Михаил Покрасс - Активная депрессия. Исцеление эгоизмом

• Название: Активная депрессия. Исцеление эгоизмом
• Автор: Михаил Покрасс
• Издательство: Бахрах-М
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-94648-048-0

«Неожиданно для себя догадываешься и чувствуешь, что над мучающими тебя вопросами бились во многих поколениях и бьются теперь многие такие же, как ты, люди. У каждого и у всех повторяются одни и те же проблемы...»

Книги психотерапевта Михаила Львовича Покрасса об этих «мучающих всех проблемах». Эти книги предназначены тем, кто не боится встречи со своей тоской, своей тревогой и болью. Тем, кто готов учиться на своем и чужом опыте. Учиться жить.

---

- Выходит - “кокетов”?

- Но если тоже самое - со всеми,то откуда могут взяться “свои”, те, которым “до вас” ?

- А никому и не до меня!

- С чего вы это взяли?

- Но почему же вы... все такие умные... не догадаетесь. .. что все это - игра; что я совсем обычная, вовсе не красивая, усталая женщина? Почему вы все падки на “сладенькое”, обращаете внимание на мишуру, а не на меня настоящую!? Вот ведь она я - вся тут?!

- Приехали! Мы же и виноваты!..

Я мог так прямо разговаривать с нашей собеседницей, а она - так откровенно и без сопротивления отвечать не только потому, что мы все давно знали друг друга. И не оттого лишь, что она была хорошо подготовлена к разговору. Разговор этот она сама завела и была очень заинтересована в нем.

- ...А почему вы, такая проницательная, обращаетесь к нашей, как вам кажется, падкости на “сладенькое”, а не строите отношения с нами настоящими, имеющими характер - трудными?

- По правде, я не знаю вас такими.

- А вы, что ли, - прозрачная!? Почему вы нигде, как и в сегодняшнем разговоре, не обнаруживаете себя подлинную? Напротив, прячетесь?

- Да кому я нужна подлинная?!

- Пусть они “первые станут - по-человечески, а потом уж вы попробуете”!? Так что ли?

- Н-ну... может быть.

-Но проблема-то - у вас! Правильно ли я уловил, что вы не обнаруживаетесь и тем, кто мог бы быть вам близок? Не поддерживаете их подлинных? Лишаете себя поддержки - их признанием? И (по второму кругу) лишаете своей поддержки их, потому что сами боитесь себя потаенную?

-Да.

- И чего же вы в себе боитесь? Какую?

- В игре я - яркая, отзывчивая, добрая, какая хотите, привлекательная. А так - ничтожество: равнодушная, скорее недобрая, злая, пустая - никакая! “Снежная, баба”, а не женщина. Такой монстр кого не отпугнет?

- Значит вы - безнадежно одиноки оттого, что скрываете себя? А себя скрываете, чтобы не обнаружить вашу, пугающую вас, внутреннюю стужу?

- Похоже!

Я понимал, что мы опять столкнулись с самооговором[182]: чувством малоценности[183] - непременным проявлением комплекса различия[184]. Поэтому предложил женщине внимательно отнестись к тому в других, что в себе она воспринимала как “холод”. Всмотреться в партнеров, прислушаться к ним, вчувствоваться в их мир.

- А может, и в пас есть тот же “холод”? Тогда ведь можно будет не скрывать свой и довериться нам...

Я попросил каждого в группе - всех - попытаться найти это “равнодушие"[185], этот “холод” - в себе и постараться вчувствоваться в такое же состояние других...

Что у нас получилось - можно узнать, только участвуя. Но все мы сделали шаг к сближению.

Подведу итог тому разговору.

Мы поняли, - увидели и почувствовали - что, играя привычные и привлекательные роли, мы не только скрываем от мира (да и от самих себя!) себя настоящих. Но и тех, с кем общаемся, побуждаем надевать подобные “маски” - делаем всех для нас невидимками.

Мы пугаемся этих их “масок”. Изнываем от тоски по душевной близости! И сами отталкиваем тех, кто может быть нашими “половинками”.

Мы поняли, что это надрывное превращение себя в “невидимок” происходит потому, что мы, как и они, панически боимся, что за нашей мистификацией скрываются в соответствии с нашим самооговором наши “пустота”, “ничтожество”, “равнодушие”, “холод”.

Узнали, что только попытка обнаружить себя, рискуя быть не принятыми, отвергнутыми теми, в ком мы заинтересованы - всеми (!); только риск такой, бережной к другому, и опережающей другого “исповеди” без претензий быть понятым - дает нам почувствовать близкие и подобные нам переживания, состояния, свойства других.

Только риск открытого и бескорыстно заинтересованного участия в другом позволяет перестать ощущать себя “монстрами”, получить представление о действительной нашей значимости для других.

Приобретаемый в этой “исповеди” перед другим, таким же, как ты, опыт сочувствования (чувствования вместе) открывает нам ясное ощущение: все, что нам мнилось “ничтожеством”, “равнодушием”, “пустотой”, - наделе - неосвоенные нами формы собственного (и других) существования, которые нам дотоле были непонятны и пугали.

Без этой “исповеди” - храбрости являть себя - нас всегда будет подхлестывать страх разоблачения - и мы будем всегда оставаться мистификаторами, внутренне одинокими, с тайным ощущением: “Не такие!”.

Добрая сила тоски

Каждый хоть раз в жизни попадал в положение и отношения, с которыми, как казалось, справиться не под силу. И каждого хоть однажды настигала безнадежная тоска.

Ко мне многие годы обращаются за советом или помощью люди в тоске. Здоровые и больные.

Сегодня - разговор о тоске - здорового человека,

... Опять накатило. Снова - в лихорадке. Снова не спишь ночами. Такой тоски, кажется, - не выдержать! Сердце разорвется. .. сосуды лопнут,.. с ума сойдешь!

Может, мне уехать куда?!..

Отвлекаешь себя делом - все валится из рук.

Бросаешься в новые общения, встречи, связи — все чуждо и пусто до тошноты.

Тычешься в книжки - не понимаешь.

К чему ни обратишься, все теряет краски и смысл.

Может быть, мне иголки помогут?..

Или бы загипнотизировал кто?!...

Не вырваться!

Нет, я возьму себя в руки! Я сильный человек!

Борешься с... собой! Не получается... В отчаянии, напиваешься... реланиума. Тупеешь - и звонишь врачу...

Я сижу рядом с тобой, пока ты сетуешь, пересказываешь обстоятельства, далекие-далекие, чуть не из детства, или совсем недавние, последних месяцев, последней ночи...

Сижу рядом и вспоминаю, что, когда я был в таком же положении, как ты, то никаких советов не хотел.

А сколько я мог бы надавать тебе советов! Я ведь знаю твое состояние, как самую знакомую мне часть меня.

Я вижу, что все, что ты делаешь, растравляет, удлиняет, усиливает и углубляет твою боль. А когда она отступает, ты страшишься ее возврата. И тем кличешь ее в новой силе.

Об этом я уже и писал[186].

Ты изливаешь свою тоску, злость, восторг... И мое знание, что на избавление от самых невыносимых твоих терзаний (когда освобождение станет для тебя желаннее этой муки) достаточно от силы четыре дня и четыре ночи, - это мое знание кажется мне скучным, пошлым и ненужным. В твоем состоянии я советов не хотел, помощи не искал,..

Я воевал с тоской, с наплывом воспоминаний, заново перекраивая в мыслях все, что было, что могло быть и чему бы быть не надо... Я гнал боль, а она меня. Я оказывался у друга, мы курили в ванной комнате, и он играл со мной в карты ночи напролет (я и в обычном-то состоянии картежник никудышный); потом он шел на работу, а я...

В последнее утро я заснул, презирая себя за живучесть. А потом наступил покой и... пустота[187].

Тогда пришли эти стихи:

На даче с осени вдруг воцарит покой,
Гниющих листьев запустенье...
Как полоумный страж слепой,
Замок блестит, храня сиденье
от стула, старую кровать без сетки, дрань из одеяла, да кучу мусора....
Не мало - бедняге век перебирать!
Дом оголен, и в просветленьи
Внушает мудрость докторов,
Что лето - бред и прегрешенье
И только праведный - здоров.
Здоров. А лето - заблужденье
Цветенья, щебета, плодов,
И беготни весь день, и бденья
Таких протяжных вечеров...
Здоров. А лето - прегрешенье,
Но ветер будит вновь и вновь
В нем эха долгое смятенье,
Как жизнь, как стоны, как любовь.
Здоров, но почему-то снится
Ему в спокойствии пустом,
Как в эти стекла билась птица,
С жары впорхнувшая. Потом
Дом, испустивши грешный вздох,
Затих, покоем усмиренный,
Теперь уж больше не влюбленный,
Остужен, праведен... заглох!
Так мы от смуты наважденья,
Вновь веруя в грехи свои,
Сбегаем в тишь выздоровленья -
От слез, от жизни, от любви!

Покой, злость независимости ото всех, от себя - пусто...

В тоске я был живой, мятущийся. А теперь словно и не было меня - ни в теперешнем, ни в будущем.