Фредерик Сулье - Мемуары Дьявола

• Название: Мемуары Дьявола
• Автор: Фредерик Сулье
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-86218-426-0

Фредерик Сулье (1800—1848) — популярнейший французский прозаик, поэт и драматург, один из основоположников жанра романа-фельетона. На стезе массовой беллетристики он первым в XIX в. (раньше А. Дюма и Э. Сю) добился исключительного всеевропейского успеха. Современники порой ставили этого автора выше О. де Бальзака. «Мемуары Дьявола» — лучшее произведение Сулье. Оно вобрало в себя опыт «готической» литературы, исторического и социального романа. Увлекательная интрига, выразительные портреты героев, роковые страсти и, одновременно, назидательный пафос, умение воссоздать вполне узнаваемые подробности реальной жизни — все это, несомненно, по достоинству оценит и сегодняшний читатель.

На русский язык переведено впервые специально для «Литературных памятников».

Кроме статьи о творчестве Ф. Сулье издание снабжено подробными примечаниями, аналога которым нет даже во французских изданиях романа.

---

— Вечерком я загляну еще, — уже в дверях добавил доктор, — посмотрим, как пойдут дела.

Как только он исчез, слуги молча переглянулись, как бы спрашивая друг друга, что делать дальше, и по знаку Пьера все вышли, оставив сраженного барона наедине с его мыслями.

Итак, он оказался в руках невежественного врачевателя, который обязательно доконает его своими назначениями, и во власти слуг, чьи преступные планы безуспешно пытался разоблачить. Теперь, конечно, они заинтересованы в его гибели, дабы избежать сурового наказания. Луицци чувствовал, что обречен. У него не было никакой возможности уведомить друзей; к тому же — мог ли он назвать кого-нибудь своим другом? Его участь, без всякого сомнения, предрешена. Лакей, кучер и сиделка совещаются в прихожей, как бы поаккуратнее добить его, ибо теперь это стало для них первейшей необходимостью. Что будет? Что делать? К кому обратиться за помощью? К Дьяволу? Луицци еще претила мысль о новой встрече со слугой из преисподней: разве не он всему виною? Разве не лукавый вверг барона в эту ужасную переделку! И вполне возможно, он выручит его — и теперь только для того, чтобы окунуть с головой в еще более мерзкую кашу! И все-таки Сатана — его единственный шанс. Помощи от людей не приходилось ждать никакой, и потому Луицци позвал нечистого. Но тот не явился, и барон был вынужден признать, что лишен и этой надежды. В самом деле, его могущественный колокольчик недосягаем, а иного средства заставить повиноваться своего потустороннего раба, так же как и холопов, сделанных из плоти, у него не было.

В отчаянии Луицци не видел иного выхода, как получить помощь от беса, а теперь, когда этот путь к спасению оказался недостижимым, барон ни о чем другом и думать не мог. Он горько укорял себя, что не воспользовался теми моментами, когда слуги еще подчинялись, и не завладел драгоценным талисманом. В яростном исступлении он закричал:

— О! Я отдал бы десять лет жизни, лишь бы колокольчик оказался у меня в руках!

— Правда? — Дьявол тут же появился рядом с его кроватью.

— А! Сатана, друг, выручай! Освободи!

— И ты отдашь мне десять лет?

— Тебе мало того, что ты уже отнял у меня?

— Мало. Ты же столько глупостей понаделал.

— Это ты, бес, меня попутал.

— Повинуясь твоим желаниям.

— И пряча от меня истину.

— Не говоря тебе ничего, кроме истины. Барон, уясни себе наконец одну вещь: тот, кто создал этот мир, — искусный творец. Если он дал людям веки, то для того, чтобы яркий свет солнца не слепил их. А если он наделил их невежеством, страхом и легковерностью, так затем, чтобы они не сошли с ума и не стали идиотами от ошеломляющего света истины.

— Если все так, как ты говоришь, то мне не стоит тебя ни о чем спрашивать?

— Твое дело.

— Могу я найти выход из этого дурацкого положения?

— Можешь.

— Хорошо! Дай мне только мой колокольчик.

— Ну уж нет, сто тысяч чертей! Как-нибудь в другой раз! А сейчас я волен поступать как мне вздумается.

— Почему ты тогда появился?

— Только потому, что ты предложил мне выгодную сделку.

— Это грабеж!

— Тебе виднее.

— Десять лет жизни, — простонал Луицци. — Ни за что!

— А зачем они тебе? Что они тебе дадут? Почему ты так дорожишь своим никчемным существованием?

— Именно потому, что, пока они ничего толком мне не дали, я хотел бы с умом провести остаток жизни.

— Что ж, — удовлетворенно хмыкнул Дьявол, — в обмен на эти слова я дам тебе один совет. Ты высказал сейчас одну из самых непреложных истин; человек так цепляется за свою жизнь только потому, что находил ей не самое лучшее или же скучное применение; он непременно верит, что завтрашний день принесет ему то, что ускользнуло накануне, и все время гонится за тем, что уже осталось позади.

— Ты не изменился, мэтр Сатана: по-прежнему читаешь морали. Так что же за совет ты хотел мне дать?

— Женись, — ответил Дьявол.

— Мне? Жениться?

— Да-да, мой господин. Если бы ты не был сейчас один, ничего бы страшного с тобой не произошло.

— Ты приготовил мне еще один капкан, не иначе.

— Я предлагаю тебе сделку, не больше того. Обещай жениться, и я вытяну тебя из этой мерзкой постели, больше ничего от тебя не требуя.

— На ком? Боюсь, твой выбор приведет меня к жалкому прозябанию.

— Ты выберешь сам; я не стану вмешиваться ни в коем случае.

— Ты знаешь, не умею я выбирать.

— Честное сатанинское, я не совсем все взвесил, но обычно мне везет. Ты пустой, слабый, но богатый, так что запросто попадешь в объятия интриганки.

— И какой срок ты мне даешь?

— Полгода.

— А если через полгода я так никого и не выберу?

— Тогда я заберу у тебя десять лет.

— Но если я женюсь, тебе-то какая от этого выгода?

— Я покупаю себе свободу, — засмеялся Дьявол. — Жена найдет тебе столько дел, что у тебя больше не будет охоты заниматься мной. Ты спесив и, найдя ее весьма хорошенькой, будешь ревновать — огромная забота. Ты не отличаешься сильной волей, значит, будешь выполнять ее малейшие капризы; ты богат, это даст ей право на такое количество причуд, что ты перестанешь отнимать у меня время.

— Ты пользуешься случаем, кровопийца. Посмотрел бы я на тебя, если бы сейчас у меня в руках был колокольчик!

— Как видишь, не такой уж я Дьявол, как говорят; и я иногда поступаю как человек.

— Твой совет, я больше чем уверен, — коварная ловушка.

— Святой Павел говорил: «Melius est nubere quam uri»{198} — «лучше вступить в брак, нежели сгореть от желания».

— Так что, неужели мне суждено загнуться на этом ложе?

— Кто знает, кто знает.

— Ты слишком хитер, Сатана, — засмеялся Луицци. — Я поймал тебя в твои же собственные сети; ты просил у меня десять лет, значит, я проживу еще никак не меньше!

— Да! Но как? Не забудь — ты всецело в руках врача, который считает тебя безумцем.

— Придется ему признать обратное.

— Веришь ли ты, что Генриетта Бюре тронулась умом?

— Вот те раз! — воскликнул Луицци. — Так ты полагаешь, что я закончу свои дни в приюте для душевнобольных?

— И более разумные люди, чем ты, сгнили там заживо.

— Ты клевещешь на общество, нечистый.

— Насколько это клевета — будешь судить сам…

— И когда?

— Может, завтра, может, через десять лет — это зависит от решения, которое ты сейчас примешь.

— И вот еще что… Скажи, вся эта грязная возня около меня этой ночью — была ли она на самом деле или все это мне привиделось в бреду?

— Ты прекрасно все видел и слышал.

— Меня тошнит от этого безобразия, — пожаловался Луицци.

— Ты просто болен, барон, да и вкус твой весьма извращен…

— Как, проповедник порока, ты смеешь защищать подобную мерзость? — возмутился барон.

— Да ладно тебе! — ухмыльнулся Дьявол. — Что я! Лучше меня это сделают другие изящные источники!

— Что еще за источники?

— Самые изысканные и добродетельные, дорогуша. — Дьявол фыркнул, словно учуяв нечто дурнопахнущее. — Если бы только ты обладал возможностью узнать заранее, какая литература будет пользоваться успехом через несколько лет…

— Во Франции? — спросил Луицци. — У самого культурного и остроумного народа в мире?

— Да, господин, вот именно — у самого культурного и остроумного в мире. Франция породит произведения о трущобах{199}, чердаках и пивнушках; героями романов станут дворники, старьевщики и мелкие перекупщицы, говорящие на непотребном жаргоне; их души станут подвластны самым низким порокам, а портреты будут походить на дурацкие и злые карикатуры…

— И ты утверждаешь, что найдутся любители такой макулатуры?

— Все будут глотать эти шедевры — великосветские дамы и белошвейки, прокуроры и биржевые клерки.

— Они будут в цене?

— Нет, подобной чепухи я никогда не скажу. Данное чтиво похоже на уличную девку — ее презирают, но за ней бегают.

— Но это же совсем разные вещи.

— Отнюдь. Такова суть всех легкодоступных удовольствий. Чтобы удостоиться любви утонченной женщины, нужно обладать возвышенной душой и острым умом; необходимо умение радоваться одному незначительному слову, взгляду, жесту, чему-то неуловимо-изящному, святому и значительному. С ночной бабочкой же все не так: наслаждение летит к вам галопом, открыто, разнузданно и без стеснений, так что для его достижения не требуется никакого труда; оно бросается на шею, возбуждает, увлекает и сбивает с толку. Наутро приключение вгоняет в краску, а вечером все начинается сначала. То же самое и в литературе: никто не признается первому встречному, что увлекается нездоровым чтивом, но тем не менее все глотают его ночами напролет.

— И в этих произведениях будут сцены, подобные той, что я видел сегодня ночью?