Альфред Кейзерлинг - Воспоминания о русской службе

• Название: Воспоминания о русской службе
• Автор: Альфред Кейзерлинг
• Издательство: Академкнига
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-94628-003-1

Мемуары графа Кейзерлинга впервые издаются в России. Начав службу чиновником для особых поручений, он инспектировал амурскую каторгу, выкрадывал документы из осажденного Порт-Артура, руководил земством под Петербургом, был обвинен в шпионаже и заключен в Петропавловскую крепость, организовывал поставки продовольствия на фронт в годы I Мировой, сидел в большевистском концлагере… В книге содержатся рассказы о сибирской каторге, путешествии цесаревича по Забайкалью, о поездках в Монголию, Китай, Японию, этнографические сведения о народах Дальнего Востока, воспоминания о работе под началом барона Корфа, о встречах с Николаем II и высшими государственными чиновниками, об установлении Советской власти в Сибири.

Перевод с немецкого Н. Федоровой Комментарии Е.И. Кононенко и М.Ю. Катин-Ярцева

---

Пока четверка отважных сынов Енаковых выполняла свою опасную работу, отец с ружьем на изготовку стоял рядом — если что-нибудь шло не так, а это случалось нередко, его меткая пуля приканчивала тигра. Всех пятерых тигры уже изрядно потрепали, один даже лишился глаза.

Отважные тигроловы ловили только молодых животных, потому что старый тигр, вошедший в полную силу, был, по их мнению, слишком опасным противником. Так или иначе, это семейство ежегодно доставляло на побережье нескольких тигров в клетках, а оттуда их увозили в зоопарки Европы и Америки. Зимой пленников держали в бревенчатой хижине, весной перегоняли в узкие низкие клетки и увозили прочь.

Второй способ лова — западня. Для этой цели используют прочную клетку с опускной дверью, внутри которой привязана живая приманка. Обычно такую западню ставят вблизи поселка, куда обычно наведывается тигр. В ямы-западни, устраиваемые для других зверей, к примеру медведей, тигр, как говорят, попадает очень редко. Чаще всего профессиональные охотники бьют тигра с помощью самострелов, расставленных вокруг убитого им животного. Если тигр где-то задрал добычу, он обязательно к ней возвращается. Мужественный, настоящий охотник нередко успешно использует такой шанс для засады.

Странствующий в тайге человек должен остерегаться всевозможных хитроумных ловушек. Например, на узких тропах роют ямы на крупных животных. Сверху яма узкая, но книзу расширяется, как перевернутая воронка, так что выбраться из нее невозможно. На дне часто вбивают заостренные колья, а отверстие искусно укрывают мхом и тонким хворостом. Часто устанавливают висячие бревна, с виду похожие на безобидное, сломанное ветром дерево, но замаскированная подпорка, на которую проходящий под «деревом» непременно наступает, автоматически его обрушивает. Такие ловушки часто устраивают вдали от человеческих поселений, и проверяют их слишком редко, поэтому пойманный зверь зачастую обращается в прах.

ОБРАТНЫЙ ПУТЬ В ХАБАРОВСК

Когда я впервые попал во Владивосток, город еще только строился; главная улица вдоль бухты Светлянской, где позднее выросли большие дома с богатыми магазинами отечественных и зарубежных фирм вроде гамбургского универсального магазина «Кунст унд Альберс», который один занимал 300 молодых приказчиков, еще строилась, равно как и множество административных зданий и казарм. Только дом губернатора и его канцелярии, морской клуб и адмиралтейство уже были возведены. Густо населен был лишь китайский квартал, где проживало около пяти тысяч китайцев и корейцев — строители, портовые рабочие и кули.

По другую сторону бухты, где позднее установили крупнейшие артиллерийские батареи, в ту пору находилось популярное увеселительное заведение «Италия». Сопки, амфитеатром поднимающиеся вокруг бухты, — впоследствии на них и возник город — представляли собою тогда тайгу, в которой располагались редкие виллы.

Наш отъезд в Хабаровск ускорился оттого, что теплая осенняя погода, которая обычно держится до конца октября, внезапно переменилась. Налетевший с севера штормовой ветер принес холод и снежную вьюгу почти на месяц раньше, чем всегда.

Маленький сунгачский пароходик получил поломку, был поставлен в док, и ремонт еще не закончился. Вместо пароходика срочно снарядили баржу, так называемую шаланду, которую тащили бурлаки; как и пароходик, на каждом повороте она зарывалась в мягкий береговой грунт и только после этого поворачивала. Эта чрезвычайно примитивная и тесная баржа ожидала нас у пароходного причала там, где Сунгача вытекает из озера Ханка. На сей раз помимо шаланды у нас была одна-единственная шлюпка вместо трех, которыми мы располагали на пути во Владивосток. И всем нам, двенадцати пассажирам, а также бурлакам, тащившим шаланду, нужно было как-нибудь разместиться на этих двух «челнах». Вместе с нами путешествовала и баронесса Корф{67} со своею горничной. «Каюта» — сарайчик с парусиновыми стенками — была так мала, что устроиться там лежа могли только эти две женщины. Мужчины отдыхали лежа по очереди. Еще на борту кое-как хватало места для самовара и примуса, развести огонь было негде, и трапезы приходилось готовить на береговых кострах. Поскольку течение было очень слабое, а бесконечные поворотные маневры отнимали массу времени, путь до Уссури занял несколько дней.

Еще по дороге во Владивосток обилие дичи на этой реке несказанно нас удивило, теперь же оно и вовсе повергло всех в изумление. Когда, переправившись через озеро, мы сошли на берег, то наткнулись на такую уйму фазанов, что за десять минут буквально в нескольких шагах от причала настреляли из двух ружей два десятка великолепных петушков. В течение всего путешествия нам ни разу не потребовалось более получаса, чтобы — пока разводят костер — обеспечить все общество дичью для следующей трапезы. Кроме фазанов, вальдшнепов и тетерок, мы подстрелили парочку мускусных антилоп суни {68} и молодого кабана. Причем, собственно, и охотиться не пришлось — дичь просто была тут, ее брали как бы из кладовой.

Примитивность жизни на шаланде с каждым днем все больше нам досаждала. Не было защиты ни от холода, ни от дождя, ни от снега и ветра. Переодеться и умыться почти невозможно. А поскольку команда была малочисленна, нередко мы сами впрягались в лямку.

Поэтому все ужасно обрадовались, когда наконец завиднелась Уссури, ведь там нас ждала «Ингада» с превосходным шеф-поваром барона Корфа на борту.

Но получилось, увы, иначе. Вместо «Ингады» мы увидели на Уссури, ширина которой составляет здесь около полукилометра, одну только ледяную шугу. Даже казаков из расположенной 650 километрами ниже по течению станицы Графской и тех не было. Делать нечего, пришлось продолжить путь вниз по Уссури на этой окаянной плоскодонной шаланде и в маленькой шлюпке.

Первым делом соорудили простенький парус, так как тащить баржу лямкой с берега было невозможно — надо оставаться посредине реки и дрейфовать по течению и по ветру, притом что ветер зачастую дул не в нужном направлении и с такой силой, что наша перегруженная шаланда начинала весьма опасно раскачиваться. Настроение падало день ото дня; особенно изнуряли нас кромешно темные ночи. Каждый вечер приходилось становиться на якорь посреди реки, где самое сильное течение, ведь у берега на спокойной воде шаланда могла вмерзнуть в лед. Часто мы даже не знали, держит ли хилый якорь или нас уже несет течением, баржу швыряло туда-сюда, слышался только скрежет льдин о тонкие борта да вой снежной бури. Мы поневоле опасались, что нас ждет судьба г-на фон Кубе, которого несколько лет назад осенью неожиданно настиг ледостав, и он на целых пять недель застрял в казачьей станице на Уссури. Только когда река замерзла, он смог продолжить путь в Хабаровск, уже по льду на санях, так как дорог и здесь не было.

Запасы провизии у нас подходили к концу, да и дичь встречалась крайне редко. Порой нам удавалось подстрелить со шлюпки пролетающих уток, а однажды — очень невкусного лебедя. На удочку-самолов иной раз попадались щуки, которые слегка разнообразили наше меню.

Поскольку причаливать к берегу становилось все труднее и опаснее, мы сходили на сушу раз в день и тогда разводили большущий костер. На этом костре варили и жарили, а заодно сушили промокшую одежду.

Дважды мы прошли мимо казачьих станиц. Но не задержались там, так как опасность вмерзнуть в лед постоянно возрастала. Мы только сменили команду, да еще к нам примкнуло несколько лодок. Об «Ингаде» никто ничего не слыхал. Хотя вода поднялась, все же напрашивался вывод, что яхта где-то крепко села на мель.

Ледовая обстановка и погода с каждым днем ухудшались, а вместе с ними ухудшалось и наше настроение; дорожные лишения в особенности докучали нашей даме и ее горничной. Баронесса Корф привыкла быть аккуратно причесанной и изящно одетой. Здесь то и другое было невозможно, перемена белья и платья вообще исключалась, равно как и бритье для мужчин. Мы все стали похожи на дикарей.

После одной особенно кошмарной ночи — должно быть, пятой или шестой на Уссури — мы расслышали под утро сквозь рев бури свисток сирены. Думаю, сей неблагозвучный тон редко встречали так радостно, как встретили его мы. Устроив ответный салют, мы выслали вперед казачью лодку, чтобы известить о нашем прибытии, но добрались до «Ингады» уже почти затемно. К счастью, на мель она не села, но стояла перед недавно образовавшейся песчаной банкой, не рискуя ее форсировать. Здесь-то, примерно на полпути, в 300 верстах от Хабаровска, яхта и ожидала нас все это время.

Поскольку мы сообщили о себе загодя, все было готово для нашей торжественной встречи. Внезапный переход из состояния полной дикости к величайшему комфорту пробудил в нас ощущение, которое можно назвать только блаженством.

РЕЗИДЕНЦИЯ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА