Арсений Замостьянов - Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

• Название: Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...
• Автор: Арсений Замостьянов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03624-6

Гаврила Романович Державин (1743–1816) — исполинская фигура в истории русской классической литературы. Но верстовыми столбами в его судьбе были, пожалуй, не книги, не оды, не собрания сочинений. Сам себя он ощущал в первую очередь государственным человеком. В разные годы Державин занимал высшие должности Российской империи: возглавлял Олонецкую и Тамбовскую губернии, был кабинет-секретарём императрицы Екатерины Великой, президентом Коммерц-коллегии, министром юстиции при императоре Александре. И при этом оставался первым поэтом Империи.

«Един есть Бог, един Державин» — так мог написать о себе только поистине гениальный поэт, и совершенно не важно, что это цитата из иронического по сути стихотворения.

Для многих из нас Державин остался в памяти лишь благодаря пушкинским строкам: уже на пороге смерти, «в гроб сходя», он «благословил» будущее «солнце нашей поэзии», лицеиста Пушкина. Но творчество самого Державина вовсе не устарело. Оно стало неожиданно актуальным в XX веке и остаётся таковым по сей день. «Многие дороги в России — литературные, политические, воинские — ведут к Державину» — так утверждает автор книги, историк и писатель Арсений Замостьянов.

знак информационной продукции 16+

---

Как это мудро!

Катерина Яковлевна знала, что Державину в последнее время стало трудно радовать императрицу новыми «забавными» стихами, — и решила собрать и переплести старые. Она вручила мужу тетрадь, в которую переписывала все его сочинения, — в этой книге императрица найдёт немало стихов, которые её обрадуют. Эта книга станет основой всех главных изданий поэзии Державина.

Похоронили её неподалёку от могилы Ломоносова.

Где добродетель, где краса?
Кто мне следы ея приметит?
Увы! Здесь дверь на небеса…
Сокрылась в ней — да солнце встретит!

Это четверостишие было помещено на мраморном памятнике с рельефным изображением женской фигуры, держащей в руках овальный медальон с профилем Плениры. Он не просто страдал — он переменился. «На другой день смерти первой жены его, лёжа на диване, проснувшись поутру, видел, что из дверей буфета течёт к нему белый туман и ложится на него, потом как будто чувствовал ласкание около его сердца неизвестного какого-то духа».

Он хотел было воспеть любимую в стихах, но в письме И. И. Дмитриеву признался: «Я… или чувствуя чрезмерно мою горесть, не могу привесть в порядок моих мыслей, или, как окаменелый, ничего и мыслить не в состоянии бываю». Получилось сбивчивое, нервное стихотворение — плач:

О домовитая ласточка!
О милосизая птичка!
Грудь красно-бела, косаточка,
Летняя гостья, певичка!
Ты часто по кровлям щебечешь,
Над гнёздышком сидя, поёшь;
Крылышками движешь, трепещешь,
Колокольчиком в горлышке бьёшь.

Через два года Державин снова вернулся к этому стихотворению и к последней строфе прибавил заключительные строчки:

Душа моя! Гостья ты мира!
Не ты ли перната сия? —
Воспой же бессмертие, лира!
Восстану, восстану и я;
Восстану — и в бездне эфира
Увижу ль тебя я, Пленира?

Друг Капнист тоже оплакивал Плениру. Но к стихотворению «Ласточка» у него нашлось немало претензий. Он посоветовал Державину превратить стихотворение в привычный четырёхстопный ямб и даже набросал «правильный» вариант «Ласточки». Но Державин на этот раз проявил непреклонность, предпочтя разболтанный стих.

Вместе с Пленирой умерла половина души поэта… Но недолго Державин метался в одиночестве, чем вызвал кривотолки и осуждение некоторых старинных знакомых. Строгие друзья в своём кругу журили Державина за быструю повторную женитьбу: «Ты утешаешь его стихами о потере Катер<ины> Яков<левны>, несравненной сея жены: потому что он говорит, я не хочу учиться… и для того Дарья Алексеевна хочет иттить за него замуж. Ну-ка, кто скажи, что действительнее?» — писал Львов Капнисту. Те, кто глубоко понимал Державина, ощущали, что это не предательство, что в одиночестве поэт просто не выживет, а память о Катерине Яковлевне осталась с ним навсегда.

Вроде бы это выглядит и впрямь некрасиво: через год после смерти любимой Плениры он — 52-летний вдовец — женился на давней своей знакомой Дарье Алексеевне Дьяковой, двадцати восьми лет от роду.

Державин давно приметил, что Дарья Алексеевна поглядывает на него с особым интересом. Она ещё при жизни Плениры простодушно признавалась, что лучшего жениха себе бы и не желала. Покойная Катерина Яковлевна к Дарье Дьяковой относилась дружески — и это тоже повлияло на выбор Державина. Опытный сердцеед сразу почувствовал, что с Дашей они уживутся. Но в декабре 1794 года, когда Державин сделал ей предложение, будущая муза продемонстрировала суховатую практичность: в первую очередь попросила у жениха расходные книги и две недели их изучала. Только убедившись в том, что Державин далеко не банкрот, ответила согласием. Вот такая любовь в доромантическую эпоху.

Сам поэт в «Записках» признался откровенно: «Не могши быть спокойным о домашних недостатках и по службе неприятностях, чтоб от скуки не уклониться в какой разврат, женился он генваря 31-го дня 1795 года на другой жене, девице Дарье Алексеевне Дьяковой». К тому же он породнился со Львовым и Капнистом — ведь Дарья была их свояченицей. Державин видел, что семейная жизнь его друзей сложилась счастливо, и потому испытывал доверие к семейству Дьяковых. Отныне они все трое были женаты на сёстрах.

Отец Дарьи Алексеевны, Алексей Афанасьевич Дьяков, сенатский прокурор и статский советник, был фигурой примечательной. Знал четыре языка, много читал по-русски и по-французски — особенно любил описания войн и путешествий. Женился не на ком-нибудь, а на княжне Авдотье Петровне Мышецкой, сестра которой была замужем за Бакуниным, братом известного дипломата. Словом, Державин, по примеру Львова и Капниста, приметил невесту из просвещённой семьи. Одно настораживало Державина: Даша писала по-русски хуже, чем по-французски… О времена, о нравы!

У Дьяковых было пять дочерей. Старшая, Александра Алексеевна, получила образование в Смольном. Она вышла замуж за Капниста, и жили они всё больше в Малороссии. Марья стала женой Николая Александровича Львова. Ну а Дарья досталась Державину. Четвёртая сестра, Екатерина, была за графом Стенбоком, а пятая — за Березиным. Она умерла в молодых летах и оставила дочь, вышедшую замуж за Фёдора Петровича Львова. У Львова и Березиной была большая семья, а один из сыновей — Алексей Фёдорович — прославился на музыкальной ниве и стал композитором, автором национального гимна Российской империи — «Боже, царя храни».

Все отмечали горделивую осанку, царственную стать Дарьи Алексеевны. Державин сравнивал её не с Венерой, но с Минервой. Она ни в чём не походила на Плениру. Почти не разбиралась в словесности, не отличалась остроумием и общительностью. Катерина Яковлевна была гостеприимна, каждого визитёра окружала вниманием. Подчас утомляла болтовнёй, но всё-таки была всеобщей любимицей. Для замкнутой, хмурой Дарьи Алексеевны публичная жизнь была тяжёлой повинностью. Радушие ей заменяла хозяйственность. И на Званке, и на Фонтанке мужики её боялись и под присмотром госпожи работали справно.

Державин старел, но второй жене давал больше поводов для ревности, чем первой. Частенько приходилось ему писать жене в таком духе: «Каково ты, милый и сердечный друг, почиваешь? Я думаю, обезпокоена вчерашним вздором? плюнь, матушка: довольно, — я твой. Я иду к Арбеневу поутру сам хлопотать за твоего Поздеева и за Марью Алексеевну Беклемишеву. То-то ли вам не честь, что скажет по вашим комиссиям сенатор? Поеду в сенат. Не знаю, где обедаю, но только у вас буду. Будь, мой друг, спокойна».

По живости слога можно предположить, что подозрения не были напрасными.

Он придумал и ей ласковое поэтическое имя — Милена. В поэзии она останется как «Хозяйка статная, младая». Но рядом неизменно витает и образ незабвенной Плениры. Ему казалось, что Пленира завещает его Милене — об этом Державин рассказал и в стихах:

Я вижу, ты в тумане
Течёшь ко мне рекой!
Пленира на диване
Простёрлась надо мной,
И лёгким осязаньем
Уст сладостных твоих,
Как ветерок дыханьем,
В объятиях своих
Меня ты утешаешь
И шепчешь нежно в слух:
«Почто так сокрушаешь
Себя, мой милый друг?
Нельзя смягчить судьбину,
Ты сколько слёз ни лей;
Миленой половину
Займи души твоей».

Впрочем, иногда он в стихах окликал жену и реальным именем:

К богам земным сближаться
Ничуть я не ищу…
Душе моей покою
Желаю только я.
Лишь будь всегда со мною
Ты, Дашенька моя.

Но забыть Катерину Яковлевну не умел. «Часто за приятельскими обедами он (Державин) вдруг задумается и зачертит вилкою по тарелке вензель покойной, — драгоценные ему буквы К. Д. Вторая супруга, заметив это несвоевременное рисование, всегда выводит его из мечтания строгим вопросом: „Ганюшка, Ганюшка, что это ты делаешь?“—„Так, ничего, матушка“, — обыкновенно с торопливостью отвечает он, потирая себе глаза и лоб, как будто спросонья». Всё-таки Жихарев был отменным мемуаристом, Державин здесь как живой.

В новгородском имении Званка вокруг Державина неизменно крутился его личный секретарь Абрамов, самый способный человек в деревне. Он выучился не только читать и писать, но показал себя одарённым рисовальщиком и архитектором. Он устраивал фейерверки, был своего рода режиссером народных празднеств. Державин нарадоваться на него не мог, даже обедать любил в обществе Абрамова. За господским столом секретарь вёл себя раскрепощённо. Трудно было не заметить, что всё чаще от него пахло водкой. Каждый в деревне рад был угостить барского любимца — как тут устоять? Однажды Дарья Алексеевна попросила супруга избавить её от общества деревенского пьянчуги. Но Державин был неумолим: «Ничего, душенька, делай, как будто ничего не замечаешь». Отказываться от дружбы с Абрамовым он не желал даже по просьбе жены… Мрачная, молчаливая Дарья Алексеевна воротила нос от весёленького секретаря, но мужу не перечила. Случались у неё приступы дурного настроения, благо поводы для ревности Анакреон давал ей частенько. Милена пыталась ограничить гастрономическую удаль Державина: его трудно было оторвать от понравившегося кушанья, это сказывалось на здоровье, хотя толстяком Державин так и не стал.