Павел Буркин - Сила Мира

• Название: Сила Мира
• Автор: Павел Буркин
• Жанр: Фэнтези

Действие происходит в Мирфэйне, за четыре века до эпохи «Когда камни кричат» и «Краденой победы». В те времена, когда Церкви Единого ещё противостояли древние Храмы, и жрецы возносили молитвы таинственным Богам. Когда Империя Ствангар была в зените могущества, а величайшие маги мира выясняли отношения на поле боя. Собственно, именно застарелое противостояние Храмов и поставило мир на грань гибели. И только забытое в благополучные века последнее средство — Сила Мира — способно спасти этот мир от чудовищной катастрофы. Проблема в том, что Сила эта даётся только на двоих.

---

Арбалетчики стреляют, стараются. Уже не залпами — кто как успевает — но стараются изо всех сил. И сказываются многомесячные стрельбы: болты находят цель. Порой, битый в глаз или на миг открывшееся уязвимое сочленение, падает и «единорог». По самым крупным, которых я обозвал «слоночерепахами», пока не стреляют — таких едва ли возьмет и десятифунтовая пушка. Если чугунным ядром, тогда да, но откуда тут взяться чугунным ядрам? Они же стоят немногим дешевле пушек…

— Во-оздух!!! — орут десятники. Вглядываюсь в ночное небо и чувствую, как по спине катится холодный пот. Над полем, звезд почти не видно от черных, почти незаметных в ночи летучих тел. Размером с сову, может, чуть крупнее, а когти, клювы, шипы на крыльях кажутся порождениями горячечного бреда. Огромная летучая стая несется к нам, опережая наземных собратьев.

— Бурарума на вас нет, — бормочу, благословляя тех, кто додумался соорудить на башне навес из толстых досок и прочные сравни. В окнах оставлены узкие бойницы, сквозь которые можно прицельно бить из арбалетов. К одной из бойниц я приникаю, выцеливая тварь покрупнее.

Селяне не дрогнули. Навстречу хлопающей крыльями стае взвивается рой залп арбалетных болтов. Сыплются, под лапы и копыта наземных Тварей Ночи, летучие собратья. Их давят и жрут столь же равнодушно, как и наземных «коллег». Но арбалетчиков на нашем участке лишь несколько десятков, остановить черную тучу им не дано. Селяне успевают сбить не больше трети «сов», когда остальные добираются до цели и камнем пикируют с темного неба.

«Все, конец» — думается мне. Копья и секиры не годятся — слишком велики, а мечей (тем более умеющих ими владеть) раз, два, и обчелся. Но староста села и армейский лейтенант, готовившие селян к отпору, подумали и о таком.

Бахает пушка. Не десятифунтовка — тридцать фунтов самое меньшее, мортира искусно спрятана у Храма. Интересно, где селяне ее приобрели? Может, прикарманили, обнаружив разбитый драконами оружейный склад? Туча из тысяч осколков проносится над головами селян как раз когда летучая стая пикирует на защитников. И наносит урон куда больший, чем стрелки. Раскаленная щебенка никого не оставит равнодушным.

Камни навылет прошивают враз по нескольку чудовищ, рвут крылья, отстреливают лапы… На улицы поселка сыплется настоящий дождь из окровавленных тушек. Проливается кровавый дождь — мерзкий на редкость, ибо у Тварей Ночи кровь ядовито-оранжевая, вдобавок фосфоресцирующая…

Некоторых, впрочем, каменная смерть пощадила. Летуны круто пикируют — и ночную тьму пронзают крики раненых, звон стали о хитиновые панцыри и пронзительный писк «сов». Я вижу, как одна из тварей камнем падает на голову молоденькому парню — тот отчаянно кричит и валится в снег, вслепую пытаясь достать крылатого убийцу ножом. Оказавшийся рядом кряжистый пожилой крестьянин ловко бьет тварь топором. Разрубленная почти пополам зверюга отлепляется от паренька и бьется в агонии, орошая снег оранжевой кровью, но катающийся по снегу от боли парень этого не видит. Он вообще больше ничего не увидит, сколько бы ни прожил: все лицо, и глаза в том числе, превратилось в жуткую кровавую маску…

Стариком вплотную занимаются еще три уцелевшие зверюги. В одну я очень удачно разряжаю арбалет, вторая словила на крыло топор старика. Но третья, самая юркая, заходит сзади и мертвой хваткой впивается крестьянину в шею. Длинные когти с легкостью пронзают меховую шапку и входят под основание черепа. Течет дымящаяся на морозе кровь, старик, выронив топор, падает. Вот и первые потери — знать бы, сколько их будет к утру?

Арбалетчики вновь занимаются наземным зверьем. В чистом поле они бы даже не замедлили движения чудовищ, но, возможно, ворваться в село Твари Ночи не смогут. Им ведь придется сперва переправиться через ледяную реку, потом влезть на крутой, обледенелый склон, где не удержалась бы и кошка, одолеть вал и частокол, и все это — под ливнем стрел, а возможно — и кое-чем посерьезнее. Впрочем… При такой численности они могут себе позволить почти любые потери.

Тварь, достигшая речки первой, невелика — одновременно походит и на таксу, и на крысу. Клыки впечатляют — но ничего особенного, откуда напрашивается вывод, что они ядовиты, как у кханнамской кобры.

Зверюга суется в речку, но тут же болтом выскакивает обратно. Ага, не по нраву водичка Одиннадцатого месяца! Но сзади напирает вал оскаленных морд — и «крыса» отважно бросается в ледяную воду. Быстрое течение подхватывает ее, вертит, вода окрашивается первой кровью — вынырнувшую на миг тварюшку настигает меткий болт. Но к берегу выходит передний край живой лавины — и вода будто вскипает, столько тварей разом врывается в тихую речку.

Стреляет требюше. Описав крутую дугу, двухсотфунтовая глыба падает на одну из огромных «слоночерепах» на горизонте, но лишь бессильно раскалывается о панцырь. А зверюга как ни в чем не бывало движется дальше…

Передние звери — самые мелкие и юркие — достигают крутого берега холма. Они бы взобрались, но толстый ледяной панцырь мешает, они соскальзывают вниз — под копыта следующих. Болты сверху летят и летят, все новые туши уплывают вниз по течению, к Венду. Если рыбы не побрезгуют, жратву на год-другой мы им обеспечим. Самим бы не стать поздним ужином или ранним завтраком…

Противоположного берега достигают «единороги». Точно линия стрелков, они останавливаются напротив частокола.

— Бей! — надсаживаясь, орут десятники. Болты срываются с тетив, но стрелки опаздывают — всего на долю мгновения, но безнадежно. Как всегда на войне…

«Рога» «единорогов» разом выплевывают небольшие, но стремительные костяные стрелы. До того неожиданно, что я не успеваю поставить защиту. Навстречу стальному ливню болтов устремляется ливень костяной.

На стене кто-то страшно кричит — костяная стрела вонзилась в лицо. Была бы просто царапинка, не будь жало отравлено. Раненные селяне — человек шесть, остальные успели спрятаться за частоколом — в корчах валятся на снег и вскоре затихают.

Рогатые дают второй залп, но я уже готов — костяные стрелы ломаются о невидимый, но непробиваемый даже для пушечных ядер щит, не долетая до частокола полукопья. Хорошая штука — Щит Владыки. Увы, держать ее больше получаса я не смогу. Пока он стоит, местные могут отстреливаться без помех, зато потом… За это время надо придумать, что сделать с рогатыми, как бороться с медленно, но верно подползающими самыми крупными зверями. Зачем они здесь? Толку-то чуть в селе от неповоротливых махин! Разве что в качестве живых осадных башен или таранов…

Остальные звери их прибытия не ждут. Не обращая внимания на хлещущий со стен ливень болтов и камней, скапливаются на обледенелом берегу, на припае вдоль него, влезают друг на друга, цепляясь за лед когтями и какими-то, явно приспособленными для скалолазания, крючьями. Сперва они скользят и срываются в окровавленную воду, но лед крошится, постепенно появляются лунки, пригодные, чтобы в них удержаться. Тогда какая-нибудь когтистая тварюшка намертво впивается в лед, на нее взгромождается следующая, несколько других пристраиваются для устойчивости рядом… Как-то вдруг оказывается, что живая лестница поднялась на полтора копья.

— Бревна-а!

Оказывается, местные — парни не промах: додумались до такого, о чем я и не подозревал. Только теперь я понимаю, для чего нужны огромные бревна, искусно закрепленные на частоколе. Они висят все лето и осень — и, наконец, дождались своего часа.

Веревки перерублены быстро и слаженно, неохватные бревна низвергаются на головы осаждающим, давя и ломая кости, убивая и калеча. Живая лестница распадается, ледяная вода уносит размозженные трупы и бревно. Снова бросаются летучие — и снова их перехватывает выстрел из большой пушки.

Впрочем, для меня уже ясно, что рано или поздно они прорвутся — слишком их много, и слишком категоричный приказ отдал неведомый полководец — в том, что таковой имеется, я уже не сомневаюсь. Неожиданно накатывает, накрыв с головой, ощущение, что мы все обречены, просто кого-то растерзают и сожрут уже сейчас, а кто-то протянет до завтра…

Надежда одна. Надо кому-то выбраться из обложенного со всех сторон поселка, дойти до ближайших воинских частей. Таковых я не знаю, но должен знать лейтенант. Если в село прорвутся полк-другой при всей положенной артиллерии и боеприпасах, глядишь, и отобьемся. Но они должны быть не позже, чем завтра к утру, иначе спасать будет некого.

Решение принимаю мгновенно. А когда принимаю, закрепляю магический щит, чтобы без меня зверье не смогло добраться до частокола, и бросаюсь вниз со смотровой башни.

Бегу по деревне, еще целой внутри укреплений и кажущейся вымершей. Все, кто может делать хоть что-то полезное, сейчас на частоколе, отбиваются от врага. В домах остаются только совсем уж немощные старики, маленькие дети, да беременные — но и они в мыслях на стенах, где дерутся и погибают близкие. Они еще ничего не знают, но ужас угнездился и здесь.