Надежда Киценко - Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

• Название: Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ
• Автор: Надежда Киценко
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Религия
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-443-8

В книге Надежды Киценко, профессора истории в Государственном университете штата Нью-Йорк в Олбани (США), описываются жизнь и эпоха отца Иоанна Кронштадтского (1829–1908 гг.), крупной и неоднозначной фигуры в духовной жизни Российской империи второй половины XIX — начала XX вв. Отец Иоанн, совмещавший крайне правые взгляды и социальное служение, возрождение литургии, дар боговдохновенной молитвы и исцеления, стал своего рода индикатором: по тому, как к нему относились люди, можно было понять их взгляды на взаимоотношения церкви и государства, царя и революции, священников и паствы, мужчин и женщин. Он стал настолько популярен в период своего служения, что Кронштадт превратился в прославленный центр паломничества. Исследование Н. Киценко основывается на богатейшем и практически не известном фактическом материале из российских архивов, включающем уникальные дневники отца Иоанна, тысячи писем от его сторонников и полицейские отчеты о секте, спекулировавшей его именем.

---

Однако причины этих постыдных чувств и желаний о. Иоанна кроются не только в стремлении к земным благам. Его двойственное отношение к богатым и бедным имело сложную подоплеку и не объяснялось лишь материальными причинами, ибо его социальные мотивации имели более глубокие корни. Несмотря на то что биографы постоянно подчеркивают глубинную связь пастыря с народом, он испытывал отчуждение и двойственные чувства по отношению к беднякам, среди которых вырос, начиная с собственной матери. По манере держаться и одеваться можно было сразу определить, кто перед тобой: «белая кость» или чернь, причем отличие особенно ощущалось на уровне элементарной гигиены — принимал ли человек ванну и как часто, благоухал ли он или источал зловония, были ли у него во рту зубы, их гнилые остатки или вообще ничего. Именно потому, что о. Иоанн вырос в нищете и стремился любыми путями ее избежать, он не мог смириться с тем, что его снова толкают в тот мир, из которого он сбежал: в начале 1870-х годов он содрогался при виде бедных, которые вызывали у него отвращение своим неопрятным видом, грубой речью, манерами, походкой, одеждой{331}.

В 1884 г. он упоминает об ужасном смраде, исходившем от собравшейся на молебен толпы{332}. В то же самое время о. Иоанн относился к богатым и тем, кто имел возможность позаботиться о своем внешнем виде, так же как и к физической красоте, — с почти греховным наслаждением. Он записал для себя, что желание видеть людей привлекательных сродни пристрастию к сладкому{333}. Осознавая, что как христианин он должен относиться ко всем одинаково, он был все же не в состоянии оставаться беспристрастным к людям, которые подходили под благословение, и в душе постоянно предпочитал внешнюю красоту прихожан кротости и смирению бедняков{334}.

Тем более значимо, что о. Иоанн смог преодолеть свои инстинкты. Сочетая неустанную самокритику и молитву, он сумел быть равно радушным для любого мирянина. Его слабости удивления не вызывают, удивительно другое: как тщательно и подробно он их подмечал и как самозабвенно боролся с ними. Для окружающих эти его усилия были сокрыты — они видели только его доброту и щедрость. Несмотря ни на что, его путь к святости знаменовался неослабным вниманием как к нуждам других, так и к собственным изъянам.

Глава 4 РУССКОЕ РЕЛИГИОЗНОЕ СОЗНАНИЕ В ПИСЬМАХ К ОТЦУ ИОАННУ

За первые двадцать лет служения сформировались особенности духовной практики о. Иоанна, которые пребыли с ним до скончания его дней: жизнь в непрестанной молитве, самоанализ в дневниках, благотворительная помощь нуждающимся и твердая решимость изменить общество с помощью христианских заповедей. Однако сначала известность пастыря еще не была всенародной. Он стал знаменит на всю страну только благодаря усилиям мирян. При всей значимости его литургического служения, главной составляющей его неслыханного успеха стало то, что за ним закрепилась слава священника, молитвы которого действительно помогают людям. В начале 1880-х годов он пересек черту, отделявшую обыденную, земную добродетель от сверхъестественной, мистической, которая, по словам современного ему агиографа, отличала от всех Богом избранного святого{335}. До сего момента мы рассматривали путь о. Иоанна к святости с его точки зрения и с его слов. Теперь мы услышим голоса его прихожан, и его судьба предстанет в равной мере и его собственной судьбой, и историей самых разнообразных воззрений и убеждений, определявших путь других людей к добродетельной и праведной жизни.

Движение к святости

В первые годы после принятия сана о. Иоанн мало отличался от любого другого священника: если его просили отслужить молебен во исцеление болящего, он соглашался, при этом у просящего не было никаких особых ожиданий, выходящих за рамки общепринятого канона. Поворотный момент настал, когда жительница Костромы Параскева Ковригина настояла, чтобы он помолился за исцеление ее друзей. Как батюшка рассказывал в 1904 г. священникам в Сарапуле, сначала он отклонил просьбу:

«Я же все время отказывался, совершенно не считая себя достойным быть особенным посредником между людьми, нуждающимися в помощи Божией, и Богом. Но неотступные просьбы и уверения Параскевы Ивановны в помощи Божией, наконец, победили меня, и я с твердым упованием и надеждой стал обращаться с мольбой к Богу об исцелении болящих и расслабленных душой и телом. Господь слышал мои, хотя и недостойные, молитвы и исполнял их: больные и расслабленные исцелялись. Это меня ободрило и укрепило. Я все чаще и чаще стал обращаться к Богу по просьбе тех или других лиц, и Господь за молитвы наши общие творил и творит доселе многие дивные дела. Много чудес очевидных совершилось и ныне совершается. В этом я вижу указание Божие мне, особое послушание от Бога — молиться за всех, просящих себе от Бога милости»{336}.

Здесь отчетливо видны два момента, которые впоследствии окажут влияние на пастырскую «миссию народного заступника»: во-первых, убежденность о. Иоанна, что Господь не отвергнет ничью молитву; во-вторых, то, что он начал ощущать себя орудием, избранным Богом для молитвенного заступничества. Оба эти фактора определили специфику его молебнов, что, в свою очередь, объясняет, почему люди стали обращаться именно к нему, а не к другим священникам. В других высказываниях о. Иоанна его осознание своей роли в молитве за ближнего становится особенно очевидным:

«Младенцы Павел и Ольга по беспредельному милосердию Владыки и по молитве моего непотребства; исцелились от одержавшего их духа немощи. У Павла-малютки немощь разрешилась сном, малютка-Ольга получила спокойствие духа, и личико из темного сделалось ясным. Девять раз я ходил молиться с дерзновенным упованием, надеясь, что упование не посрамит, что толкущему отверзется, что хоть за неотступность даст мне Владыка просимое; что если неправедный судия удовлетворил, наконец, утруждавшую его женщину, то тем более Судия всех, праведнейший, удовлетворит и мою грешную молитву о невинных детях, что Он призрит на труд мой, на ходьбу мою, на молитвенные слова и коленопреклонения мои, на дерзновение мое, на упование мое. Так и сделал Владыка; не посрамил меня грешника. Прихожу в десятый раз, — младенцы здоровы»{337}.

Именно здесь и заложен фундамент грядущей славы пастыря. Убежденность в том, что молиться за других — его особое призвание, а также то, с каким рвением, с каким подлинным самозабвением он молился, передавались окружающим.

Первое упоминание в дневнике о действенности молитвы относится к 19 февраля 1867 г.: «Господи! Благодарю Тебя, яко по молитве моей, чрез возложение рук моих священнических исцелил еси отрока (Костылева). 19 февр. 1867. О, одобрение, о, утешение для недостойного служителя!»{338} В последующие годы подобные свидетельства Божественной милости возникают все чаще, однако вплоть до конца 1870-х годов они по-прежнему оставались чем-то новым и необычным как для пастыря, так и для тех, по чьей просьбе он молился. Он тщательно записывал все имена в дневник, иногда снабжая их комментариями («Раба Божия Мелитина после молебна, отслуженного мною, сделалась вскоре здорова, как будто кто рукой снял с ней болезнь (ее слова); а она была долго больна. Слава Тебе, Господи!»){339}. Милость Божья не ограничивалась только исцелением. 30 июля 1869 г. он записал: «30.VII. 69. Воззвал я ко Господу с полным упованием о прекращении дождевого ливеня и чрез 5 мин. небо просияло»{340}.

По мере того как разносилась весть о действенной силе молитв о. Иоанна, все больше и больше людей обращались к нему с просьбой помолиться. Первоначально не вставал вопрос о том, насколько чудодейственными были его молитвы, да и для большинства людей это было несущественно. Их интересовал конкретный результат — что выздоровел их ребенок, муж или сестра, а не то, какими причинами объясняется выздоровление — естественными или сверхъестественными. Столь же функционально люди с незапамятных времен подходили к целительным святыням и к таким явлениям, как святые мощи или чудотворные иконы{341}. При этом не делалось особых различий между предметами религиозного поклонения и лекарствами — все они считались лечебными средствами. Никакое из них не являлось абсолютно надежным, одни помогали при конкретных болезнях лучше, чем другие, но все принимались во внимание{342}.

Диалектика взаимоотношений о. Иоанна с паствой особенно ясно видна из писем, которые он получал. Язык этих писем, просьбы, с которыми люди обращались к пастырю, и то, что они рассказывали ему о своей жизни, — все это укрепляло его в мысли, что он посредник, заступник их перед Богом. Однако влияние шло и в другом направлении. Люди не просто взывали к авторитету о. Иоанна; они также использовали его в своих взаимоотношениях с властями, с церковными иерархами и с членами своих семей. Их письма показывают, что его жизнь как пастыря складывалась не только под влиянием его внутренних духовных исканий, но и под влиянием бурной окружающей действительности. Политические волнения, терроризм, наращивание темпов индустриализации — все эти процессы с начала 1880-х годов стали явлением не чисто российским, но приобрели общемировое звучание. Письма — уникальное свидетельство взаимосвязи между святым и средой, в которой он жил. Зададимся простейшим вопросом: как и почему, по убеждению людей, о. Иоанн мог им помочь? И что это говорит нам о религиозном сознании Российской империи конца XIX — начала XX века?