Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

• Название: Воспоминание об Алмазных горах
• Автор: Мария Колесникова
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00613-X

Книга о людях интернационального долга: военных советниках, инструкторах, переводчиках, работающих в сложных условиях за рубежом.

«Воспоминание об Алмазных горах» — продолжение уже известной читателю повести «Гадание на иероглифах».

«Легенда об одной любви» посвящена Екатерине Александровне Максимовой, жене легендарного разведчика Рихарда Зорге.

Роман «Чудо революции» — о знаменитом сибирском партизане — чекисте Петре Щетинкине.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Как вы-то очутились в этих краях, Петр Ефимович? — вместо приветствия спросил он.

— А вы?.. Звонил вам, сказали, вы в командировке, но не предполагал вас здесь встретить. Я ведь со всем семейством еду в Монголию, к новому месту службы. Жалел, что не смог с вами проститься.

— Представьте себе, я тоже еду в Монголию, к новому месту службы, и тоже с семьей!

Они расхохотались.

— Значит, едем вместе! — обрадовался Щетинкин.

— Выходит, так. Ждем машину. Должны подать две машины — так я полагаю.

— Боюсь, не подадут ни одной. Придется идти с караваном верблюдов…

— Ну что ж, хожено тут перехожено… Можно и на верблюдах, — добродушно отозвался Рокоссовский.

Машины все-таки подали. Что-то с одной из них произошло по дороге из Улан-Батора в Кяхту, и они задержались в пути.

Васса почему-то волновалась: заграница все-таки! И трое детей на руках. Вон куда завез их Петр! Степь и степь, без конца и края. Отары овец на склонах сопок. Вдали грозовой полоской синеют горы. Идут караваны медлительных верблюдов, нагруженных огромными тюками, сундуками, разобранными юртами. Пластаются орлы в вышине.

— Это что ж, и дальше так будет? — спросила Васса. — А тайга в здешних местах есть?

— Все тут есть, Васена. Тут на севере тайга повсюду. Погоди, Монголия тебе понравится. Особая страна. Я сюда вроде как домой еду — не знаю, почему так. Вначале казалось, будто тайгу люблю, где можно укрыться. А на поверку — открытый простор милее — скачи день и ночь.

— Тебе все скакать да скакать… Когда только угомонишься! Сорок, а ты все скачешь да постреливаешь. Столько лет живем, и все в походах.

— Время такое, мать, нельзя иначе…

Он знал, что Сухэ-Батор умер три года назад. Но остались Чойбалсан, с которым он, Щетинкин, провел не одну операцию на западе Монголии, и Хатан Батор Максаржав, по-прежнему занимающий пост военного министра.

А вот и горка, где они тогда простились с Хатан Батором… Щетинкин попросил шофера остановить машину, и они всей семьей поднялись на Прощальную горку. В лицо им ударил упругий ветер. Прощальная горка была каким-то особым местом: отсюда открывались необозримые дали, за ними синела полоса гор, а еще дальше — зубчатая линия голубых хребтов.

— Там, справа, Хангайские горы, — пояснил Петр Ефимович Васене, — обязательно съездим, красота необыкновенная!..

Ей, наверное, непонятен был его восторг. А он как бы заново переживал все то, что с ним приключилось в этой стране.

Автомобиль покатил дальше, в глубь чего-то необычайного. Степь, заросшая полынью и ковылем, сменилась долиной, пестревшей жарками и оранжевыми саранками. Это уже была пойма полноводной реки Толы.

И неожиданно поднялась, надвинулась, закрыла весь горизонт темно-зеленая лесистая Богдо-ула; на высоком холме белой пирамидой стоял храм, увенчанный золотым шаром. Шар, словно маяк, бросал ослепляющие лучи. А внизу, в просторной котловине, лежал необычный город из белых юрт, одноэтажных домиков и храмов с изогнутыми черепичными крышами. Эти красные храмы с маленькими круглыми окнами вызывали чувство тревоги, непонятной враждебности, ощущение другой, незнакомой жизни.

Щетинкина встретил начальник Государственной внутренней охраны Чимид, высокий узколицый монгол лет тридцати. Он был явно чем-то озабочен, скорее даже расстроен. Сказал через переводчика:

— Мы рады вашему приезду, товарищ Щетинкин. Очень рады. Но на Монголию навалилась беда. Не успели вас предупредить: во многих восточных районах свирепствует чума. Сегодня обнаружили случаи заболевания в кочевьях неподалеку от Улан-Батора… То ли все началось с чумных тарбаганов, которые являются разносчиками этой болезни, то ли это диверсия со стороны Маньчжурии или Внутренней Монголии. Бывали случаи, когда на нашу территорию специально выпускали из клеток зараженных зверьков. Находили даже клетки…

«Час от часу не легче! — испуганно подумал Щетинкин. — Всякое повидали, а с чумой встречаться еще не приходилось. Семью привозить, пожалуй, не стоило бы…»

В городе не было ни водопровода, ни канализации. Воду брали из реки и развозили в бочках на быках. Щетинкин знал, что в Монголии и раньше случались вспышки чумы. И всякий раз ранней весной. А сейчас в разгаре было лето. Чимид рассказал: когда в двадцать третьем году в Урге внезапно началась эпидемия брюшного тифа, русский доктор Шастин свез всех больных в двухэтажный дом на окраине города. Шастин сам заразился тифом. И в это время ламы подожгли дом, где находились больные. Преступников схватили.

Семья Щетинкиных поселилась в Консульском поселке, почти в центре города, в двухкомнатной квартире.

— Из дома не высовывайтесь! — строго наказал своим Петр Ефимович. — Вообще-то, уехать бы тебе, Васена, с детьми домой. Хочешь, в Троицкосавск отвезу?

— Вот еще, такой путь проделали — и домой? Шутка ли, сорвались с места, с детьми… — заупрямилась Васена.

— Смотри, мать, как бы не пришлось каяться, — предупредил ее Петр Ефимович.

— Авось пронесет беду, как не раз уж проносило…

— Веришь в чудо? Все-таки лучше бы уехать вам, пока еще не поздно, — уже мирно настаивал он.

Но Васса Андреевна твердо решила остаться.

— Ладно. Продукты и воду сам буду приносить. — Петр Ефимович обреченно вздохнул и неодобрительно посмотрел на жену: как она не понимает, что взвалила на него огромную ответственность?

Весть о том, что чума подступила к столице, что есть уже первые смертные случаи, быстро распространилась среди горожан. Началась паника. Монголы разбирали свои юрты и уходили в степь, в пади Богдо-улы. Люди боялись открывать рот: а вдруг обнаружится «меловый язык» — признак заболевания чумой! Раньше на базаре ведрами продавали тарбаганий жир, янтарно-желтый, словно топленое масло. Теперь базар опустел. От торговцев жиром шарахались в сторону. На окраине города, перед монастырями, да и на центральной площади запылали костры: огонь прогоняет заразу… К молитвенным колесам — хурдэ верующие опасались прикасаться. День и ночь в монастырях шли богослужения, чуму отгоняли ревом гигантских труб и воем раковин, били в барабаны. Страшны были темные ночи, когда сжигали зачумленные юрты и строения, трупы людей. Трупы сжигали и закапывали в землю. Больных размещали в черных майханах — палатках, никто, кроме санитаров, не отважился бы зайти в такой майхан. Да и санитары не очень-то охотно наведывались к больным. А если и заходили, то в просмоленной одежде, в масках и толстых перчатках. Некоторые оставались на несколько дней рядом с заболевшими детьми. На таких смотрели как на обреченных. Ни один лама не согласился помогать отряду эпидемиологов. Помогали армейцы.

Сотрудникам внутренней охраны удалось установить: чума пришла с востока, из Ундурхана!.. А вот откуда она пришла в Ундурхан?!

Выехали в Ундурхан. Опросы местных жителей дали очень мало. Впрочем, в Ундурхане почти никого не осталось — все убежали в степь. Один заболевший монгол, поняв, что смерть близка, влез на лошадь и скакал до тех пор, пока не вывалился из седла. Тут его и подобрали советские врачи.

Конечно же, установить, откуда приползла черная смерть, с определенностью не удалось. Этой тайной, возможно, владели два человека, обосновавшиеся в монастыре в городе Баянтумене: полковник Кодама и его помощник поручик Мурасаки. Они появились в Монголии с особым заданием, и не мог предполагать Петр Ефимович, что в скором времени ему придется встретиться с агентами японской разведки. Перед восстанием восточных монастырей они решили любыми средствами деморализовать население столицы, а также всего восточного края. Когда началась эпидемия чумы, высокие ламы стали повсюду говорить, что, мол, бурханы гневаются: нужно найти перерожденца богдогэгэна, вернуть Монголию к монархическому образу правления.

Через месяц все очаги чумы оказались погашенными.

— Словно гора с плеч. А ты, Васена, все же рисковая женщина! — уже шутливо говорил Петр Ефимович.

— Открытие сделал! — усмехнувшись, отвечала она. — Такие переходы вместе с тобой проделала, зимой, через тайгу, тыщу верст, да с младенчиком на руках — ни перепеленать, ни помыть… Как только и выжили! Да мужику этого не понять…

Он ласково провел ладонью по ее темным чалдонским волосам, сказал проникновенно:

— Все, все понимаю… Ты — настоящий друг и боевой товарищ…

Щетинкин решил навестить Хатан Батора Максаржава, который лежал дома с жестоким ревматизмом. Максаржав обрадовался Петру Ефимовичу.

— Гору давит снег, человека — старость, — сказал Максаржав.

— Так уж и старость! — подначил Щетинкин.

— Совсем расхворался. Но разве можно сейчас валяться на кошмах?

— Нельзя, — смеясь, ответил Петр Ефимович.

— Не верите… Со мной такое и раньше случалось, то ревматизм, то паралич… Я стал наподобие того утеса, который видел однажды в Гоби: ветер подует — утес начинает качаться. Качается, качается, вот-вот рухнет… А не падает. Мы утвердили пятилетний план комплектования армии, а его надо выполнять. За меня, Петр, не беспокойся: долго болеть не собираюсь!