Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

— Нет! Никакого телевизора не будет! Дело!

— А нет дела-то! Придумал себе игрушку. Незачем это всё…

— Не я придумал… Другие люди… Раньше меня… Мудрецы…

— Хоть и не ты. Тем более — обман. Надо ли это тебе-то? Будь, как все другие люди… Посмотри на них, оглядись вокруг себя… Сойди на остановочку раньше, расслабься, пройдись медленно по скверу, мимо ларьков, машин, магазина…

— Какого магазина?

— Как какого? — Винного.

— Было бы с кем пить…

— Как с кем? — Найдём с кем! А то и на одного можно… Сам с собой, дома… А?

— Не хочется… У меня — дело…

— Не хочется? Со своими-то мыслями?

— С какими мыслями-то? Нет их. Все вышли…

— Как нет? А это что? Кто, по-твоему, сейчас мыслит?

— Нет! К Чёрту! Дьявол! Сатана! Прочь!

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!! Ха-ха-ха!!!"

Конечная остановка. Выходя, Саша читает над дверью надпись: "НЕТ ВЫХОДА".

Он проходит между домами и шагает напрямик через двор по грязи, не заботясь о ботинках. Дома он быстро и жадно ест всё, что даёт мать. Долго сидит в туалете, несколько раз умывается, чтобы снять сонливость. Потом садится за письменный стол, выдвигает ящик, начинает думать. Он хочет что-нибудь написать. Но о чём же написать? Саша никак не может сосредоточиться. Висит неразрешимая проблема, о которую все мысли до единой разбиваются. Проблема, в которой желание изменить всю свою жизнь коренным образом. Но сколько он ни думает, ни на йоту не приближается к решению. Оказывается, что он — раб. И встаёт вопрос: чей?

За стеной родители смотрят телевизор. И Саша осознаёт, что нет его, вдохновения-то. Давно уже нет. И теперь так будет всю жизнь…

"Круг", — сказал он вслух. — А вдруг, действительно, так всю жизнь?! Ведь лучше не жить тогда… А что, если — конец, а? Наверное, до этого примерно тупика дошёл тот мальчик из психбольницы, его тёзка, из города Кирова, который копил снотворные таблетки… Нет! Будет же лучше! У меня — депрессия после больницы. Придётся снова попринимать лекарства…

Но тут снова заговорило Буратино:

— А зря не купил бутылочку-то. Теперь-то уже поздно. Так-то! Уже не купить! Магазины-то все закрыты! Не судьба!

— И не надо! Завтра куплю… С дворником выпьем… Лучше, чем на одного-то…

— На троих?

— На двоих!

— Нет, всё равно на троих…

Саша забирается с ногами на диван и берёт книгу. Достоевский. Прочитывает страницу и видит, что ничего не понял. Снова… А мысли мешают — и почти ничего не остаётся в памяти. Кое-как одолевает десяток страниц…

"Хорошо. Ведь так лучше, чем ничего!"

А глаза слипаются, и спать хочется.

Двенадцать часов — рано. Он включает "Голос Америки", слушает последние известия и "Передачу для полуночников".

"А там хорошо, в Америке-то… Наверное, всё не так, как тут…"

Саша выключает радио…

"Что ж, сейчас поспим…"

Саша погасил свет, и тихо вроде стало…

"Посплю сейчас…" — думает он.

Снег ударяется в стекло и тает. Сверху капает на подоконник, и на душе от всего этого делается неспокойно. Одеяло кажется коротким. Лежать неудобно, простыня прилипает к потным ногам, и трусы прижимают в паху.

— Жарко…

— Надо батарею было перекрыть…

— Неохота…

— Тогда всю ночь промаешься и опять не выспишься!

— Всё равно промаюсь и не высплюсь…

— Смотри сам…

Сашка идёт на кухню за плоскогубцами. Зажигает свет, пьёт воду. Возвращается, закручивает кран батареи. Слышно, как тикают часы.

Без десяти два…

Лёг — и мысли снова…

Где-то утром с трудом всё-таки засыпает.

"Будильник!!!"

— Ещё немного…

— Пора!

— Ещё…

— Пора!

— Ещё минуту…

— Пора!

— Встаю…

— Ну!

— Ещё…

— Опоздаешь!

— Всё равно…

— Не дури!

— Сейчас…

— Давай: раз — два — три!!!

Поднялся. Встал на холодный пол. Носки — с батареи. Тапки. Рубашка. Брюки. Пиджак. Умываться. "Н-но, коняга!"

13. Место

Снега стало больше, но он продолжал таять. Летали птицы и изредка покрикивали вороны. Было в первый раз кругом всё бело: снег лежал на крышах, на деревьях и даже на асфальте. День начинался, и казалось, он был светлее вчерашнего. Наверное — от снега.

После работы Сашка в МГУ не пошёл, а встретился у пивной с дворником. Они долго пробирались между столиками в поисках свободных кружек. Затем Володя встал в очередь менять деньги. В воздухе повисал единый гул голосов. Даже те, кто разговаривал рядом, однообразно тонули, вливались в него, как пиво в немытую кружку.

Саша стал пробираться к мойке, где работал только один кран. Там была очередь, многие были раздражены, почему не пускали вперёд себя даже тех, кто просто проходил мимо.

Подошёл Володя стал что-то рассказывать. Саша лениво слушал его, временами отвлекаясь и начиная думать о чём-то своём, надоевшем. Друзья набрали пива, и пробираясь среди людей, Сашка прислонил кружку к чьей-то спине, и пена от пива оставила на ней след.

"Высохнет", — цинично подумал кто-то в Сашкиной голове.

" Но ведь, это же плохо!" — возмутился другой.

"Пусть тогда мне сделают то же самое — отвали!" — ответил им обоим Сашка и стал пробираться дальше.

Вскоре приятели нашли столик. От него только что отошли двое, освободив место.

— Держи место! — скомандовал дворник, а сам, оставив свою кружку, куда-то исчез.

Саша стал разглядывать соседей. Слева, за его столиком, качался из стороны в сторону подвыпивший "ветеран", чем-то напоминавший дядю Колю. По-видимому, он находился в пивной чуть ли не с самого утра и "законно", а потому и уверенно занимал здесь свой край стола. Время от времени он перебрасывался редкими фразами с соседом, человеком неопределённо-среднего возраста, по лицу частенько "поддающим", но очень старающимся "держать себя в руках" и "не терять своего достоинства" даже тут, в рядовой пивной. Этот человек, прислонясь к колонне, лениво разглядывал зал, с множеством людских перемещений, происходивших в поисках освободившихся кружек. Когда его спрашивали, нельзя ли у него занять кружку, он не отвечал, а лишь крутил головою. По всей видимости, ему нравилось быть прислонённым спиною к колонне, и чтобы не нарушать его комфорта за пивом ходил "повторять" для него его немногословный сосед-ветеран.

У третьей стороны стола в неудобной позе расположились двое молодых парней рабочего вида, ругались матом через каждое слово, громко придирались друг к другу по пустякам, находя в этом развлечение.

Володя уже вернулся и продолжал о чём-то рассказывать. Саша слушал его, сразу же всё забывая. Он давно уже решил для себя "просеивать информацию", и если чувствовал, что она не имела характера выше нейтрального по степени значимости, новизны, оригинальности и тому подобному, то он старался её не запоминать. Где-то он прочёл, что человеческий мозг, хотя и обладает огромным потенциалом, тем не менее, его объём не безграничен. Он научился даже помнить часть информации только что услышанной, и мог ответить собеседнику на ряд его вопросов, но через некоторое время старался напрочь забыть всё, что не имело "информационно-позитивного статуса".

Вот и сейчас, слушая дворника, он одновременно продолжал думать о своём… В мозгу вертелось: "Не надо было мне сюда приходить… Зачем я пью?.. Я ведь не такой…" И, тем не менее, по какой-то инерции, будто запрограммированный кем-то заранее, он продолжал стоять и сосать пиво, уже третью кружку… Всё надоело… Будто во сне всё кругом теряло очертания, растворялось… Для всех, стоявших за столом, весь мир их был это место: стол — доска, на толстой металлической ноге, с кружками — по краям, с блюдцем — вместо пепельницы, в середине, и — с чьей-то разодранной воблой, на газете.

Кто-то начал "травить" анекдот. И весь "стол" бросил разговаривать, стал слушать… После дружного смеха сразу заговорили, обращаясь друг к другу, снова смеясь по поводу рассказанного.

Скинулись… Один из "работяг" сбегал в магазин. Кто бегал — разливал, грубо, неточно. Пили из одной кружки, по-мужицки, стараясь поскорее заглотнуть всё вино, не прерывая дыхания. Кто-то отходил от стола и приходил, сразу жадно допивал пиво, шёл "повторять", возвращался и слушал, что говорили, долго не прикладываясь к своей кружке, с трудом вникая в смысл нового для него разговора.

Время как-то исчезло. Сашка о чём-то разговаривал с "ветераном", и тот делал ему комплименты, уверяя его, что Саша — хороший скромный парень, которого он был бы рад женить на своей дочке. Сашка, сам не зная зачем, записал номер телефона, который продиктовал ему "ветеран" и рядом с номером — имя его дочери, которую звали Людой. Номер начинался с цифр 135, и показался Саше знакомым. Силясь что-то вспомнить, он не заметил, как все соседи за столом вдруг незаметно исчезли, как и выпитая пустая бутылка, только что стоявшая на полу у его ног. А потом вместе с дворником Саша оказался на улице, где был свежий воздух.