Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

• Название: Сигрид Унсет. Королева слова
• Автор: Сигрун Слапгард
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94282-554-6

Книга норвежской журналистки С. Слапгард рассказывает о жизни и творчестве Сигрид Унсет (1882–1949), выдающейся норвежской писательницы и правозащитницы, лауреата Нобелевской премии по литературе (1928). Все подробности ее непростой биографии исследовательница подтверждает ссылками на документы и малодоступные источники. Жизнеописание снабжено обширным справочным аппаратом.

---

Позднее писательница Сигрид Унсет пришла к выводу, что именно там и тогда она приучилась искать убежища в меланхолии, предаваться грустным размышлениям и придумывать страшные истории, которые вызывали у нее дрожь. На самом деле она просто погрузилась в мир книг. Ведь теперь книги, не помещавшиеся в отцовском кабинете, оказались в столовой. Девочка с жадностью проглотила «Лопарские сказки» Квигстада. Обнаружила, что комедии были далеко не единственным творением «отца театра» Хольберга. А когда оставалась дома одна, то увлеченно изучала исследования Эйлерта Сундта «О состоянии морали в Норвегии», «О соблюдении гигиены» и «О бродягах». Так юная Сигрид, не спрашивая разрешения у взрослых, могла, например, узнать, что в родном городе ее отца Тронхейме каждый второй ребенок рождается вне брака, но и это еще цветочки по сравнению с тем, что творится в северной части долины Гудбрандсдал. Там аморальность вообще не знала границ — только треть детей были законными![27] В остальное время мать строго следила за тем, что читают дети. Отмечала крестиком пассажи, которые няня должна была пропускать при чтении вслух, отправляла обратно школьные учебники Сигрид, если те не соответствовали ее требованиям. Из детской литературы только книгам Диккен Цвильгмейер об Ингер-Юханне и «Сказаниям» Пера Сивле удалось проскочить через цензуру матери. Отец предпочитал другой метод: он пообещал Сигрид целых две кроны, если она отложит в сторону все остальное и одолеет шеститомную «Всемирную историю» До и Дролсума, которая тоже стояла в столовой. На то, чтобы заработать две кроны, у дочери ушло два года.

Родители определили Сигрид в школу фру Рагны Нильсен, известной «левыми» убеждениями. Здесь впервые стали практиковать совместное обучение мальчиков и девочек, и администрация ратовала за выход Норвегии из унии со Швецией — на флагштоке развевался норвежский флаг. Под высокой крышей школы «разведенки» фру Рагны Нильсен хватало места для детей как богатых с западной части города, так и бедных с восточной. Шарлотте и Ингвальду, подобно многим другим «левым», пришлись по душе и политика, и педагогические методы школы.

Что до восьмилетней Сигрид, то Рагна Нильсен произвела на нее неизгладимое впечатление. Но уже первый урок, география, показал, что программа, по которой обучалась Сигрид, коренным образом отличалась от школьной. Обычно они с отцом «путешествовали» по карте, и он рассказывал ей о разных удаленных частях света, не обращаясь к учебникам. Сигрид и так с самого начала чувствовала себя непохожей на остальных, да тут еще масла в огонь подлило материнское свободомыслие в отношении одежды и причесок. В частности, мать считала, что волосы вредно закалывать. Как следствие, пышные волосы Сигрид все время падали на лицо, когда она склонялась над партой. Учительница указала матери на это, но та лишь отмахнулась. Что касалось одежды, мать была поборницей практичности: свитеров, которые никто больше не носил, теплых мальчишечьих панталон вместо холодных кружевных, что полагались девочкам. Когда это открылось, Сигрид стала всеобщим посмешищем, но и тут единственной реакцией матери было лишь презрение. А в Сигрид как будто поселилось некое неуклюжее упрямство — как она впоследствии вспоминала.

Летом семья отправилась в Трёнделаг, навестить деда. Ощущение чего-то гнетущего, запретного в ее памяти навсегда осталось связанным с его болезнью, с окружавшей его строгой протестантской атмосферой, подавляющей непосвященных. Сигрид пряталась в саду, прихватив с собой «Сагу о Ньяле», которую дружелюбный секретарь снял для нее с пыльной полки. Сбегала от взрослых в мир книги, в мир «Саги о Ньяле».

В том времени она чувствовала себя как дома. «Залогом вечной актуальности исландских саг является их вневременной гуманизм, мощное и достоверное изображение жизни такой, какая она есть, во всей ее красоте и трагичности». В этих взрослых словах она позднее выразила свои детские впечатления[28]. А тогда ее сердечко трепетало от ужаса и возбуждения. Похожий трепет вызывали у нее рассказы отца и датские народные баллады в исполнении тети Сигне. Саги и баллады также сходились в описании любви — любовь таила в себе смертельную опасность.

Может быть, чувство нависшей над семьей неясной угрозы и побудило девочку искать убежище в своем собственном мире, куда не было доступа посторонним?

Наступил тот день, когда матери впервые не удалось скрыть перед дочерью свое отчаяние. Это случилось после встречи со старой подругой — вроде бы радостный повод. И радость в конце концов взяла верх, хотя красные заплаканные глаза матери навсегда отпечатались в памяти Сигрид. Подруга из Дании предложила Унсетам провести лето в Витстене. Перед глазами Сигрид тут же мелькнули прекрасные летние деньки в Дрёбаке. Она опять видела себя играющей на красноватых валунах, ныряющей в прозрачные воды Кристиания-фьорда, наслаждающейся свободой, лежа на воде, отдавшись на волю волн.

В Кристиании жизнь текла совсем по-иному. Дело было не только в правилах, обязанностях, необходимости на всем экономить — там наступало новое время, полное оптимизма, который семья не всегда могла разделить. Новое время несло с собой электричество, бесчисленные изобретения и веру в прогресс. Электрические лампы, заменившие парафиновые, для Унсетов имели вполне конкретную цену — счета за электроэнергию надо было оплачивать. Жизнь в городах била ключом, строились новые фабрики, на сцену вышли новые политики, которые завели разговоры об охране труда и социальной защите — и даже о пособии по болезни. Но отец не мог рассчитывать на какое бы то ни было пособие, Унсеты могли только надеяться, что Собрание древностей сохранит за ним минимальную заработную плату.

Той осенью Сигрид часто читала больному отцу вслух. Ей исполнилось одиннадцать, и она уже хорошо разбиралась в исландских сагах. Обычно их она и выбирала для чтения. Случалось, увлекшись чтением, девочка и не замечала, каким слабым и отсутствующим становится взгляд отца. Его рабочий стол перенесли в столовую, но тот целыми днями стоял нетронутый, а доктор Унсет все чаще оставался в постели.

Наступил декабрь. Сигрид читала отцу датский перевод «Саги о Хаварде с Ледового Фьорда». Как всегда, она глубоко прониклась старинной историей. Но почему отец не задавал привычных вопросов? Почему не просил сверить с изданием на древнеисландском? И как это она не заметила, что он совсем затих?

На следующий день перед ней как будто разверзлась бездна. Мать рыдала не скрываясь, прямо на глазах потрясенной Сигрид. Случилось непоправимое. Отец умер. Третье декабря навсегда осталось датой, черными чернилами вписанной в ее сознание.

Потом, когда она смотрела на него, неподвижного и холодного, как возложенные к телу цветы, то впервые обратила внимание на его длинные ресницы и подумала, что в сорок лет мужчина не так уж стар[29]. Так она вспоминала позднее. Все, что было потом, виделось ей как отражение в разбитом зеркале. Похороны запомнились тем, что она изо всех сил сдерживала слезы, а под конец все-таки разрыдалась. В дни после похорон она ходила на кладбище и наблюдала, как вянут цветы, которыми был засыпан могильный холм. Из всех размокших на дожде венков выделялся один. Это был венок из настоящего лавра, увитый красно-сине-белой лентой, что пришел из Дании на следующий день после похорон. От лучшего друга отца. На ленте были написаны хорошо знакомые Сигрид слова: «Немногие среди рожденных лучше, чем он»{3}.

Третье декабря 1893 года. Переломный момент в жизни Сигрид Унсет. Теперь ей предстояло преодолеть еще один переломный момент. Она приехала во Флоренцию, любимый город отца. И 3 декабря 1909 года заново переживала свою утрату. И так каждый раз 3 декабря старая боль возвращалась к ней, и она на время опять становилась одиннадцатилетней девочкой, у которой умер отец.

Здесь, в его любимом городе, она как будто снова встретилась с отцом. Она теперь взрослая, двадцатисемилетняя женщина, ее обязанность — оценить слезы одиннадцатилетней девочки новым взрослым взглядом. Но 3 декабря 1909 года старое горе, судя по всему, опять взяло верх. Чувства девочки оказались сильнее воли взрослой женщины?

Во всей истории было немало странного, о чем Сигрид Унсет не могла не задумываться. Как это отец внезапно так сильно разболелся, он ведь продолжал путешествовать и после ее рождения, значит, был достаточно здоров? Как вообще развивалась его болезнь? Дома ведь об этом почти не говорилось. Ему становилось все хуже и хуже, но мать помогала ему в работе и иллюстрировала его труды своими рисунками, так что с виду они продолжали вести нормальную жизнь[30]. Сигрид до последнего путешествовала с ним по миру саг. Когда он успел оказать на нее такое сильное влияние? Почему она всегда его, и только его считала своим учителем? Ведь он умер, когда ей было всего одиннадцать лет.