Нэнси Голдстоун - Четыре королевы

• Название: Четыре королевы
• Автор: Нэнси Голдстоун
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-063124-7 («Изд-во АСТ»), ISBN 978-5-271-31934-1 ( «Изд-во Астрель»)

Нэнси Голдстоун — известный американский историк, специалист по европейскому Средневековью. Ее книги удостоены целого ряда престижных профессиональных премий.

XIII век. Эпоха расцвета рыцарства и Крестовых походов Людовика Святого, борьбы феодалов с монархами и изощренных интриг папского двора. Эпоха четырех красавиц, ставших самыми знаменитыми женщинами своего времени. Маргарита, Элеонора, Санча и Беатрис. Дочери графа Прованского, вышедшие замуж за блестящих европейских монархов, но не пожелавшие вечно оставаться в тени венценосных супругов. Королева Франции, королева Англии, королева Германии и королева Сицилии. Они правили наравне с мужьями — а зачастую и оттесняли их на задний план. Они рисковали и воевали, заключали опасные политические союзы и одинаково свободно чувствовали себя на поэтических турнирах трубадуров и за столом переговоров. Эти легендарные женщины и их время оживают на страницах увлекательной книги Нэнси Голдстоун!

Это исследование читается как великолепный исторический роман!

Аманда Формен

Незабываемое, полное изящных деталей историческое полотно!

«Entertainment Weekly»

---

Неподалеку от Эг-Морта, выше по течению Роны, расположены почти напротив друг от друга города Бокер (Beaucaire) и Тараскон. Несмотря на географическую близость, это были два разных «государства»: Бокер, на левом берегу, принадлежал графу Тулузскому, а Тараскон, на правом — графу Прованскому. Соответственно, встреча с Беатрис Савойской, упоминаемая в тексте ниже, произошла на нейтральной территории. (Прим. перев.).

79

В этом кратком замечании выражена коренная разница в социальной обстановке двух стран. Французское рыцарство — потомки германского племени франков — унаследовало от них презрение ко всякому виду деятельности, кроме войны. Французские бароны в массе своей были грубы, невежественны, горды своей родовитостью и чрезвычайно высокомерны. Заняться торговлей для них значило опозориться. В Италии, где варварские племена хоть и погубили Римскую империю, но быстро прониклись местным менталитетом, рыцари тоже строили замки в деревенской местности — их там и теперь сохранилось достаточно, — однако статус в обществе зависел не от происхождения, а от богатства. Преуспевающие купцы, банкиры, землевладельцы ни образом жизни, ни внешним видом, ни поведением не отличались от рыцарства. Самая знаменитая семья Флоренции, Медичи, получившая герцогский титул, происходит от банкира, а тот — от медика, поэтому на гербе Медичи гордо красовались пять пилюль. Но для французов все их богатство, культура, изысканность быта — ничто, для них они остаются «презренными торгашами», и пусть будут благодарны, что у них взяли девушку (Екатерину Медичи) в жены французскому младшему принцу!.. Это было уже в XVI веке, что же говорить о Средних веках… Примерно такая же картина сложилась и в Провансе, и в Лангедоке. Южан передергивало при одном взгляде на северян: их манеры, речь, поступки, — все было чужое, все отталкивало. (Прим. перев.).

80

Жители Авиньона и до Карла Анжуйского не могли воспринимать северян иначе, как угнетателей. Они еще не забыли осаду, затеянную Людовиком VIII, отцом Карла, в 1226 году и жестокую расправу, учиненную им. Находясь на самой границе графства Венессен, принадлежавшего Тулузскому дому, они предпочитали признавать власть Раймонда VII, не угрожавшую их автономии. О том, до какого накала доходила борьба города с любым, кто посягал не его свободу, свидетельствует такая история: Гильом де Бо, принц Оранский, друг Монфора, отправился в поход на Авиньон, но был разбит и взят в плен. Авиньонцы с него живого содрали кожу, а тело изрубили на куски. Только такой наивный и далекий от реальной жизни человек, как Людовик IX, мог ожидать там доброго приема.

81

«Исламская империя» именовалась халифатом и в теории должна была объединять все земли, населенные мусульманами, под духовной и светской властью одного правителя — халифа. Но фактически к XII веку халифат уже распался, и багдадский халиф обладал лишь номинальной властью над большинством исламских территорий. Через десять лет после описываемых событий, в 1258 году монголы захватят Багдад, плененного халифа завернут в ковер и затопчут конями (почетная казнь без пролития крови), а его дворец отдадут несторианскому патриарху. (Прим. ред.).

82

Вся описываемая здесь история происходила на фоне татаро-монгольского нашествия под предводительством хана Батыя, внука Чингисхана, о чем автор вскользь упоминает выше. В 1237 году они напали на Рязань, Владимир, в 1240 году был взят и разорен Киев.

В течение 1241 года орда проникла на земли Польши и разбила в великом битве под Лигницем объединенное войско польского короля и тевтонского ордена. Затем монголы взяли Краков и пошли на Моравию, а оттуда — в Венгрию. Немного не дойдя до Адриатического моря, они, к великому счастью Западной Европы, повернули обратно, поскольку пришло известие о смерти великого хана Угэдся, и все чингизиды должны были собраться в Каракоруме на совет для избрания нового хана. Следует отметить, что свирепость и варварство монголов не то чтобы были преувеличены, но слишком выпячивались перепуганными современниками. В данном контексте было бы неплохо вспомнить о резне, устроенной крестоносцами в первом походе, когда кровь на улицах Иерусалима доходила до колен копей, а христианские воины убивали даже сдавшихся в плен женщин. Степняки имели свою систему ценностей и свой жесткий кодекс чести — который, в отличие от европейцев, неукоснительно соблюдали; они могли отпустить врага, проявившего мужество, и убить соседа за то, что наступил на порог, входя в юрту. Нематериальные достижения оседлых цивилизаций их совершенно не интересовали. Ценнейшей частью добычи были, кроме всего прочего, пленники, которых можно было выгодно продать. Потому практичные монголы убивали только тех, кто вступил в бой или мешал грабить. Пирамиды из голов, упомянутые ниже по тексту, воздвигали в Средней Азии вплоть до последней трети XIX века, но эта традиция пошла от Тимура (Тамерлана), т. е. лишь с конца XIV века. Более того, значительная часть монголов уже давно исповедовала христианскую религию (в форме несторианства) — им это совершенно не мешало воевать (как и прочим христианам!) и жить по заветам предков. (Прим. перев.).

83

К описываемому времени княжество Эдесса уже пало. (Прим. ред.).

84

В данном случае автор неуклюже пытается оправдать последующее вероломство крестоносцев. На самом деле значительная часть монгольского войска (и, судя по всему, сам хан Хулагу) уже являлись христианами несторианского толка; широчайшую известность получила походная церковь-юрта старшей жены хана, кераитки Докуз-хатун. Известно, что на завоеванных ими исламских территориях монголы покровительствовали христианам, но куда важнее тот факт, что они — в отличие от европейских владык — не нарушали заключенных ими соглашений. (Прим. ред.).

85

Джихад — священная война для защиты истинной веры. Участие в нем считается не только почетным, но и обязательным для всякого правоверного мусульманина призывного возраста. По сути, это аналог крестового похода у христиан. У разных цивилизаций — разные приемы воздействия на людей, а результат одинаков: люди поднимаются как один, сражаются не за страх, а за совесть, и вероятность победы в бою повышается. Настроенные таким образом участники первого крестового похода творили чудеса отваги и стойкости; но времена изменились — после 40 лет бесчинств и грабежей под предлогом борьбы за веру в Лангедоке рыцарство уже не воодушевлялось отвлеченными идеями. Людовику с его далекими от реальности представлениями следовало бы родиться лет на двести раньше! (Прим. перев.).

86

При всем уважении к военным талантам мамлюков следует отметить, что в сражении при Айн-Джалуте 3 сентября 1260 года, решившим судьбу Ближнего Востока (а заодно и государств крестоносцев), египетская армия имела многократное превосходство над «обсервационным корпусом» Китбуги-нойона. Монголов погубила демократия: основная часть войска Хулагу отбыла обратно в Каракорум для участия в выборах нового великого хана. (Прим. ред.).

87

Выяснить точнее, что представляла собой эта болезнь, сложно, так как средневековые источники всегда и всюду очень сбивчиво излагают симптомы. Исходя из того, что основным питанием войска в отсутствие подвоза свежих продуктов были в основном хлеб (лепешки) из лежалой муки и вяленое мясо, современный медик, с которым я консультировалась, поставил вероятный диагноз — цинга или какое-либо иное проявление жестокого авитаминоза. (Прим. перев.).

88

Автор путает сюжет произведения. История Тристана и Изольды, исходная версия которой относится к глубокой кельтской древности, была использована многими авторами Средневековья. Но в XIII веке на юге и на севере Франции имел хождение роман, в котором Тристан был племянником и рыцарем короля Марка и не кончал жизнь самоубийством, а умер от тоски и ран, полученных в бою. Именно этот роман могли читать провансальские сестры. Имя «Тристан» в романских языках ассоциируется с «печалью», «горем», поскольку сходно со словом «tristia» — печаль. (Прим. перев.).

89

Болезнь, от которой умер Раймонд, носила хронический характер, и, несмотря на формальные обещания, и он сам, и Бланка знали, что никуда он не поедет. Он нашел в себе силы проводить до порта отплытия дочь Жанну и ее мужа Альфонса де Пуатье — которые, как упомянуто в тексте, отправились за море позже всех. Несколько дней спустя, уже по дороге домой, он окончательно слег, а вскоре и умер.