Людовике XVI, редко больше… Мебели еще не так много: загромождение произойдет в XIX веке» (П. Верле). Эта взаимосвязь, параллельная эволюция внутренней обстановки жилища простых людей и престижного жилья — тоже важный показатель: видно, что не все зависит от одних только экономических факторов, хотя эти факторы решающие. Увеличение числа комнат внутри жилого пространства говорит и об эволюции взаимоотношений. Этот феномен связан со стремлением создать «ядро», семейный очаг, с потребностью в тепле и близости. Будем считать, что за столетие коэффициент заполнения комнат в среднем вырос втрое, максимум вчетверо, а население при этом в среднем удвоилось. Везде, где это возможно, XVIII век стремится к новизне. «Кажется, мы наблюдаем своего рода иерархию мебели, как бывает иерархия домов или людей. Это видно по обстановке королевских дворцов, где новейшая мебель, как правило предназначенная для королевской семьи, собиралась обычно в Версале, а то, что выходило из моды, могло быть отправлено в Фонтенбло, в Марли, в Компьен или же расставлялось в комнатах второго порядка». Такое же движение в высших слоях общества. Все вместе эти факторы говорят о существенном росте производства мебели в XVIII веке.

Это производство было рассеяно по маленьким городкам и деревням, и теперь с большим или меньшим отставанием во времени достигается определенный баланс между местными традициями и тенденциями эпохи, которые идут прежде всего из просвещенного Парижа. Хотя по количественным показателям Франция лидирует, это не значит, что французское господство было столь безраздельным; есть еще Англия. Английская мебель не столь массивна (несомненное влияние палладианских течений), она более классицистична, более функциональна. Не следует недооценивать увлечение английской моделью в XVIII веке, которое коснулось в целом прикладного искусства (начиная от уборной в английском вкусе и всего того, что связано с более эффективной и рациональной гигиеной). Если французское влияние практически безраздельно охватывает всю средиземноморскую Европу, а также западную и центральную Германию, то в Голландии, а также во многом в северной Германии и в Скандинавии оно уступает английскому влиянию. При этом в Англии постоянно возникает мода на французское, во Франции же во второй половине XVIII века решительно устанавливается англомания, которая ускоряет приход к власти Людовика XV.

Велик соблазн вслед за Верле определить хронологические рамки франкомании в Англии в отношении благоустройства жилища. Она возникает в 1730-е годы и длится 20–30 лет, «Хогарт и Цоффани не без иронии представляют обстановку в чисто французском вкусе». Английские посланники в Версале были в этом деле постоянными посредниками. И вот за Ла-Манш отправляются Делануа, Гурден, Леба. Ответный удар неоклассицистической эпохи — англомания в Европе в 60-е годы. Несомненно одно: Париж является единственным и первым по своей значимости центром Европы Просвещения. Его влияние, как законодателя мод и образца для подражания, охватывает в разные эпохи от 60 до 80 % европейского пространства. Мы видели, какую важную роль сыграли мебельщики: примерно половина французских художников, большинство жанровых художников, пейзажистов и анималистов, вышли из этого сословия; это самое лучшее доказательство общей роли мебели и живописи в искусстве оформления домашнего очага.

В начале XVIII века еще велика дистанция между столярами и краснодеревщиками. Они, конечно, тесно сотрудничают, но зачастую имеют разное этническое происхождение, смешанные браки между ними не приветствуются. «Этимологически столяр — это тот, кто вытачивает и собирает деревянные детали[97]… главным образом изготовляя мебель. Краснодеревщики[98] занимались в основном инкрустацией экзотическими сортами дерева, самым распространенным из которых поначалу было эбеновое дерево…» Со временем эти два ремесла, часто конкурировавшие, сблизились. Вот пример, и снова французский: «…грамоты Людовика XV, написанные в Версале в марте 1744 года и принятые парламентом 20 августа 1751 года, утверждают Привилегированное положение Сообщества мастеров столяров и краснодеревщиков центра, окраин и предместий Парижа» (П. Верле). Сообщества и братства обеспечивают тесную сплоченность гильдии; собрание, которое называют бюро, с 1776 года отстаивает цеховые интересы. Ученики, подмастерья, мастера; сыновьям или зятьям признанных мастеров и их вдов войти в цех легче, а учиться мастерству дешевле. Эта мощная структура не мешала существованию свободных ремесленников, пользующихся королевским покровительством. Король благоволил некоторым ярким индивидуальностям и позволил иностранцам закрепиться на своих позициях против воли корпорации. «Сыновья Буля остаются в Лувре до 1745 года. В мастерских Гобеленов нашли себе место столяр Жермен, краснодеревщики Дежарден, Обен, Джордж Райзнер; в Арсенале — Жан-Анри Райзнер, Молитор, а еще раньше Ж. Ф. Обен» (П. Верле). Сюда же следует отнести торговцев — «поставщиков двора». Некоторые краснодеревщики пользуются привилегией: Пьер Бернар, Йозеф Баумхауэр, Макре, Лоран Рошетт. Существованием все более многочисленных объединений свободных ремесленников в значительной степени объясняется феномен предместья Сент-Антуан: университет Сен-Жан-де-Латран, а тем более аббатство Сент-Антуан-де-Шан по традиции пользуются цеховой привилегией экстерриториальности.

«По происхождению и по рождению столяры и краснодеревщики как будто принадлежат к разным мирам…» Заметить это было для Пьера Верле немалой заслугой. Среди столяров из 130–140 семей известных парижских мебельщиков XVIII века только одна была иностранная: Сефер (возможно, искаженное Шеффер). Фамилии Делануа, Мишар, Карпентье, Булар, Шевиньи, Белланже, Дюпен и Деме звучат вполне по-французски. Совсем иначе обстоит дело с краснодеревщиками: из 240–250 фамилий треть — иностранные; значительная часть из них немецкого, голландского или нидерландского происхождения. Эта пропорция невероятно возрастает. За последние пять лет старого режима в Париже немцы получили звание мастера почти наравне с французами: Обены, Байер, Райцель, Шлихтиг, Эвальде, Рубештюк, Штюмпф, Фоерштайн, Гревених, а с другой стороны — Ансле, Анго, Бартелеми, Бюри, Комон, Кордье, Делэтр, Дуара, Дюбюиссон, Дюбю, Дюамель, Бон Дюран, Элём, Флеши, Фуро, Женти, Лелё, Пёти, Буден, Монтиньи. Среди столяров, особенно выделяющихся из общей массы в XVIII веке, отметим мастеров Фолио, мастеров Рубо, Делануа, Жоржа Жакоба, а среди краснодеревщиков — годро и Жубера, Райзнера, Лелё, Обена и Лакруа, Крессана. Работы Рубо по сей день остаются для нас лучшим оригиналом к иллюстрациям «Энциклопедии».