Станислас де Гуайта - Очерки о проклятых науках. У порога тайны. Храм Сатаны

• Название: Очерки о проклятых науках. У порога тайны. Храм Сатаны
• Автор: Станислас де Гуайта
• Издательство: Ланселот
• Жанр: Религия
• Год: 2004
• ISBN: 5-902753-01-5

Автор книги — знаменитый французский маг, оккультный философ, поэт и библиофил конца XIX в., создатель Каббалистического ордена Розы+Креста (руководителем российского отделения которого был известнейший оккультист Г.О.М.) — пользуется мрачной славой сатаниста, отравителя и колдуна; некоторые даже считают, что он играл в XIX в. такую же роль, какую Алистер Кроули — в XX в. Названия его книг всегда будут шокировать как «доброго христианина», так и устойчивого в своей благонамеренности неоспиритуалиста «правой руки». В настоящий сборник вошли его «Очерки о проклятых науках» и «Храм Сатаны» (первая часть трилогии «Змей Книги Бытия»). Недолгая жизнь (1861–1897) бесстрашного разоблачителя темных сторон оккультизма закончилась, по словам его ученика и соратника Папюса, в результате враждебной магической атаки. И весьма вероятно, что такая атака была вызвана содержанием его книг: ведь то, что описывал Гуайта, небезопасно предавать огласке. Мы впервые знакомим российского читателя с одной из ярчайших фигур французского эзотеризма и его невероятно глубокими и загадочными произведениями, приобретающими подчас почти детективную занимательность.

---

Они были «ларвами» этих долгих сумерек… Подобно стрекозам на наших прудах, рожденным из водяного пара под воздействием солнечных лучей, они, похоже, родились из сгущения тьмы над испарениями пролитой крови.

Но они не были, увы, простыми фантомами, поскольку великая заря Возрождения их отнюдь не рассеяла. Они обладали слишком грозной реальностью. Вместо того, чтобы уменьшаться, их число росло изо дня в день: беспощадное усердие судьи соревновалось лишь с порочной хитростью злодея, и, всегда вынося смертные приговоры, процессы по колдовству не оставляли без работы ни судью, ни прокурора, ни палача.

Так мы подходим к середине XVIII столетия!.. В эту самую эпоху, когда пытки были упразднены и некроманты не рисковали столкнуться с правосудием, за исключением каких-нибудь безобидных преследований за мошенничество или бродяжничество, была совершена серьезная ошибка — утверждалось, что их зловещее потомство вымерло.

Существо гибридное, почти всегда злобное и глупое, колдун обнаруживает лишь в порядке исключения интеллект, уже наполовину впавший в фанатизм. Изобретательный, благодаря инстинкту, в самых неслыханных переодеваниях, он меняет внешний вид, обычаи и язык. Мы встречаем его под блузой крестьянина, под сюртуком врача и — почти столь же широко распространенного и, добавлю от себя, возможно, еще более опасного в своем новом качестве — увы, под рясой священника! Это вопрос статистики; впрочем, так было во все времена. Подобно тому, как медики составляют самый серьезный процент опиофагов и им подобных, точно так же и по аналогичным причинам армия Сатаны всегда набирается преимущественно среди духовенства. Это сопоставление остается весьма занимательным, а проверка — легкой, как с одной, так и с другой стороны.

Я повторяю: никогда еще колдуны не были более дерзкими и зловредными, чем в нашу эпоху, отрицающую их существование.

Возможно, есть некоторое мужество в том, чтобы напасть с поднятым забралом на наиболее почтительно принимаемые предрассудки: но я подкреплю свои утверждения примерами; я докажу их с помощью фактов; наконец, я объясню их, обнародовав одну оригинальную и непризнанную доктрину, посредницу между вольным рассудком и народными установлениями, примиряющими самую недоверчивую науку с самыми величественными традициями.

Колдуны, как я уже сказал, были во все времена и на всех широтах.

Возвращаясь к самой далекой цивилизации — так смутно обрисовывающейся в тумане прошлого, что все документы о ней, собранные исследователями, уместились бы на половине страницы, — мы всё же знаем, что у Атлантов, континент которых затонул в результате беспримерного в мировой истории катаклизма более девяти тысяч лет до нашей эры[242], были свои прорицатели и колдуны.

В Индии всегда были известны колдуны; но вначале они утаивали свою злобу и скрывали свои неописуемые обряды, с которыми не могли мириться мудрецы — преемники великого теократа Рама. Они начали проявлять себя на полуострове лишь в то время, когда, тайно подтачиваемое брожением неминуемого раскола, синархическое Государство незаметно клонилось к своему упадку.

Что же касается современных индусов, то они снизошли до последних ступеней суеверия: чародей служит у них одновременно оракулом, магнетизером, экзорцистом, бродячим акробатом и нищим. Это, прежде всего, Факиры и даже некоторые жрецы низшего ранга (Пурохиты), затем аскеты и монахи, собирающие пожертвования: все они соперничают друг с другом в притворстве и производят удивительные феномены с помощью мантр[243] и призывания Питри[244]. В интересных произведениях Луи Жаколлио — в частности, «Спиритизм в Индии» и «Сыны Божии» — можно найти многочисленные и неожиданные подробности о людях такого типа. Им повсюду обеспечено восхищение и почитание деревенских жителей. Брамины-пандиты[245] и посвященные в Высшую Доктрину: Двиджа[246] и настоящие Йоги[247], Чет и Шабероны[248] остаются чуть ли не единственными на полуострове, кто полностью избежал этой нравственной скверны; если же мы покинем жреческую касту, то едва ли несколько Раджей да элита Кшатриев[249] составят исключение[250].

У древних евреев черная магия ограничивалась призыванием призраков отрицательного света, Аобот, אוֹבוֹת, которое Моисей строго воспретил. Изощренное же колдовство проникает в Израиль сравнительно поздно.

Но финикийцы и аккадцы проявляют себя более искушенными в преступных действиях, и Франсуа Ленорман сообщает нам множество характерных подробностей об аккадской некромантии: в многочисленных памятниках, которые он комментирует, можно видеть, что теурга очень четко отличали от колдуна, которого клеймили именем злого человека. Порча называлась работощ заклинания — словом; а приворотные зелья — смертельной вещью[251].

Мы упомянем лишь для справки о существовании злых магов в других странах Востока. Дело не в том, что они там редко встречаются или их влияние незначительно; но за исключением Цейлона, где Шиваизм, выродившийся в колдовство (как это обычно случается со всеми мертвыми культами), ведет страшную войну с буддизмом, победившей религией, восточные колдуны лишены особых отличительных черт; все они, очевидно, сделаны по одному и тому же «шаблону».

Впрочем, существует недоразумение, которое могло бы прояснить только очень четкое перо, смешение, привычное для всех историков восточных нравов, которое рассказчики о путешествиях — миссионеры или официальные исследователи — по-видимому, стараются увековечить. По этому деликатному вопросу они наперебой громоздят лаконичные нелепости. Идет ли речь о современных повествованиях или о документах более отдаленной эпохи, историки или рассказчики охотно говорят о магии; но они обозначают одним и тем же существительным и снабжают одним и тем же эпитетом посвященного теурга святилищ и некроманта низшего ранга, искусство которого, обесчещенное преступными, мрачными деяниями, вовсе не противоречит наиболее вульгарным приемам фокусника.

Ведь первые признаки черной магии — их тайный и антижреческий характер, и самые подозрительные обряды не могут быть признаны колдовством, если они совершаются среди бела дня жрецами какой-либо религии перед собранием верующих.

Тем не менее, можно отыскать обстоятельства, смягчающие ошибку этнографов. Эти писатели не идут дальше времени, называемого «историческим», когда остались многочисленные осколки древнего религиозного синтеза, всё более и более дробящегося, Политеизм, не осознаваемый своими ярыми приверженцами и даже жрецами, скрывал от их глаз кафолическую скинию Единства. Несомненно, что в те времена — особенно вокруг алтарей, посвященных богам аналитического и частного характера — публичный культ состоял из множества церемоний, характер которых может по праву показаться мрачным. Человеческие жертвоприношения, если взять только один знаменательный пример, были почти повсеместно освящены и узаконены жреческим символизмом, уже давно материализовавшимся, который развращенные или продажные жрецы всегда старались поддерживать на уровне своих страстей и вожделений — одним словом, своих крупных или мелких интересов.

С давних пор раздробленная схизмой, ересью и политическими распрями, теократическая конфедерация Овна прекратила свое существование; лишь несколько стран-обломков этой обширной религиозной империи оставались верны цельному учению, равно как и традиционному культу. Они по-прежнему противостояли, окаменевшие в своей незыблемой ортодоксии, приливу беззакония и развращенности, поднимавшемуся вокруг них всё более угрожающими волнами. Но во всех других местах свежеиспеченные автократии, исполненные таких разногласий, что они не могли присвоить себе новых законов, обычаев и ритуалов, договорились, по крайней мере, ввести в свой общественный обиход и снабдить религиозной санкцией омерзительный принцип человеческой крови, проливаемой человеком ради божества.

Действительно, хотя и смутно раскрывая глубокий упадок эзотеризма (тщетно монополизированного схизматическими святилищами), этот нечестивый и святотатственный ритуал демонстрировал Великий Аркан, отныне не понимаемый в одном из своих самых возвышенных следствий: неизреченном тождестве Великого Адама и Божественного Слова, или, если хотите, человеческого синтеза в Боге, для которого Универсальный Человек[252] служит первым внешним проявлением, первым развитием исключительно сверхчувственного порядка.

Таким образом, если мы вступим в Цикл Ассура, эту проклятую эпоху, антиобщественной эмблемой которой вновь становится Зодиакальный Телец, после того как он служил много веков назад астрономическим иероглифом Цикла Бхарата[253], то обнаружим, что человеческое жертвоприношение было введено жречеством на всех широтах.