Федор Сологуб - Мелкий бес

• Название: Мелкий бес
• Автор: Федор Сологуб
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-02-027129-2

«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». «Мелкий бес» был начат еще в 1892 г., над ним Ф. К. Сологуб (1863–1927) работал еще десять лет. Роман был издан только в 1907 г. и имел колоссальный успех. В 1917 г. Сологуб писал: «Если бы стены наших домов вдруг стали прозрачны, как стекло, мы с ужасом увидели бы, как много злого и страшного совершается в недрах самых на вид счастливых семейств». В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, и по улицам ходит герой романа, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости, злобности и мертвенности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

---

Когда они ушли, Передонов на улице поздравлял Володина с успехом, а Володин радостно смеялся и прыгал, забыв всех отвергнувших его девиц.

— Не лягайся, — говорил ему Передонов, — распрыгался, как баран. Погоди, еще натянут тебе нос.

Но говорил он это в шутку, а сам вполне верил в успех задуманного сватовства.

Грушина каждый день забегала к Варваре, Варвара бывала у нее еще чаще, так что они почти и не расставались. Варвара волновалась, а Грушина медлила, уверяя, что трудно скопировать буквы.

Передонов все еще не хотел назначить дня свадьбы. Опять он требовал сначала места. Помня, как много у него готовых невест, он не раз, как и в прошлую зиму, грозил Варваре:

— Вот сейчас пойду венчаться. Вернусь с женой, а тебя вон. Последний раз ночуешь.

И с этими словами уходил, — играть на билиарде. Оттуда иногда приходил к вечеру домой, а чаще кутил в каком-нибудь грязном притоне с Рутиловым и Володиным. В такие ночи Варвара не могла заснуть. Поэтому она страдала мигренями. Хорошо еще, если он вернется в час, в два ночи, — тогда она вздохнет свободно. Если же он являлся только утром, то Варвара вставала совсем больная.

Наконец, Грушина изготовила письмо, и показала его Варваре. Долго рассматривали, сличали с прошлогодним княгининым письмом. Грушина уверяла, что похоже так, что сама княгиня не узнала бы подделки. Хотя на самом деле сходства было мало, но Варвара поверила. Да она же и понимала, что Передонов не мог помнить мало-знакомого ему почерка так точно, чтобы заметить подделку.

— Ну вот, — радостно сказала она, — наконец-то. А то уж я ждала, ждала, да и жданки потеряла. А только как же конверт, — если он спросит, что я скажу?

— Да уж конверт нельзя подделать, — штемпеля, — сказала Грушина, посмеиваясь.

— Так как же?

— Душечка, Варвара Дмитриевна, да вы скажите ему, что конверт в печку бросили. На что же вам конверт?

Варварины надежды оживились. Она говорила Грушиной:

— Только бы он женился, тогда уж я не стану для него бегать. Нет, я буду сидеть, а он пусть для меня побегает.

В субботу после обеда Передонов шел поиграть на билиарде. Мысли его были тяжелы и печальны.

Скверно жить среди завистливых и враждебных людей! Но что же делать, — не могут же все быть инспекторами! Борьба за существование!

На углу двух улиц он встретил жандармского штаб-офицера. Неприятная встреча!

Подполковник Николай Владимирович Рубовский, невысокий плотный человек с густыми бровями, веселыми серыми глазами и прихрамывающею походкой, отчего его шпоры неровно и звонко призвякивали, был весьма любезен, и за то любим в обществе. Он знал всех людей в городе, все их дела и отношения, любил слушать сплетни, но сам был скромен и молчалив, как могила, и никому не делал ненужных неприятностей.

Остановились, поздоровались, побеседовали. Передонов насупился, оглянулся по сторонам, и опасливо сказал:

— У вас, я слышал, наша Наташка живет, так вы ей не верьте, что она про меня говорит, это она врет.

— Я от прислуги сплетен не собираю, — с достоинством сказал Рубовский.

— Она — сама скверная, — продолжал Передонов, не обращая внимания на возражение Рубовского, — у нее любовник есть поляк; она, может быть, нарочно к вам поступила, чтобы у вас что-нибудь стащить секретное.

— Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, — сухо возразил подполковник, — у меня планы крепостей не хранятся.

Упоминание о крепостях озадачило Передонова. Ему показалось, что Рубовский намекает на то, что может посадить Передонова в крепость.

— Ну, что крепость, — пробормотал он, — а только вообще про меня всякие глупости говорят, — так это больше из зависти [меня преследуют]. Вы ничему такому не верьте. Это они доносят, чтобы от себя отвести подозрение, — а я и сам могу донести.

Рубовский недоумевал:

— Уверяю вас, — сказал он, вздергивая плечами и бряцая шпорами, — я ни от кого не получал на вас доноса. Вам, видно, кто-нибудь в шутку погрозил, — да ведь мало ли что говорится иногда.

Передонов не верил. Он думал, что жандармский скрытничает, — и стало ему страшно.

Каждый раз, как Передонов проходил мимо Вершинского сада, Вершина останавливала его, и своими ворожащими движениями и словами заманивала в сад. И он входил, невольно подчиняясь ее тихой ворожбе. Может быть, ей скорее Рутиловых удалось бы достичь своей цели, — ведь Передонов одинаково далек был от всех людей, и почему бы ему было не связаться законным браком с Мартой? Но, видно, вязко было то болото, куда залез Передонов, и никакими чарами не удавалось перебултыхнуть его в другое.

Вот и теперь, когда, расставшись с Рубовским, Передонов шел мимо, Вершина, — одетая, как всегда, вся в черном, — заманила его.

— Марта и Владя домой на день едут, — сказала она, ласково глядя сквозь дым своей папиросы на Передонова коричневыми глазами, — вот бы и вы с ними погостить в деревне, — за ними работник в тележке приехал.

— Тесно, — сказал Передонов угрюмо.

— Ну, вот, тесно! — возражала Вершина, — отлично разместитесь. Да и потеснитесь, не беда, что ж, недалеко, шесть верст проехать.

В это время из дому выбежала Марта, спросить что-то у Вершиной. Хлопоты перед отъездом немного расшевелили ее лень, и лицо ее было оживленнее и веселее обычного. Опять, уже обе, стали звать Передонова в деревню.

— Разместитесь удобно, — уверяла Вершина, — вы с Мартой на заднем сиденьи, а Владя с Игнатием на переднем. Вот, посмотрите, и тележка на дворе.

Передонов пошел за Вершиной и Мартой на двор, где стояла тележка, а около нее возился, укладывая что-то, Владя. Тележка была поместительна. Но Передонов, угрюмо осмотрев ее, объявил:

— Не поеду. Тесно. Четверо, да еще вещи.

— Ну, если вы думаете, что тесно, — сказала Вершина, — то Владя и пешком может идти.

— Конечно, — сказал Владя, улыбаясь сдержанно и ласково, — пешком дойду в полтора часа отлично. Вот сейчас зашагаю, так раньше вас буду.

Тогда Передонов объявил, что будет трясти, а он не любит тряски. Вернулись в беседку. Все уже было уложено, но работник Игнатий еще ел на кухне, насыщаясь неторопливо и основательно.

— Как учится Владя? — спросила Марта: другого разговора с Передоновым она не умела придумать, а уже Вершина не раз упрекала ее, что она не умеет занять Передонова.

— Плохо, — сказал Передонов, — ленится, ничего не слушает.

Вершина любила поворчать. Она стала выговаривать Владе. Владя краснел и улыбался, пожимал плечами, как от холода, и подымал, по своей привычке, одно плечо выше другого.

— Что ж, только год начался, — сказал он, — я еще все успею.

— С самого начала надо учиться, — тоном старшей, но слегка от этого краснея, сказала Марта.

— Да и шалит, — жаловался Передонов, — вчера так развозились, точно уличные мальчишки. Да и груб, мне дерзость сказал в четверг.

Владя вдруг вспыхнул, и заговорил горячо, но не переставая улыбаться:

— Никакой дерзости, а я только правду сказал, что вы в других тетрадках ошибок по пяти прозевали, а у меня все подчеркнули, и поставили два, а у меня лучше было написано, чем у тех, кому вы три поставили.

— И еще вы мне дерзость сказали, — настаивал Передонов.

— Никакой дерзости, а я только сказал, что инспектору скажу, — запальчиво говорил Владя, — что ж мне зря двойки…

— Владя, не забывайся, — сердито сказала Вершина, — чем бы извиниться, а ты опять повторяешь.

Владя вдруг вспомнил, что Передонова нельзя раздражать, что он может стать Марте женихом. Он сильнее покраснел, в смущении передернул пояс на своей блузе, и робко сказал:

— Извините. Я только хотел попросить, чтобы вы поправили.

— Молчи, молчи, пожалуйста, — прервала его Вершина, — терпеть не могу таких рассуждений, терпеть не могу, — повторила она, и еле заметно дрогнула всем своим сухоньким телом. — Тебе делают замечание, ты молчи.

И Вершина высыпала на Владю еще немало укоризненных слов, дымя папироской и криво улыбаясь, как она всегда улыбалась, о чем бы ни шла речь.

— Надо отцу будет сказать, чтобы наказал тебя, — кончила она.

— Высечь надо, — решил Передонов, и сердито посмотрел на обидевшего его Владю.

— Конечно, — подтвердила Вершина, — высечь надо.

— Высечь надо, — сказала и Марта, и покраснела.

— Вот поеду сегодня к вашему отцу, — сказал Передонов, — и скажу, чтобы вас при мне высекли, да хорошенько.

Владя молчал, смотрел на своих мучителей, поеживался плечами, и улыбался сквозь слезы. Отец у него крут. Владя старался утешить себя, думая, что это — только угрозы. Неужели в самом деле захотят испортить ему праздник? Ведь праздник — день особенный, отмеченный и радостный, и все праздничное совсем несоизмеримо со всем школьным, будничным.