Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

• Название: Каин: Антигерой или герой нашего времени?
• Автор: Валерий Замыслов
• Жанр: Историческая проза

Вместо аннотации

Историки, краеведы, писатели и журналисты, исследователи эпохи ХYIII столетия дают Ваньке Каину (Ивану Осипову, родившемуся в деревне Иваново (или Ивановке), Ростовского уезда Ярославской губернии) разные оценки: «великий авантюрист», «не коронованный король московского преступного мира», «добрый молодец, защитник простого народа от господ», «удалой атаман волжской вольницы», «легендарная личность, не менее известная, чем, скажем, Стенька Разин, Гришка Отрепьев или Емелька Пугачев», «чуть ли не глава столичного Сыскного приказа», «безнравственный русский гений», и … «самый знаменитый ярославский писатель ХYIII века», так как многие старинные песни, как то «Не шуми мати зеленая дубравушка, «Ах, тошно мне, доброму молодцу, тошнехонько, «Вниз по матушке по Волге» и другие (всего около 54-х) известны в народе под именем Каиновых.

«Его натура ослепительна, а жизнь легендарна. Во второй половине ХYIII — первой половине ХIХ века он имел всероссийскую известность. Главную его книгу прочитала тогда вся Россия. Какая-то важная черта русского характера высказалась в нем с огромной силой. Русский хаос, неистовое, не признающее никакой узды буйство, русский разгул и безудержная исконно-посконная натуралистика русской души… И в то же время Осипов как общественное явление хорошо встает в социальную матрицу. Его можно считать продуктом русской социальной неустроенности перманентного распада органических форм жизни». (Академик академии Русской словесности Е.А. Ермолин)[1].

---

— Ошибаешься, атаман. Именно бечева и свела меня с Терентием Светешниковым, потомком Надея.

— Интересно ухват с горшком воюет. Расскажи, Дед, как ты с Терентием встретился?

— Я тебе уже рассказывал, атаман, как и почему я в бега подался, а затем в бурлаки угодил. Село-то наше всего в десяти верстах от Ярославля. Вот здесь я впервые за бечеву и взялся. А как-то, лет через пять, угодил на расшиву купца Терентия Светешникова, кой пошел на Низ за дешевым хлебом, но по пути захотелось ему на Самарской Луке побывать, а именно на соляных варницах, где когда-то его прадед соль добывал. Помню, еще перед Жигулями, нам толковал: «Отец перед смертью наказывал: непременно, Тереха, в избушке прадеда моего побывай, что на варницах он возвел. Там в подполье, в правом углу, он горшок с золотом закопал».

— Горшок с золотыми монетами? Не путает Терентий? Я ведь с ним недавно беседовал. У его прадеда, по его рассказам, почитай, денег не было: разбойников опасался.

— О том не мне судить, атаман. Только, как говорил Терентий Нифонтыч, к его прадеду один из богатых московских купцов заехал на трех расшивах и за всю соль не векселями, а золотом рассчитался, и был таков. Через месяц Надей Епифаныч помышлял в Ярославль возвращаться, а тут в Жигули ухарцы Стеньки Разина нагрянули. Вот и зарыл купец горшок. Вернулся домой благополучно.

— И Разин его не тронул?

— А он, как рассказывал Терентий, вышел к нему с Библией и сказал:

— Денег у меня на судне нет, можешь все уголки обыскать. Клянусь Священным писанием. А коль не веришь, то приказчиков моих не руби, а я с Библией в Волгу прыгну.

Стенька, чу, рассмеялся, подзадорил:

— Прыгай! Нет такого купца, чтоб мошны не имел.

Терентий встал на борт расшивы, и смело сказал разбойнику:

— Коль ты Священному писанию не веришь, враг ты Русской земле. И быть тебе скоро на плахе, человек богомерзкий. А я со спокойной душой к Богу ухожу.

Истово перекрестился и норовил уже прыгнуть, но его уловил за полы кафтана Стенька.

— Живи, купец. Может быть, я и в самом деле человек богомерзкий, но честных людей никогда не гублю.

Ухарски свистнул своим разбойникам и покинул расшиву.

— И впрямь любопытен сей Надей… Ну, а как поход на Жигули? Удалось ли Терентию вновь заполучить деньги прадеда?

— Деньги те, как наказывал Надей Епифаныч, все до единого рубля должны были пойти на возведение еще одного храма.

— И впрямь святой человек, — теперь уже без всякого ехидства, произнес Иван. — Нашел Терентий клад? Там может, и избы давно нет. Новый-то хозяин соляных варниц граф Орлов-Давыдов, поди, вместо избенки, целые хоромы возвел.

— Цела осталась, и клад нашелся.

— Надо же, повезло Терентию.

— Не повезло, атаман. Самого графа на Усолье не было, а его приказчик Терентию кукиш показал. То, говорит, золото их сиятельства Орлова. Как Терентий не доказывал, но приказчик — ни в какую! Их сиятельства — и все тут. Своих людишек крикнул, те за колья схватились. Терентию пришлось отступить, однако сказал:

— Граф Орлов засвидетельствует мою правоту, и тогда сами мне клад привезете.

Но граф Орлов оказался скверным человеком и присвоил деньги себе. Судиться же Терентий Нифонтыч с их сиятельством не стал, так как никогда ни с кем не судился, да и резону не было: доказательств маловато, ибо Надей Епифаныч никаких бумаг на сей счет не оставил. Вот такая печальная история, атаман. Человек помышлял сотворить добро, а победило зло.

Иван раздумчиво заходил по каюте, в его голове зарождались какие-то смутные планы, опять-таки связанные с Ярославлем.

— Зло, говоришь, победило добро. Как же все эти храмы, Библии, проповеди попов. Признайся же, Дед, зла среди людей больше, чем добра.

— Не больше, а, почитай, поровну, но если на каждое зло отвечать злом, мир погибнет, так как злом управляет Сатана, но того Бог не допустит, ибо он учит людей не противиться злу.

— Непротивление злу? Да пойми же ты, Дед, что люди никогда не понимают этого. Наверное, каждый слышал: шмякнули тебе в правую щеку, подставь левую. Да так и насмерть прибить могут.

— Не совсем так, атаман. Причинили тебе зло — не спеши отвечать тем же, прежде останови в себе ожесточение и гордыню, смягчи свою душу и ответь обидчику добром. И обидчик непременно запомнит твой добрый шаг и уже не поднимет на тебя руку. Отвечая добром на зло, ты умножаешь добро и тем самым умаляешь силы у сатаны. В конечном счете, добро полностью восторжествует.

— Ты что, Дед, Библии начитался?

— Увы, в грамоте я не горазд, но о Священном писании мне один из бурлаков много рассказывал.

— Бурлаков? Как говорится, чудны дела твои, Господи. Опять премудрый пескарь. Да откуда бурлаку Библию знать?

— Не дивись, атаман. Среди бурлаков всякие люди бывают. С бывшим попом бечеву тянул.

— Опять: пошла баба за малиной да на медведя напоролась.

— Ничего диковинного, атаман. Батюшка зело винцо уважал, вот и расстригли его, лишив сана священника, но тот ума не пропил. Хороший был человек, доброты необыкновенной. Пока с ним в бурлаках ходил, он многих работных людей от злых дел отучил.

— И даже воровать?

— Среди бурлаков воров не было, а заявились бы воры, может быть и от этого поганого дела отлучил.

— Силен же, расстрига, но только настоящие воры ему не под силу. Ты, разумеется, видел беспросыпных пьяниц, кои к трезвой жизни никогда уже не вернуться, так и истинные воры до конца жизни будут воровать.

— А проку, атаман? Сколь бы, как ты говоришь, настоящие воры не грабили, мир грабежами не изменишь. Ничего не изменится ни в этом, ни в грядущих веках. И иное хочу тебе изречь. Воровство — неизлечимая хворь, атаман, коя, увы, присуща и тебе. Скажу откровенно: ты умен, чрезвычайно умен, но пагубная страсть к воровству тебя погубит.

— Вот здесь ты прав, Дед. В самую точку угодил. Именно страсть к воровству, именно страсть… Любопытный ты человек, Земеля, о многом бы можно с тобой потолковать, поспорить, но меня дела ждут.

Дед почему-то разбередил душу. Иван помышлял более тщательно обдумать свои действия в Ярославле, но из головы не шел разговор с Земелей, этим умудренным мужиком, от которого веяло какой-то внушительной силой воззрения и правоты, той самой правоты, которая не только заставляла задумываться Ивана, но и приводила к замешательству, коего он раньше не испытывал. До сей минуты он жил, имея перед собой твердую цель, к которой он шел с необычайно непоколебимой уверенностью, что уже почти приблизила его к заветной мечте, вселяя в него всепобеждающую мысль, что она в самом скором времени будет достигнута и он, Иван Каин, войдет в многовековую историю, — и как непревзойденный вор, каких на Руси еще не было, и как народный герой, неустрашимый мститель, и как заступник подневольных людей. И так будет!…

Но почему вдруг вкралась сумятица в душу, непредсказуемая и, казалось бы, совершенно необоснованная. Именно вкралась и теперь не дает покоя. Оказывается ты, Иван Каин, делаешь ненужное дело. По словам Деда, сколько бы воры не грабили, мир не изменишь — ни сейчас, ни в грядущие века, отсюда — никчемны все твои воровские подвиги, Каин… Брр!

Непротивление злу, всякие там добродетели — основа бытия. Легко слушать попов, но как свершать все это в безжалостной жизни, где выживает сильнейший, то есть тот, у кого власть, сила и деньги. Все остальное — горегорькое бытие — стонущее, битое, пухнущее с голоду, вымирающее, как чахлая тварь среди сильных мира сего.

Тяжко и опасно сладиться с тобой, Дед. Никогда Иван Каин не станет непротивленцем. Он не будет подставлять щеку, а ответить на зло еще большим злом. Пошел ты к дъяволу, премудрый пескарь! Не лезь в голову. Ему надо о другом думать — о злодее Бироне, коего он должен злодейски казнить.

Глава 9 И вновь Град Ярославль[131]

Перед прибытием судна в Ярославль, в каюту вошли сподвижники Каина.

— Ответь, Иван, что нам придется делать, пока ты будешь размышлять, как захватить Бирона. Дело серьезное, может затянуться на две-три недели. По ресторациям нам, что ли сидеть?

— Ты прав, Петр. Дело крайне серьезное. Самое трудное, что мы не знаем, в каком состоянии находится Бирон, — то ли он в тюрьму заключен, то ли в келью Спасского монастыря, то ли совсем в другое место. А посему по ресторациям сидеть не придется. Надо все вынюхать, найти подходы и даже, возможно, сунуть на лапу солидные деньги караульным, но действовать крайне осторожно, чтоб ни сучка, ни задоринки, ибо ниточка порвется, вся сеть расползется. Тебе, Петр, об этом как нельзя лучше знать.

— Ясно, Иван.

— А что с бурлаками? По трактирам водку трескать да гулящих женок тискать?

— Бурлаки, Зуб, будут находиться на судне, и ждать подвод с хлебом.

— А, может, пока ты репу морщишь, нам грабануть кого-нибудь? Руки прямо-таки чешутся. Город богатый, сам говорил.