Лариса Васильева - Альбион и тайна времени

• Название: Альбион и тайна времени
• Автор: Лариса Васильева
• Издательство: Современник
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1978

«…Книга эта о стране, которая столько раз была описана авторами разных эпох и, наверно, всех литературных жанров, удивляет как новое открытие Англии.

У ровесников Ларисы Васильевой до «Альбиона и тайны времени» не было «своей» книги об Англии. Но она должна была появиться. <…>

В ней — настойчивый поиск того, какие духовные качества, культурные ценности, глобальные задачи и т. д. могут стать основой дружбы между народами. И не только поиск, а утверждение найденной основы».

---

Иван Грозный заморских купцов чуть урезонил, однако союзом с Англией дорожил, надеялся он, что России, едва окрепшей после монгольского ига, Англия может быть подспорьем в обороне от Швеции и Польши. Однако Англии не было интереса в политических союзах с Россией — здесь она искала лишь экономических выгод и втайне надеялась на обстоятельства, могущие способствовать полному подчинению ей России.

Я держу в руках статейный список Ф. А. Писемского, посла Ивана Грозного в Англию для урегулирования отношений:

«Да королевна ж (Елизавета) Федора и Неудачу спрашивала: «Земля-де ваша Русская и государство Московское по-старому ли? И нет ли в вашем государстве в людях какие шатости?»

И Федор и Неудача говорили: «Земля наша и государство Московское, дал бог, по-старому; а люди у государя нашего в его государеве твердой руке; а в которых людях и была шатость, и те люди, вины свои узнав, государю били челом и просили у государя милости, и государь им свою милость показал. И ныне все люди государю служат прямо, а государь их жалует».

И королевна говорила: «Мне-де то, по брата своего любви за честь, что дал бог, в его земле шатости нет».

Уже и века прошли, и Россия теперь другая, и Англия изменилась, а нынешним утром открою я лондонские газеты, наткнусь на любую статью о моей стране и вижу все тот же жадный и выдающий себя с головой вопрос: «Нет ли в вашем государстве в людях какие шатости?» И сколько злобной радости, обобщений и преувеличений, если что найдется. А уж если и найти нечего — другая крайность — запугивание: вот, мол, Советский Союз — самый что ни на есть агрессор, и сила у него, и оружие.

— Вспомните! — сказал мне Антони, как мы подружились.

Я и вспомнила. Разговорились мы с ним, встретившись в гостях, спросил он, сколько лет моему сыну, и, узнав, что он живет здесь со мной в Лондоне, учится в посольской школе, изучает английский язык, дружит с чешским мальчиков, вдруг прямо, Как в воду прыгнул, задал мне вопрос:

— Вы, наверно, живя здесь и воспитывая сына, показываете ему страну и говорите, что когда он будет взрослым, вся Англия тоже будет его?

Если бы я сразу поняла его вопрос и дала мгновенный отпор, возможно, Антони бы мне и не поверил — привык к своей прессе, но я даже не поняла, о чем он меня спросил, и растерялась:

— Как Англия его? Почему его?

— Ну, вы завоюете нас, ведь мы теперь не то что прежде, нас голыми руками взять можно.

Я искренне расстроилась, и мне не захотелось ничего отвечать этому симпатичному англичанину с добрым йоркширским лицом.

— Видимо, я чего-то не понимаю, — мягко, извинительно сказал мне Антони, сел рядом, и мы начали говорить и спорить, не заметили, как стали расходиться гости, и, прощаясь, условились, непременно продолжить этот разговор. Вот уже несколько лет мы его продолжаем. За это время Антони, как он сам говорит мне, очень изменил свои взгляды, побывал в Советском Союзе, и хотя остался самим собой, уже не думает, как прежде.

Но хотела бы я вернуться к «Йорк-хаузу», Ивану Грозному и Марии Гастингс.

Еще в расцвете сил русский царь подумывал о том, чтобы закрепить весьма шаткий союз с Британией каким-нибудь серьезным семейным актом. Так как он, в силу своего характера, привык менять жен, то комплекс Синей Бороды потянул его мысли к самой Елизавете.

Долго живший при русском дворе британский путешественник Джереми Горси, оставивший потомству чрезвычайно интересную книгу «Путешествие в Московию», рассказывает.

Царь расспрашивал некого Елисея Бомелия и других о том, каких лет была королева Елизавета. Может ли он ожидать успеха, если будет свататься? Хотя имея причины сомневаться в успехе, ибо две его жены были еще живы, а также и потому, что королева отказала в сватовстве многим королям и государям, он не терял надежды, считая себя выше всех прочих государей по личным своим достоинствам, по мудрости и богатству.

Елизавета отказала. Правда, отказ ее был смягчен уверениями в дружбе и сестринской любви.

Шли годы. Незадолго до смерти Иван вновь возвращается к идее английского брака. В это время он женат в седьмой раз на молоденькой Марии Нагой. Мария беременна. Царь много болеет. У его постели неотлучно доктор Якоби, английский врач, присланный Елизаветой. Забавляя царя рассказами, Якоби возбуждает в нем интерес к племяннице Елизаветы Марии Гастингс.

Это имя западает в бредовую голову царя. Он готовит Федора Писемского к отправке в Англию и среди прочих дает ему тайное поручение: конфиденциально просить у Елизаветы руки ее хорошенькой племянницы, разглядеть невесту как следует и, если можно, привезти Ивану ее портрет, писанный маслом.

Джереми Горси по-своему, Писемский по-своему излагает эту историю, внося всевозможные разночтения.

Горси опровергает утверждение Якоби, будто бы Мария была племянницей Елизаветы. Родство, по его мнению, состояло в том, что дед Марии по матери был троюродным братом отца Елизаветы Генриха Восьмого.

Горси так описывает смотрины:

«Королева приказала леди Марии Гастингс прибыть на смотр посла в сад Йоркского дворца. Мария явилась с величественным видом. Посланник в сопровождении многих дворян был приведен перед нею, опустил глаза в землю, пал ниц к ее ногам, встал, отбежал назад, не спуская с нее глаз, что очень удивило ее и всех присутствующих. Потом сказал через толмача, что он достаточно нагляделся на ангела, которого надеется видеть супругою своего государя. Впоследствии приближенные друзья Марии Гастингс звали ее при дворе императрицею Московской».

Горси пишет, что родственники Ивана и Годуновы помешали ему осуществить эту идею.

По донесениям посла Ф. А. Писемского видно, что Елизавета сама не склонна была отдавать племянницу Синей Бороде, а скорей всего не хотела связывать себя с Россией узами более тесными, дабы не чувствовать перед ней никакой ответственности в своих действиях, чаще всего явно двоедушных.

Как бывает в таких случаях, об этом сватовстве сохранился изустный апокриф. В нем, конечно, менее истины, чем в документах очевидцев, но есть здравая и не без юмора мысль о том, что и земли наши разные и понятия тоже.

Вернувшись со смотрин, — по апокрифу, — Писемский сел писать царю письмо, где сообщал, что видел невесту которая полна, дородна, бела телом, и хотя немного рябовата, вполне хороша собою.

Коварная Елизавета, боясь за свою племянницу, подсунула послу для смотрин рябую служанку.

Этой же ночью к послу Писемскому проник некто и за хорошую сумму вызвался показать настоящую Марию Гастингс, сообщив Писемскому, как его надули. Они вдвоем пробрались в сад к Марин и при свете луны посол разглядел ее. Второе письмо излагало обман и рисовало Марию так: «А племянница ее страшным страшна, бела, как смерть, как смерть худа — упаси бог взять такую в жены».

В Британии Мария Гастингс слыла образцом женской красоты.

Этот апокриф вспоминается мне здесь, если мои представления о красоте не совпадают с английскими.

В истории отношений между нашими странами было множество куда более серьезных событий. Но я рассказала об этих, самых отдаленных от нас, самых забытых и неопределенных, самых таинственных и от того прекрасных. В них чего-то не произошло, чего-то не случилось и что-то случилось так, что повернуло историю по иному пути. По какому пошла она — мы знаем. По какому могла пойти — не узнаем никогда. Можно лишь предполагать и догадываться.

А меня в свободное время всегда тянет в Гастингс — маленький прибрежный курортный городок южной Англии. Я все словно что-то ищу на его мостовых. Городок как городок. На холмах. Белые двухэтажные домики жмутся к холмам и друг к другу. Прижатые, они так и выбегают к бетонному молу, к самому морю и застывают, мигая названиями отелей. Берег летом густо усеян телами, упрямо ловящими переменчивое, уходчивое британское солнце. Мороженщики бойко торгуют своим товаром. Бармены своим горячительным питьем. Неподалеку от пляжа пристанище игральных автоматов. Пахнет жареной картошкой и свежей рыбой. Автомобили тесно стоят у тротуаров, уткнувшись носами друг другу в зады. В часы ленча из окон смутно виднеются жующие англичане — здесь принято есть в машине, закрыв окна. Двадцатый век. И никакого намека на далекие времена.

Хотя… Я вижу невдалеке закусочную с громким названием «Аппетит Вильгельма». Это ли не напоминание о нормандском завоевании?

А по Лондону воскресным утром мимо окон проезжает на каурой все тот же всадник. Потомок Гарольда Смелого. И «правнучка» Владимира Мономаха по-прежнему машет ему рукой.

И так много изменяется на этой земле каждый день, каждый час, каждую минуту. А то ли еще впереди.

Миллионер

Что греха таить: желание увидеть его, настоящего, и, главное, быть уверенным, что это вот он, настоящий, притча во языцех, гидра капитализма, паук и кровопийца, могущественный, колеблемый и непоколебимый, предмет проклятий и зависти, мешок с деньгами в человечьем обличье — миллионер — это желание совершенно естественно для того, кто живет жизнь в Британии, соприкасаясь с понятием капитала, и для того, кто залетит сюда ненадолго, зная о капитале по книгам и учебникам.