Альфред Кейзерлинг - Воспоминания о русской службе

• Название: Воспоминания о русской службе
• Автор: Альфред Кейзерлинг
• Издательство: Академкнига
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-94628-003-1

Мемуары графа Кейзерлинга впервые издаются в России. Начав службу чиновником для особых поручений, он инспектировал амурскую каторгу, выкрадывал документы из осажденного Порт-Артура, руководил земством под Петербургом, был обвинен в шпионаже и заключен в Петропавловскую крепость, организовывал поставки продовольствия на фронт в годы I Мировой, сидел в большевистском концлагере… В книге содержатся рассказы о сибирской каторге, путешествии цесаревича по Забайкалью, о поездках в Монголию, Китай, Японию, этнографические сведения о народах Дальнего Востока, воспоминания о работе под началом барона Корфа, о встречах с Николаем II и высшими государственными чиновниками, об установлении Советской власти в Сибири.

Перевод с немецкого Н. Федоровой Комментарии Е.И. Кононенко и М.Ю. Катин-Ярцева

---

Я попытался уладить размолвку миром, но полковник мой оставался кровожаден, ни на что не соглашался, только твердил: «Жду, не дождусь, когда Данилов будет у меня на прицеле!»

Наутро по прибытии в Благовещенск мы сели в лодку и переправились на китайскую сторону, избранную местом поединка. С. вместе с врачом и вторым секундантом должен был ожидать нас там. Когда мы с Даниловым, двумя его секундантами и одним незаинтересованным свидетелем причалили к берегу, полковника мы не увидели.

Утро выдалось очень холодное, мы разожгли костер, поставили чайник и распаковали завтрак. Целый час прождали — о г-не С. ни слуху, ни духу. Я попал в совершенно дурацкое положение и поневоле выслушивал насмешки по поводу героизма г-на С. Мы уже собирались вернуться на пароход и тут вдруг заметили, что к нашему берегу плывет лодка с единственным пассажиром; он привез мне запечатанный пакет. В нем было извинительное письмо, в коем полковник С. драматически живописал, как встретил жену и детей и не смог причинить им боль, подвергая свою жизнь опасности. Он, мол, надеется, что я пойму его соображения. Второе послание было адресовано Данилову. В нем С. заявлял, что был во всех отношениях не прав, опрометчив и груб, а потому нижайше просит г-на Данилова простить его.

Все общество разразилось громким хохотом, в дураках остался один я. Данилов еще и поинтересовался: «Требует ли ваш суровый кодекс чести, чтобы я дал удовлетворение вам?» Я поблагодарил за учтивость и на обороте письма, которое отослал обратно г-ну С., написал: «Сожалею о знакомстве с Вами, впредь мы с Вами незнакомы».

Это происшествие стало для меня уроком на все будущие годы, прожитые мною в России.

ПОЕЗДКА ВО ВЛАДИВОСТОК

После короткой задержки мы одолели последнюю тысячу верст от Благовещенска до Хабаровска, но оставались в Хабаровске недолго, так как генерал-губернатору надлежало выехать во Владивосток, где в ту пору возводили оборонительные сооружения. К подъему российского военного флага ожидался визит военных кораблей всех наций и большие торжества.

Поездка, однако, как-то не заладилась. Уровень воды в Уссури, который, как и в Амуре, подвержен сильным колебаниям, упал ниже нормы, и, судя по всему, на протяжении 600 верст вверх по реке до небольшого притока Сунгачи наша «Ингада» далеко не везде найдет подходящие глубины. Поэтому в качестве сопровождения были взяты еще два парохода, с меньшей осадкой.

Небольшая речка Сунгача вытекает из озера Ханка и до впадения в Уссури верст двести змеится по болотистой тростниковой равнине. Шириной эта речка всего шагов двадцать, но весьма глубока. Специально построенный для нее пароходик обеспечивал сообщение между озером и Уссури.

Озеро тоже имеет свои особенности. Оно 80 верст длиной и 60 верст шириной, но глубина его в среднем не более 6–7 футов. Южная половина принадлежит Китаю, северная — России. Берега заболочены, густо поросли лесом и камышом, совершенно безлюдны и необычайно богаты зверем и птицей. Тигр тоже охотно заходит в эти места — из-за обилия кабанов. У самого озера дурная слава по причине неприятной волны, которая способна даже опытнейшего моряка отправить на корм рыбам. По озеру опять-таки курсирует специальный пароход.

Казалось, путешествие барона Корфа по Уссури были застраховано от неприятностей. Но едва мы прошли первые 200 верст, как «Ингада» напоролась на подводную скалу, получила большущую пробоину, и у берега ее лишь с трудом удалось посадить на песок. Каюты уже заливало водой, и наш багаж частично промок. Мы перешли на один из пароходов сопровождения, но еще через 300 верст он намертво застрял на мели. Третий пароход, совсем маленький, принадлежал почтово-телеграфному ведомству; на нем нашлось место только для барона Корфа с супругой и для нескольких генералов. Мы, остальные, числом одиннадцать персон, перекочевали в две шлюпки, которые пароход тащил на буксире. Но у самого впадения Сунгачи в Уссури и этот пароход сел на мель, место было очень мелкое, а дно — мягкий песок. Чтобы снять судно с мели, команда и все мы спустились в воду и попробовали вручную приподнять киль. В конце концов, эти усилия увенчались успехом, потому что сама банка была узкая, а вода подле нее — глубокая. Однако ж мы все с грустью обнаружили, что перстни, которые были у нас на пальцах, во время работы соскользнули и безнадежно пропали.

На своих байдарках подплыла семья гольдов{65}, хотела преподнести нам свежий кабаний кострец. Мы объяснили, какие сокровища пожертвовали их речному богу, чтобы сняться с мели: среди перстней были очень дорогие, например большой рубин семейства Паскевич; сам я потерял перстень с печаткой и еще два милых сердцу сувенира. Большие и маленькие гольды принялись нырять как лягушки, но, пока мы оставались там, ничего не нашли. Улыбнулась ли им удача позднее, я не знаю.

Здесь нам довелось пережить еще одно ужасное и странное событие. Мы сами стояли в воде лишь по колено, как вдруг — всего в двух шагах от нас — боцман, который проплыл вперед с мерной рейкой и вылез из лодки в уверенности, что уже находится на песчаной банке, у нас на глазах исчез под водой. Когда мы, наконец, баграми и слегами вытащили его, он был мертв. Как выяснилось, прямо перед нами разверзался омут глубиной футов 20, и оттуда бил ледяной ключ. Поскольку же день был очень жаркий, боцмана мгновенно хватил удар.

Плавание по узкой, словно канал, но очень глубокой Сунгаче весьма своеобразно. Пароход, построенный специально для этой реки, выглядел как детская игрушка, и называли его «утюг»: он был очень маленький, короче, чем река в ширину, так как на изгибах узкого русла недоставало места для свободного поворота. На этом пароходе расположился только барон Корф с женою и ее горничной. На носу и на корме — винт был заглублен в середине суденышка — имелись особые устройства, посредством которых он упирался в мягкий береговой грунт, чтобы затем взять другое направление.

Наши три шлюпки привязали не как обычно, к корме судна, а к мачте, на топе которой был укреплен поворотный круг. Сидя в шлюпках, мы должны были на каждом повороте реки независимо от парохода держать свои суденышки на расстоянии от берега и править самостоятельно. Река змеится все время среди невероятно густой тайги, буйством своим напоминающей тропические джунгли, и мы то и дело вспугивали дичь. Я имею в виду, когда выходили на берег и пароход в одиночестве следовал речным извивам. Мы проходили наискось через тайгу примерно версту и затем на берегу дожидались парохода, который проделывал до этого места верст двадцать, а то и больше.

Как-то раз во время такого пешего перехода один из наших товарищей неожиданно вскрикнул и поднял ногу. В ступню его вцепилась черепаха, большая, фута полутора длиной. Чтобы вызволить товарища, пришлось отрезать ей голову. К счастью, рана оказалась не очень серьезной, крови вытекло много, но кость уцелела. Как нам сказали, эти черепахи водятся только на берегах Сунгачи, но, по-моему, однажды в Маньчжурии я видел у тамошнего натуралиста точно такую же водяную черепаху. В наших переходах по тайге мы стреляли вальдшнепов, тетерок и глухарей, а один раз добыли на обед косулю.

Плавание по озеру Ханка и на сей раз оказалось весьма бурным. Два морских офицера, выехавшие нам навстречу на тамошнем пароходе, совершенно расхворались и твердили, что даже в океанских плаваниях не сталкивались с этакой скверной зыбью; меня морская болезнь не взяла, вероятно, потому, что я с головой ушел в расшифровку срочных депеш на имя барона Корфа. Последние 300 верст до Владивостока мы преодолели по суше, на тарантасах.

По местоположению Владивосток — один из красивейших портовых городов, какие мне довелось видеть. Вся бухта окаймлена лесистыми сопками, а перед нею, тоже утопая в зелени, высится остров Русский. По обе стороны острова — фарватеры, ведущие во внутреннюю гавань. Иностранные военные корабли, украшенные яркими флагами расцвечивания, стояли на внешнем рейде, российские — во внутренней гавани. Стыдно сказать, но один из наших броненосцев, под командованием адмирала А., беспомощно засел на рифе, известном под названием Ослиные Уши.

После внушительного морского парада, в котором участвовали и иностранные военные корабли, под залпы салюта на высшей точке крепости был поднят российский флаг. Затем состоялись большие приемы в адмиралтействе и в просторных, специально для этой цели сооруженных павильонах. Вечерами город и бухта сияли иллюминацией из несчетных китайских фонариков, на воде плавали освещенные и украшенные флагами всех наций шлюпки, музыка разносилась над волнами.

Для нас — лиц, сопровождавших барона Корфа и выступавших в роли хозяев, — время это было интересное, но весьма изнурительное, ведь помимо служебных обязанностей нам приходилось выполнять еще и светские. Каждый вечер шли балы либо в морском клубе, либо на иностранных кораблях, причем каждая нация старалась в наилучшем свете показать всю свою неповторимость.