Елизавета Дворецкая - Битва колдуньи. Сага о мечах

• Название: Битва колдуньи. Сага о мечах
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Издательство: Клуб семейного досуга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9910-2543-0, 978-966-14-5640-1

Хердис - внебрачная дочь знатного правителя, обладающая необычайными способностями. Свои колдовские чары она использует во вред людям, насылая страшные болезни и бедствия как на своих соплеменников, так и на врагов. Пытаясь отомстить собственному отцу Фрейвиду, Хердис начинает войну... Два племени, квитты и фьялли, сходятся в решающей битве, и Хердис наслаждается своей победой. Но она еще не знает, что ее уже ищет великан Берг - страж камней, охраняющий покой здешних мест...

---

Может умереть! Услышав об этом, Хродмар даже перестал волноваться. Он не чувствовал биения собственного сердца, как будто оно остановилось. До этого он то и дело задавал Оддбранду какие-то вопросы, выспрашивая подробности об Ингвильде и ее жизни за это время, но тут же забывал ответы и спрашивал снова.

– Уймись, Хродмар ярл! – наконец сказал ему Оддбранд. – Все это неважно. Если она выживет, то все расскажет сама. А если не выживет, то все это не имеет значения. Ингвильда сумела попасть сюда, потому что любит тебя. Если же ее любовь превысит ее силы, то она умрет. Вот и все, что я могу тебе сказать.

И Хродмар замолчал. Тупо глядя в стену узкого перехода перед собой, он ничего не видел и не слышал. Ему приходили на ум смутные воспоминания о болезни, когда он лежал в плену «гнилой смерти» и не отличал ночь от дня. Она спасла его, богиня Эйр*, которая теперь грозит уйти от него навсегда.

Скрипнула дверь покоя, в сени выглянула Хрефна. Хродмар и Оддбранд повернулись к ней.

– Иди сюда, ярл! – сказала знахарка. – Я пропела над ней все заклинания, которые только могут помочь. Я вижу возле нее добрых дис, но они слишком слабы – весна еще впереди. Дисы сказали, что если она не очнется сейчас, то не доживет до рассвета.

Поднявшись, Хродмар вошел вслед за женщиной в покой и подошел к лежанке.

– Одна диса стояла вот здесь, в изголовье, а другая вон там! – Хрефна показала на другой конец лежанки. – Это означает, что у нее две дороги – и к смерти, и к жизни. Лучше было бы, если бы обе дисы стояли в головах, но если бы обе были в ногах, это было бы гораздо хуже! Они сказали, что она потеряла слишком много сил, когда шла через Ничто. Огонь ее сердца почти весь выгорел. Если он не сумеет разгореться вновь, она погибнет.

Хродмар пытался слушать, но не мог сосредоточиться: бледное, неподвижное лицо Ингвильды не оставляло места в сознании ни для чего больше. Огонь ее сердца почти выгорел! Он погаснет – и она умрет! Здесь не помогут травы, а заклятий знахарки оказалось мало, чтобы раздуть его вновь.

– Огню ее сердца нужно помочь, – тихо сказал Оддбранд. – И ты можешь это сделать, Хродмар ярл, если она в тебе не ошиблась.

– Я? – Хродмар мельком оглянулся на него. – Я не знаю никаких заклятий…

– Она шла к тебе. Дай ей понять, что она дошла. Что ты рядом.

Шла к тебе… Хродмар встал на колени возле головы Ингвильды, чтобы быть поближе к ней. Он не слышал ее дыхания, не видел ее глаз, которые вспоминал так часто все эти долгие месяцы, и в воспоминаниях они были живыми. Он привык считать ее недостижимо далекой, и сейчас она тоже казалась далекой, а то, что лежало здесь, было лишь оболочкой, жилищем духа, покинутым и почти остывшим.

Именно сейчас, рядом с бесчувственным телом Ингвильды, Хродмар понял, что может так никогда и не увидеться с ней. Он, который столько стремился к ней, столько ждал встречи, не желал теперь даже думать о том, что эта встреча может никогда не состояться. Вот Ингвильда перед ним, но именно сейчас, когда он видит лицо любимой, опасность потерять ее навсегда наиболее близка и грозна. Он может никогда больше не увидеть наяву ее ласковых глаз, взгляд которых вернул его к жизни в те дни, когда он едва оправлялся от болезни и не мог привыкнуть к своему новому лицу. Безжалостная великанша Хель столько раз протягивала к нему руки, и вот теперь она хочет взять у него нечто более ценное, чем сама жизнь. Его грызла болезнь, его жег огонь, топило морское чудовище, топтал великан – он из всего вышел почти невредимым, надежда на встречу с Ингвильдой придавала ему сил, упорства, воли к жизни. Но если она, его солнечная богиня, покинет его, то зачем ему самому жить? Для кого? Зачем тогда он спасался от Хель? Неужели для того, чтобы похоронить ее?

Хродмар вспомнил Ингвильду такой, какой увидел в день Середины Лета, когда впервые вышел на свет после болезни и ощутил себя заново рожденным. Она стояла на большом валуне, протянув руки к солнцу, словно валькирия, прилетевшая на лебединых крыльях. И как сердце в нем забилось при виде нее сильнее и радостнее, как ему захотелось жить, и в уме сами сложились те строчки, которые он потом рассказывал ей, замирая от счастья, видя ответ на свою радость в ее глазах… «Я все жду, когда же из этих кеннингов сложится хоть один стих, а он все никак не приходит, – сказал он ей тогда, желая высказать этим, что никогда еще не складывал песен о женщине, потому что никому не отдавал своей любви. – Как ты думаешь – придет когда-нибудь?» «Можно ли мне будет сложить стих о тебе и не оскорбит ли тебя это? Примешь ли ты мою любовь?» – хотел он спросить этим самым, и она ответила тогда: «Когда-нибудь».

Придет когда-нибудь! Если он не придет сейчас, то ему будет не к кому больше прийти! И Хродмар услышал, как будто чужой голос зашептал внутри него, перебирая все те бесчисленные кеннинги, которые он сложил за свою жизнь. Только несколько из них пригодились, остальные пропали напрасно. Ну и пусть пропадают.

И Хродмар тихо зашептал, склонясь к самому лицу Ингвильды, чтобы услышала только она:

Ньёрда битв вернула к жизни
Нанна платья доброй дланью,
к Хель заботы Фригг обручий
Фрейру стрел пути закрыли.
Жар любви к той Ринд нарядов —
радость сердца клена ратей.
Но пропала Кольга колец —
скальда жжет тоска жестоко.
Скальд в огне горел, не дрогнув,
Ран грозила Бальдру брани.
Но застыла кровь от страха —
Фрейя гребней бездыханна!
Все отдам за вздох девицы,
дивных глаз за взгляд единый.
Крови жар отдать не жаль мне —
жизнь одна у нас отныне [42].

Он замолчал, прижимая ладонь Ингвильды к своему сердцу, словно предлагая взять его. Сердце билось, рвалось к ней, и рука ее медленно стала теплеть. Хродмар смотрел в любимое лицо почти не дыша, и вся жизнь его сжалась в эти короткие, тонкие, как игла, мгновения. Ее ресницы дрогнули, грудь поднялась чуть выше в глубоком вздохе. И чувство счастья горячей волной хлынуло из сердца Хродмара, растеклось по жилам, закипело в крови: она оживает! Оживает, как земля под горячим солнечным лучом!

Ингвильда открыла глаза. Сначала она смотрела неосмысленно, не понимая, где она и что с ней. Хродмар молчал, боясь неосторожным вздохом спугнуть это чудо. Потом ее взгляд встретился с его взглядом. И в нем появилась жизнь – она его узнала.

– Ингвильда! – шепнул Хродмар, и в одно ее имя он вложил больше чувства, чем могли вместить длинные песни. – Ингвильда, ты помнишь, я обещал сложить для тебя стих? Я это сделал. Ты слышала его?

Ингвильда смотрела на него и молчала. Она сразу поверила, что это не сон и не видение, что это он, Хродмар сын Кари, любовь к которому провела ее через холодные ворота небытия, склоняется над ней и держит ее узкую ладошку в своей горячей руке. И он был не таким, каким привиделся ей в последние мгновения перед провалом в холодные ворота Ничто, а таким, каким она знала его всегда. Значит, они не попали в чужой мир. Ее любовь, самый надежный проводник, привела туда, где был ее истинный дом.

Глава 7

Костер, сложенный из небрежно наломанных еловых стволов, был так велик, что напоминал погребальный. «Мало кому удавалось посидеть возле своего собственного погребального костра!» – уныло думала Хёрдис, но даже такое сознание своей исключительности не могло ее ни порадовать, ни подбодрить.

– И огонь-то у него не как у людей! – с раздражением ворчала Колдунья наедине с собой, неприязненно косясь на багровые языки пламени. Наверное, она никогда к нему не привыкнет.

Вот именно что – не как у людей! Как у троллей и свартальвов, что выращивают на своих очагах ростки багрового подземного пламени, враждебного светлому небесному огню.

Языки троллиного пламени буйно рвались вверх, жадно лизали могильный сумрак пещеры, но напрасно силились дотянуться до потолка. Потолок и стены потерялись во мраке так безнадежно, что их не найти и с собаками. Тем более что собака всего одна, и та боится отойти от хозяйки дальше чем на три шага. Свальнир легко помещался в этой пещере даже в своем настоящем, великаньем обличье. А Хёрдис впервые в жизни готова была признать, что и жадность имеет границы. Всего этого было слишком много для нее: и муж-великан, и дом-гора.

Задней стены у пещеры не было вовсе: она все тянулась и тянулась, постепенно понижаясь и уходя куда-то в подгорную глубину, должно быть прямо в Нифльхейм. В один из первых дней Хёрдис от тоски попробовала пройти подальше и шла, пока не начал меркнуть свет от входа. Но там вдруг потянуло противным стылым ветром, и этот ветер дул в глубину горы, с ощутимой силой затягивая Хёрдис, как течение реки. Не помня себя от ужаса, она встала на четвереньки и проворно поползла назад. Добравшись до костра, она рухнула на каменный пол, как собака, и тихо завыла от бессильной тоски. Никогда, даже в лодочном сарае, ей не было так плохо. Там к ней хотя бы приходили люди. А теперь она осталась одна во власти великана с каменным телом и инеистой кровью. И люди к ней больше не придут. Никогда-никогда.