Михаил Покрасс - Активная депрессия. Исцеление эгоизмом

• Название: Активная депрессия. Исцеление эгоизмом
• Автор: Михаил Покрасс
• Издательство: Бахрах-М
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-94648-048-0

«Неожиданно для себя догадываешься и чувствуешь, что над мучающими тебя вопросами бились во многих поколениях и бьются теперь многие такие же, как ты, люди. У каждого и у всех повторяются одни и те же проблемы...»

Книги психотерапевта Михаила Львовича Покрасса об этих «мучающих всех проблемах». Эти книги предназначены тем, кто не боится встречи со своей тоской, своей тревогой и болью. Тем, кто готов учиться на своем и чужом опыте. Учиться жить.

---

Я увяз и едва не запутался в объяснениях.

А все из-за того, что сразу понимал и боялся, что надо будет показывать. Но было до задыхания тягостно заставлять себя демонстрировать то, что делаешь, только когда лечишь, и что легко, когда вызвано нуждой партнера.... Наконец решился. Спросил, кто из женщин хочет попутешествовать в детство?

- Почему - из женщин? - возразил кто-то.

- Женщина со мной - защищеннее.

Вызвалась Мария Петровна. Детский психотерапевт. Очень заботливая, разумная и предупредительная. Она всегда работает. Или идет на работу. Или, жертвенно устав, отдыхает до следующей работы. Или украдкой пережидает вынужденную паузу на регулярном семейном пикнике на природе с шашлыками.

Я попросил Марию Петровну вспомнить какую-нибудь счастливую ситуацию из ее раннего детства, когда она вместе с мамой и папой и когда им хорошо друг с другом.

Мария Петровна с всегдашней, чуть усталой улыбкой детского доктора стала рассказывать, как “весело” лет в пять-шесть ее рано утром будил папа.

- Вспомните эпизод, когда вы втроем, - перебил я, но сам удивился тому, как много она уже рассказала о своих родителях и о себе мне.

К сожалению, доктора и психологи слушали задание и смотрели в пол - “в себя” - или на меня. Никто, даже Александр Витальевич и Ирина Юрьевна, не наблюдали и не видели, не опережали Марию Петровну в ее знании о ней.

Оказывается, меня ведет в дальнейшем расспросе наблюдение и настороженное сочувствование, пребываний вместе с партнером в его обстоятельствах. Наблюдение за тем, чего он не заметил, а не моя версия. Я спрашиваю собеседника о том, что он мне уже “рассказал” своим существованием. Как бы галлюцинирую его воспоминаниями вместе с ним. Это я сию минуту про себя понял. И, с досадой отличив этим себя от коллег сейчас, тут же как тренер спросил у всех:

- Что о своих отношениях с родителями вам уже успела сообщить Мария Петровна?

- Что папа у нее бодрый и веселый, - отозвался студент -медицинский психолог.

- Это она сама сказала словами. Что вы узнали из собственного наблюдения, чего Мария Петровна о себе, и о них (родителях) не знает?

- Что она агрессивно относится к отцу! - Поспешил реабилитировать себя в собственных глазах всегда готовым выговором всем женщинам за “неправильное поведение” с мужчинами задетый Евгений Николаевич. А в сторону чертыхнулся, - Как мальчишка, попался! Сам постоянно пациентам твержу: “Наблюдайте!”.

Я “видел”, а точнее слышал в наигранном тоне и ощущал, сопротивляясь излишней отзывчивости маленькой героини Марии Петровны, что тогдашняя эгоцентричная девочка, как и нынешняя устало озабоченная доктор, принимает искренне демонстрируемую заботу отца за — настоящую. Что она не чувствует отца.

“Видел”, что вспоминаемый ею отец увлеченно осуществляет известную понятную роль идеального, заботливого “паи-ки-товарища”. Но не ощущает себя в отличие от роли.

Навязав дочери тоже роль понятной ему, любящей его “хорошей девочки”, он не чувствует и дочку непосредственную.

Между ними нет сочувствия.

Есть игра по понятному обоим, навязанному “хорошим отцом” сценарию.

Вот тебе и сознание как “комплекс социально значимых деятельностей”![250]

У дочки этого замечательного, веселого и бодрого папы ни он - вне роли, ни сама она - живая, никогда не войдут .в “комплекс социально значимого”. Не будут ни известны, ни осознаны.

Для папы важен сценарий, роль. Он не знает и не догадывается о собственном своем существовании. Не знает, что люди вначале существуют уже какие-то, а потом обучаются сценариям и ролям...

Вот почему Мария Петровна всегда трудится,... завоевывая право на любовь к себе. И всегда так безропотна...

Раньше мне даже приходило в голову, что она детдомовская.

Но для детдомовской Мария Петровна - слишком не стеснена телом, слишком тепла, физически обаятельна и не пугана. Может быть, и тело не входит для нее в “комплекс социально значимых деятельностей”? Живет себе своей отдельной от ее сознания, незамеченной жизнью полезного, обихаживаемого, ласкового, но не имеющего к ней (к ее “душе”!?) отношения, используемого животного.... А может быть ее папа - детдомовский?

Я не стал рассказывать коллегам, что увидел в этой утренней побудке дочки отцом. Все это отражалось в позе, в лице, во взгляде дочери на папу, в ее тоне, когда Мария Петровна вспоминала и рассказывала. В ее утреннем капризе (в дозволенных молчаливым уговором пределах!) и в поспешной, разумной готовности подняться. Каждый следующий жест обоих был предсказуем. Конвенция была по-детдомовски простой и понятной.

Мария Петровна безропотно пережидала нашу дискуссию о ней.

- Вспомните эпизод, когда вы втроем, - повторил я мое предложение, - и когда вам радостно вместе.

- Раньше этого я себя не помню. А позже - я не могу вспомнить. Они все время ругаются. Радостно, только когда мы вдвоем с папой!

- Ну, самое раннее, когда вы - втроем?..

- Но они ссорятся!

- Пусть.

- Это было между пятью и шестью годами. Мама только пришла с работы. И папа ей выговаривал, зачем она оставляла меня одну.

- Это где происходит?

- Дома.

- На кухне?

- Нет, в комнате.

- Возьмите с помощью мужчин стулья и расставьте их так, чтобы обозначить, где вы, где мама, где папа.

- Вот здесь - мама. Здесь - папа. Здесь - я.

Стулья выстроились в треугольник, так, что в вершине развернутого угла поместился отец. Стул-дочка оказался ближе к отцу, справа от него, и они вместе стали параллельно стене, против мамы, оставшейся чуть в стороне, слева от отца. Папа повернулся боком, почти спиной к дочери, лицом к жене и как-то между ними. Но к жене - чуть ближе, чем к дочери.

- Вы сидите, стоите, ходите?

- Они сидят. Я стою виноватая.

- Пересядьте, пожалуйста, на этот стул, который изображает вас виноватую. - Мария Петровна пересела. - В чем вы виноваты?

- Ну, я... как бы... рассказала папе,... что была... одна ...

- Наябедничала, что ли, папе на маму?

- Нет! Но, кажется,... Я сейчас вспоминаю... Ну, в общем, он как-то от меня узнал, что я одна оставалась.

- И вы виноваты, что выдали маму?

- Ну,... как бы - так.

- Где окно?

- Там. Напротив папы.

- Вы и мама - боком к окну?

- Да. Но она - почти спиной. А я лицом, но отворачиваюсь к папе.

- Какая погода?

- Осень. Сыро.

- Какой пол в комнате?

- Крашеный.

- Блестит?

- Нет. Вечереет.

- Что у вас на ногах?

- Не помню.

- Постарайтесь! Вы босая?

- Нет! В домашних тапочках.

- Ноги голые?

- Нет. Я в колготках.

- В капроновых?

- Нет - в обычных детских, хлопчатобумажных.

- В синих, как это называется... - “в резиночку”?

- В коричневых, ребристых таких, все дети раньше носи ли...

- Как детские чулочки?

- Не знаю, тогда дети чулок уже не носили.

- Вы стоите. Тапочки удобные?

- Жестковатые.

- Что на вас еще надето?

- Платьице и кофточка.

- Какая кофточка?

- Такая... полушерстяная.

- Зачем дома - в кофте?

- На дворе промозгло.

- Вы замерзли?

- Нет, в кофточке тепло.

- А мама во что одета?

- Тоже - в тапочках, в платье и в кофте. Как и я.

- На босу ногу?

- Нет. Она только с улицы пришла. Намокла немного продрогла. И оделась в теплое.

- Мама кем работает?

- На железной дороге.

- Кем?

- Путевым обходчиком.

- А какие у нее тапки?

- Жесткие, как у меня.

- Она уже согрелась?

- Нет еще. Она устала и промерзла.

- Мама только что пришла. А папа не работает?

- Нет, он пришел давно, раньше.

- А он во что одет?

- В трико и в рубашку.

- Трико - это то, в чем все выпирает и висит?

- Да. На коленях - чашки.

- Больше ничего не висит?

- Нет.

- Папа на много старше мамы?

- Он на шесть лет моложе.

- ?!... - Я растерялся. Этой разницы я не предполагал, не был готов. В замешательстве начал что-то цитировать из Ломоносова о том, что “жена может быть старее мужа не более чем на шесть лет...” Вспомнил,, что у Ломоносова в действительности - только на два года. И пришел в себя.

Молодость мужа обнаруживала совсем новый пласт вероятной мотивации супругов.

Вечно я к простым вещам прихожу каким-то сложным путем! Как и Евгений Николаевич сегодня, - не заметил почти очевидного!

Как тогда в горах...

...Увидев, что ведущая группу турист ест на привале яблоки в одиночку, “методом дедукции” пришел к открытию, что она... беременна! Хотя вся группа знала, что мастер спорта по горному туризму только потому и пошла с нами эту прогулочную для нее “тройку”[251], что, будучи на шестом месяце беременности, не хотела терять последний перед ее материнством летний сезон.

- Рубашка у папы - теплая?

- Обычная. Летняя, с короткими рукавами.