Майкл Суини - Лекции по средневековой философии. Выпуск 1. Средневековая христианская философия Запада

• Название: Лекции по средневековой философии. Выпуск 1. Средневековая христианская философия Запада
• Автор: Майкл Суини
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-87245-063-X

В 1998/1999 учебном году профессор Xavier University (США, штат Огайо) Майкл Суини прочел в Москве (в рамках программы Фуллбрайт) три цикла лекций по философии средневековья: «Средневековая христианская философия», «Средневековая мусульманская и еврейская философия» (в Греко-латинском кабинете), «Политическая философия средневековья» (в Институте философии РАН). Настоящий выпуск открывает публикацию этих лекций.

Книга предназначена для студентов высших учебных заведений и всех интересующихся философией средневековья.

---

Нам остается обсудить последний вопрос из затронутых в «О свободе воли»: не следовало ли Богу воздержаться от создания людей, раз они не способны найти счастье?[58] Можно ли привести возражения против того, что лучше было бы никогда не существовать, чем существовать, будучи глубоко несчастным? Не является ли, например, самоубийство отрицанием благости Бога? Не следует ли считать ответственным за это несчастье Бога, который, создавая людей, знал, что они будут несчастны? Пожалуй, суть этих вопросов можно выразить в одном: является ли несуществование более предпочтительным, чем существование, если существование сопряжено с таким несчастьем? Итак, в трактате «О свободе воли» даётся слово возражающему, который требует оправдания решения Бога творить. Зачем создавать мир, в котором так трудно найти счастье? Почему мы должны считать существование мира благом, не принимая во внимание счастье людей, живущих в нем?

Для глубоко несчастного человека, который желал бы никогда не родиться, у Августина есть ответ: несчастный все-таки хочет жить, но при условии, если будет счастлив. Каждый желает быть и быть счастливым. Проблема возникает тогда, когда невозможно быть и быть счастливым[59]. Несчастье измеряется расстоянием от Бога, который есть бытие. Все, что от Бога, желает быть, ибо Бог обладает бытием по преимуществу. В каждое творение вложено желание быть, являющееся знаком его сотворенности Богом. Каждый человек получает от Бога неизменный ориентир счастья: свойственное ему желание быть. Если каждый желает быть и если Бог есть бытие и наше счастье, то это желание, свойственное каждому, указывает ему путь к истинному счастью. На пути к Богу, т. е. к счастью, мы никогда не сможем заблудиться, ведь мы никогда не потеряем наше желание быть. Путь к счастью и к Богу должен начинаться с нашего желания быть[60]. Любовь к Богу начинается с любви к нашему собственному желанию быть, и, если мы будем последовательно продвигаться по этому пути, это желание выведет нас за собственные пределы и приведет к Единому, Который есть прежде всего.

Каким образом наше желание быть может вывести нас за собственные пределы, видно в том, как соотносятся вечность и время[61]. Временные вещи не могут удовлетворить наше желание бытия, поскольку все временное уходит в небытие. Наше желание выйдет за пределы временного, когда мы поймем, что во временных вещах мы любим то, что они есть, и что это есть скрытая любовь к тому, что пребывает вечно. Чтобы подняться к желанию того, что выше нас, мы должны начать с нашего желания быть[62]. Счастье приходит не в меньшей любви к временному, а в большей любви к вечному. Неспособность найти счастье проистекает из того, что мы следуем нашему желанию счастья, а не желанию бытия[63]. Вопрос о том, какое желание является более существенным — желание бытия или желание счастья, Августин очевидно решает в пользу желания бытия. Прежде всего мы должны любить жизнь, и тогда мы обретем счастье. Если мы начинаем с поисков счастья, мы теряем и счастье, и бытие. Все, что необходимо для начала духовного пути к Богу и счастью, заключается в желании быть.

Августин утверждает, что даже самоубийство свидетельствует о благости Бога и о предпочтительности бытия небытию. Он считает, что самоубийца не только желает быть, но он желает быть вечно[64]. Никто не желает полного уничтожения, поскольку невозможно желать «ничто»: желать «ничто» означает отсутствие желания. Самоубийца стремится не к «ничто», он желает покоя или мира (quies): он желает быть больше, чем он есть сейчас, т. е. он предпочитает быть в покое, чем быть несчастным. К тому же покой есть устойчивое состояние бытия, свободное от внешних волнений, поэтому желание покоя самоубийцы отражает его стремление к совершенному бытию — к бессмертию[65]. Непризнание нами нашего собственного желания быть означает отчуждение от себя самих и от Бога. Духовный путь и философия начинаются с веры, поскольку желание быть и любовь к жизни должны предшествовать пониманию. Из этой веры и вырастает понимание Бога и счастья.

ЛЕКЦИЯ 5 Августин о платоновских идеях и о памяти (De diversis quaestionibus LXXXIII, n. 46; Confessiones X)

Сочинение Августина «О 83 различных вопросах» (De diversis quaestionibus LXXXIII) написано одновременно с трактатом «О свободе воли» (388–395). Вопрос 46-й о платоновских идеях, пожалуй, является основным текстом для понимания того, как Августин осваивает учение Платона. Он говорит, что платоновские идеи можно называть или формами (formae) или видами (species), или же, что более предпочтительно, хотя, как он признает, и не очень точно, — rаtiones[66]. Платоновские формы необходимы, чтобы показать постоянный, неизменный, стабильный аспект реальности: они есть, но не становятся. Они, т. е. rationes, суть источник всякого постоянства в земном мире. Поскольку они несотворены и вечны, они тождественны Богу. Как мы видели во второй книге «О свободе воли», все, что вечно и несотворено, тождественно Богу[67]. Августину удается отождествить платоновские формы с Богом тремя способами: через бытие Бога, через Его причинность и через Его истину. Августин следует Платону в том, что для него наиболее важным в понимании бытия является его постоянство, иными словами, его противоположность становлению. В платоновском «Государстве» проводится различие между четырьмя основными уровнями реальности. Материя — это небытие, а форма — бытие. Причастность материи форме дает начало становлению. За пределами форм и бытия находится благо, которое является небытием, которое более реально, чем бытие. У Августина Бог и формы объединяются в понятии бытия. Неизменность является одной из исключительных характеристик Бога, но она же присуща и формам. Августин может отождествить формы и бытие с Богом, не нарушая трансцендентности Бога, поскольку все, что отлично от Бога, по существу изменяемо: все, что не Бог, возникает. Трансцендентность Бога может быть выражена через бытие: только Бог истинно есть. Самотождественность, которую приписывает Платон формам, есть свойство Бога; т. е. только Бог вечно остается Самим Собой. Августин не видит противоречия между платоновыми идеями и христианским Богом, поскольку они объединяются понятием бытия, а помимо бытия нет ничего.

Второй аргумент в пользу отождествления платоновских форм с Богом основывается на том, что формы являются причинами сотворенных вещей, причастных бытию. В трактате «О свободе воли» (II) Августин говорит о том, что единство, форма и бытие вещи тождественны, так что доказательство бытия Бога через наше математическое знание единства позволяет объяснить, каким образом все вещи зависят от Бога — Единого — в их единстве, форме и бытии. Здесь Августин подчеркивает, что бытие вещи есть вид (род), в котором существует вещь, и что формы ответственны за принадлежность вещей к тому или иному виду[68]. Без формы, без причастности к самотождественности вида, ничего бы не существовало. А поскольку Бог является творцом всех вещей, Он должен быть тождествен форме — причине того, что нечто является тем или иным видом существующих вещей, и, следовательно, того, что нечто существует. Дело не только в том, что Бог является тем, чем являются и формы — бытием, но также и в том, что Он совершает то же, что совершают и формы. Отказ от отождествления форм с Богом означает, что Бог при творении должен руководствоваться каким-то внешним по отношению к Нему образцом[69]. Создание всякой вещи включает формальный аспект, как это описано у Платона. Бог творит в соответствии со Своим собственным замыслом, который представляет собой формы или rationes вещей, которые должны быть сотворены. Бог не может творить без какого-либо замысла, иначе акт творения не будет актом разумным. Но и Его замысел не может быть чем-то внешним по отношению к Нему, иначе бы Богу пришлось сверяться с каким-то внешним образцом. Если Бог творит без плана, Он поступает иррационально; однако этот план не может отличаться от Самого Бога, в противном случае следует признать, что Бог не является единственной причиной творения. Отождествление платоновских форм с Богом необходимо для того, чтобы обосновать творение мира Богом ex nihilo.

Третье основание отождествления платоновских идей с Богом заключается в том, что и Бог и идеи являются критериями истины. Августин согласен с Платоном в том, что форма необходима для объяснения познаваемости мира. Только нечто единое, самотождественное и неизменное обладает тем постоянством, благодаря которому оно может быть познано интеллектуально. Мир познаваем настолько, насколько в нем присутствуют rationes, а ответственной за наличие такого порядка в мире является форма[70]. Бог также является причиной разумного устройства мира. Иными словами, вещи существуют настолько, насколько они причастны той или иной форме. Мы знаем, каковы вещи, вынося суждение о них на основе критерия истины — формы[71]. Форма есть истина, поскольку она целиком и полностью остается самотождественной, тогда как вещи, изменяющиеся во времени, становятся и перестают быть самими собой. Только Бог совершенно неизменен и самотождественен: Бог есть Истина. Поэтому формы существуют в божественном уме как окончательные критерии истины вещей. Замысел Бога, в соответствии с которым Он сотворил мир, и является тем критерием, благодаря которому мы познаем вещи и выносим о них суждения.