Павел Дарманский - Побег из тьмы

• Название: Побег из тьмы
• Автор: Павел Дарманский
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Религия
• Год: 1961

Эта брошюра — живой и интересный рассказ бывшего священника, не нашедшего в таинстве священства «божественной благодати, которая немощных врачует и оскудевающих восполняет».

Автор повествует о годах своей юности, проведенных в духовной семинарии и академии, остроумно высмеивает быт и нравы семинаристов, слушателей духовной академии и церковных служителей.

Критикуя религиозную идеологию, П. Дарманский показывает внутренние и внешние причины, которые обусловили его разрыв с религией и положили начало новой, радостной жизни.

---

Четыре года богословской учебы остались позади. Но это была только половина пути. Столько же лет учебы предстояло еще впереди в прославленном и прекрасном Ленинграде.

В ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ

Итак, я в Ленинградской духовной академии. Режим здесь оказался еще более строгим, но таким же далеким от разумной жизни, как и в семинарии. Администрация академии приняла все меры к тому, чтобы ограничить сношения студентов с окружающим миром, оградить от влияния внешней, нецерковной среды. Без разрешения инспектора или надзирателя нельзя было не только пойти погулять или посетить кинотеатр, а даже выйти из общежития. Но и тут были удальцы, умудрявшиеся-таки сбежать в город.

Преподаватели духовной академии, подобно моим прежним наставникам в Одесской семинарии, не очень отличались благочестием. Ни один из наших учителей не являл собой образец той высокой христианской нравственности, о которой они говорили в проповедях и на уроках. Студентам не разрешалось посещать кино, театр, тогда как почти все преподаватели имели телевизоры.

При митрополите Григории был такой обычай: семинаристу или студенту академии, певшему в митрополичьей домовой церкви, канцелярия митрополита выплачивала по 25 рублей за службу. Студенты об этом не знали. Пели там те, кого назначал регент и преподаватель церковного пения Константин Михайлович Федоров. Получая причитавшиеся студентам деньги, он долгое время присваивал их. Об этом рассказал студентам помощник регента и второй преподаватель пения Петр Алексеевич Неньчук. Разоблаченный Федоров, состоявший, кстати, в родственных связях с митрополитом, даже не покраснел. Правда, после этого деньги за пение стали переводить в бухгалтерию академии и выдавать каждому при получении стипендии.

Новый завет преподавал старый холостяк Иван Иванович Зеленецкий. Вместе с Новым заветом он постоянно носил в портфеле бутылку водки. Не раз встречали его на Невском проспекте подвыпившим.

— Ну, братие, добьем сегодня апостола Петра, — сказал однажды Иван Иванович, — прийдя на урок навеселе. На его языке это означало закончить разбор посланий, приписываемых Петру. В тот период возглавлявшийся митрополитом Григорием учебный комитет пересматривал преподавательские кадры. Иван Иванович был далек от мысли считать себя сильным преподавателем и откровенно признался нам: — Спасибо владыке Григорию за то, что приютил меня здесь. Но если теперь уволят, пойду куда-нибудь сторожем.

Нравственное богословие и древнееврейский язык преподавал протоиерей Андрей Сергеенко. Преподавал, как говорится, спустя рукава. Спрашиваем, бывало, как перевести то или иное слово, а он говорит:

— Да я и сам не знаю. Давайте все вместе поищем в словаре. Кто найдет вперед, тому — мед.

Экономом (заведующим хозяйством) академии был Антон Порфирьевич Прилежаев, бывший игумен одного монастыря. Он бросил монашество и, нарушив обет безбрачия, женился. Интересно, что когда вместе с инспектором академии Львом Николаевичем Парийским они присвоили несколько сот тысяч рублей, Прилежаева сняли с должности эконома и назначили… епархиальным казначеем (заведующим денежной кассой). Инспектор же остался на своем месте благодаря дружбе с высшими церковными чинами. Парийский — не священнослужитель, потому что имеет двух жен, а двоеженец, по церковным правилам, не может быть попом. Своим отношением к семинаристам и студентам академии он напоминал типичного чиновника старого режима. Борясь за церковный дух, он требовал, чтобы, проходя возле православной церкви, каждый из нас снимал фуражку и три раза крестился. А когда мы возражали, что ведь само евангелие (Матф., VI, 5) осуждает тех, кто молится на улице, Лев Николаевич отвечал:

— То относилось к фарисеям, а к людям нашего времени это указание не имеет никакого отношения.

Когда же мы указывали на недостойный образ жизни некоторых преподавателей, Парийский напоминал нам слова евангелия: «Слова их слушайте, а по делам их не поступайте». И делал вид, будто не понимает, что эти слова тоже относились к фарисеям.

В академической церкви по обеим сторонам солеи стояли большие «чудотворные» иконы богородицы. За ними скрытые от глаз молящихся стояли во время богослужений воспитанники и студенты. Тут же сидел в кресле Лев Николаевич, иногда не поднимаясь в течение всей службы. Иногда (чаще всего во время рождественских или пасхальных каникул) ему приходилось руководить хором певчих, состоявшим из любителей церковного пения. Неуравновешенный, он почему-то во время богослужения слишком нервничал. То и дело толкал студентов, стоявших рядом с ним, пускал в ход камертон, выходил из себя, когда кто-либо не попадал в тон. Однажды во время богослужения, когда студент Григорий Онищенко, читая кафизмы, запутался, оттолкнул его и хотел сам читать.

— Вот псалтирь, — сказал Онищенко, желая показать, что следует читать.

— Плюйте вы на псалтирь, — выпалил инспектор и стал читать седален. (Псалтирь — это одна из библейских книг Ветхого завета.)

Студенты удивленно переглянулись, некоторые захихикали.

Сам относясь ко всему «священному» без особой почтительности, Парийский, однако, преследовал за это нас. В академии, как и в семинарии, издавна установлен монастырский обычай — ежедневно за обедом в столовой студенты по очереди должны читать жития святых. Однажды читал Владимир Бояринцев.

— Февраля 14-го дня житие преподобного Авксентия-чудотворца благослови, честный отче, прочести! — по обычаю возгласил он.

— Молитвами преподобного отца нашего Авксентия-чудотворца, господи Иисусе Христе боже наш, помилуй нас! — благословил дежурный священник.

Бояринцев, сказав «аминь», быстро прочитал:

— «Преподобный Авксентий, сперва царедворец при Феодосии Младшем, потом отшельник в горе близ Халкидона (в Вифинии), славен был учительностию и чудотворениями. Он присутствовал на четвертом Вселенском соборе и подвизался против ересей. Им устроено много монастырей в Вифинии. Скончался он около 460 года».

Потом сделал паузу, решительно произнес:

— Конец и богу слава!

Это означало, что чтение закончено.

— Какой конец? Какая слава? — возмутился Парийский. — Читайте дальше, этого мало!

— А дальше ничего нет. Знать, преподобный мало прославился, — ответил Бояринцев, закрывая книгу и отходя от аналоя.

— Как это — мало прославился?! В своем ли вы уме? Зайдите после обеда ко мне в кабинет! — закричал инспектор и поспешно вышел из столовой.

Количество воспитанников семинарии и студентов духовных академий очень невелико. Редко на каком курсе обучаются 20 человек. Выпускников же бывает по десять, а иногда и того меньше. Ленинградская академия, например, в 1953 году выпустила всего четырех человек. Церковь содержит восемь семинарий и две академии и к тому же не все выпускники одевают рясы. Таким образом, для своих приходов церковь ежегодно готовит незначительное количество священников, но и они вряд ли могут быть названы оплотом веры.

Судя по поведению, не будет преувеличением сказать, что среди студентов академий и воспитанников семинарий очень много неверующих. Например, мои соученики Сергей Бурлаков, Михаил Егоровский, Иван Фоминичев, Виктор Козлов, Григорий Онищенко, Павел Раина и некоторые другие нередко приходили пьяными на богослужение. Александр Волосков однажды напился до того, что его вырвало прямо на клиросе. Иван Винокуров, Гурий Лукашевич, Григорий Абрамов в нетрезвом виде без стеснения нецензурно выражались в церкви.

В день святого Георгия в 1952 году приближенный архиепископа Бориса студент академии Строев не без ведома инспектора справлял свои именины в ресторане «Метрополь». Изрядно подвыпивши, «отроцы благочестивые» так отчаянно веселились, что несколько раз получали от администрации ресторана замечания за разнузданное поведение. Особенно отличались Павел Раина и его будущая «матушка» Нина. Возвращаясь домой поздно ночью, проходя через садик, за которым находится здание академии, Иван Фоминичев, Григорий Лысенко и Виктор Козлов решили напугать шедших впереди женщин. Оказалось, что то были жена и невестка инспектора. Двое из «смельчаков» понесли духовное наказание, а Иван Фоминичев был переведен… в Московскую духовную академию, которую благополучно закончил и стал священником.

Настроения и убеждения многих обитателей семинарии и академии особенно обнаруживались в богословских спорах и «душеспасительных» беседах. Например, Владимир Шуста, Георгий Строев, Вадим Гришин и Григорий Онищенко открыто порицали седьмую заповедь («не прелюбы сотвори»), как неразумную. Несмотря на неоднократные указания библии, что нарушающий эту заповедь смертно грешит, вышеупомянутые богословы доказывали обратное. «Как нет греха в других физиологических отправлениях человеческого организма, так нет греха и в нарушении седьмой заповеди. Это естественно», — говорили они. И не только говорили, но так и действовали. Строев обманул нескольких девушек, не отстали от него Шуста и Онищенко. Впоследствии первые двое стали священниками, причем Шуста даже был назначен благочинным в одном из районов Калининской области, а Онищенко — преподавателем в Киевскую семинарию. Вадим Гришин цинично хвастался, что, убедившись в неразумности седьмой заповеди, он уже на втором курсе нарушил целомудрие. Теперь он служит священником в Москве в Новодевичьем монастыре.