Алёна Харитонова - Жнецы Страданий

• Название: Жнецы Страданий
• Автор: Алёна Харитонова
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9922-1854-1

Их называют Ходящими В Ночи. Кто они? В прошлом все до единого – люди. Но сейчас каждый из них – смерть. Волколаки, кровососы, вурдалаки… Они выманивают жертв из жилищ, чтобы насладиться вкусом их плоти и сделать похожими на себя. Лишь одно мешает обрести чудовищам безграничную власть – Цитадель. Старинная крепость, в которой обучают детей, осененных особым даром – Даром уничтожать Ходящих, упокаивать мертвецов, исцелять раненых. Они – щит, отгораживающий живых от порождений Ночи. И из всех прав им оставлено только одно – право умереть, спасая жизни других.

Хотят ли трое юных главных героев взвалить на себя такое ярмо?

Нет.

Могут ли отказаться?

Увы.

Но там, где не остается места страху, жалости и сомнениям, есть только один путь – путь к спасению.

---

Ни денечка не было, чтобы она не училась, усердно склоняясь над свитком или перебирая травы, твердя заговоры или собирая настойки. И друзья ее также всяк свое послушание несли. Прежде пышущая женской статью Лесана сделалась похожей на тощего парня – вытянулась в росте, а жилы на некогда мягком теле теперь переплетались, как ремни. Даже вечно краснеющий Тамир рдел теперь все реже, был уже не так многословен и любопытен, а иной раз, нет-нет да отпускал крепкое словцо из тех, от которых ранее едва без памяти не падал.

Гребень замер в руке. Айлиша застыла, глядя в пустоту. Как же так она жила, что не видела, как меняются друзья, превращаясь в тех, о ком говорил крефф Нэд – в выучеников? И правда ведь, пройдет год-два, и не станет девок Айлиши и Лесаны, не станет парня Тамира. Вместо них на свет появятся обережники. Неужто и их глаза будут такими же пустыми, как у креффа Клесха? Неужто они станут такими же злыми, как крефф Донатос, и такими же равнодушными, как крефф Майрико? Неужто, неужто, неужто?..

Да разве возможна иная для них судьба, если все, от чего сердце и душа радуются, в Цитадели под запретом? Что плохого будет, если на праздник Первого снега послушникам разрешат построить крепость и зашвырять друг дружку снежками? Чем осквернится их Дар, если девки станут носить косы или хотя бы изредка надевать расшитые рубахи? Разве правильно это – вместо того, чтобы сватов засылать, парню девку о тайном спрашивать? И почто тут порют так, что на всю жизнь спины в отметинах остаются?

И тут же подлая мыслишка червяком зашевелилась в голове: «Хвала Хранителям, что на целителя выпало учиться, что не заставляют от рассвета до заката через бревна да камни скакать, прыгать, драться и мечом размахивать. Что не рассказывают изо дня в день про мертвяков да иных Ходящих!» Но едва эта мысль промелькнула в голове, как жгучий стыд затопил душу. Нашла, чему радоваться, – тому, что друзьям гаже!

Но ведь не виновата она, что Дар у нее именно к лекарскому делу! Да еще теплится в душе надежда, что и у Тамира – такой же. Ведь по сей день не вручили ему цветной одежи, так и ходит как первогодок. Может, сегодня крефф Донатос расщедрится и наконец скажет парню, какое у того назначение? Со многими так бывало.

Первый год уроки у всех часто общие. Иной раз Майрико хвалит Тамира, когда он быстро запоминает наговоры или варит мази. Хвалят и Лесану. А вот Айлишу другие креффы ругают. На уроках у Донатоса она от жути обмирает, слушая про упырей или оборотней. А на уроках креффа Клесха и вовсе едва управляется, хоть на ногу быстра и телом вынослива, с палкой или мечом деревянным – чисто кобылища. То сама себе в лоб заедет, то споткнется на ровном месте.

За тревожными путаными мыслями девушка не заметила, как за окном начали сгущаться сумерки. Лекарка зажгла лучину и села на лавку поджидать друзей. Ночь… Лишь сейчас послушница попривыкла малость, что в Цитадели с наступлением темноты не обязательно закрывать ставни. Это тебе не в родной деревне, где и на дверях, и на окнах засовы железные. Ночь страшна. Ночь разлучает. Ночь приносит отчаяние.

Юная целительница закрыла глаза и тихо-тихо, словно боясь нарушить величественное молчание древней крепости, запела песню, которую часто пела с другими девушками, когда садились чесать кудель или прясть.

Лес шумит вековой за околицей села.
Ой, прядись, моя нить, поровней, поровней.
Я тебя, милый друг, всё из леса ждала.
А мое веретено только кружится быстрей.
Вот и вечер уже, солнце скрылось за горой.
Ой, прядись, моя нить, поровней, поровней.
Лишь тревога на сердце, потеряла я покой.
А мое веретено только кружится быстрей.
Ночь пришла на порог, да от друга нет вестей.
Ой, прядись, моя нить, поровней, поровней.
Ночь любимого взяла. Мне не быть уже твоей.
А мое веретено только кружится быстрей.
Жаль, что ночью за порог не ступить, не шагнуть.
Как мне жить без тебя? Оборвется моя нить.
Только ночь попросить о тебе хотя б шепнуть.
Да мое веретено сломано – не починить.

И грезилось девушке, будто мелькает в ее руках веретено, в печи потрескивают поленья, а отец с братьями при свете лучины сучат пеньковые веревки…

Тамир поднимался из подвалов Цитадели в верхние коридоры. Голова гудела, а от виска к виску летало глухое и гулкое: «Тук! Тук! Тук!» Боль пульсировала, давила на глаза, отзывалась в затылке. И так было всякий раз. После каждого урока. Словно наука колдовства тянула из парня жизненную силу, даря взамен лишь головокружение и тошноту.

Позади остались обороты учения, принесшие, помимо нынешних страданий, знания о том, как упокаивать вставшего на третий день младенца.

А впереди еще ждала встреча с креффом Лесаны, предвещающая метание ножа в цель, и урок с наставницей Айлиши, грозившейся сегодня спросить, в каком месяце волчьи ягоды пригодны для лекарских целей, а в каком на них заговор на смерть делают.

Интересно, а сама Айлиша знает, что лекари не только исцелять могут, но и жизнь отнимать? Эта мысль, некстати пришедшая в больную голову, ужаснула юношу. Он просто не мог представить любимую творящей черное колдовство.

Любимая… слово-то какое теплое. Родное. Произносишь его про себя, и кажется, будто руки материнские обнимают, а в плечах сразу такая сила угадывается, словно можешь небо с землей сровнять, лишь бы та, что заставляет сладко замирать сердце, оставалась рядом. Только как побороть удушающую робость, как сказать самой красивой на свете девушке, что давно ее любишь? Едва увидел первый раз – застенчивую, робкую, с тенью от опущенных ресниц на щеках, – так и потерял покой. И лишь она, ее улыбка, ее голос заставляют стискивать зубы, не давать воли постыдному страху перед Цитаделью, перед Ходящими, перед наставником. Помогают терпеть и отыскивать в душе такие силы, о каких и не подозревал никогда недавний рохля, заласканный маменькин сынок.

Как Тамиру хотелось просто побыть с Айлишей наедине! Не здесь, не среди этих нагромождений камня, а где-то там, где тихо, спокойно и не надо опасаться появления кого-то из креффов или старших выучеников. Хоть на один оборот вырваться из стен, что держат их хуже, чем острог! Сколько раз он пытался найти по углам вытоптанного двора хоть малый цветок, хоть куриную слепоту, хоть сурепку, хоть чистотел, чтобы порадовать девушку. Впусте.

Но зимой, в разгар месяца студенника, когда выпал запоздалый снег, Тамир не утерпел, потащил девок во двор, за конюшни, где не могли их заметить наставники и старшие послушники. Ох и накидались они снежками! Пока кто-то «заботливый» не донес креффу, что подопечный его, вместо урока, в снегу катается с девками. Кто это был? Теперь-то уж что гадать…

Досталось тогда Тамиру – надолго запомнит. Донатос сам его выдрал. А потом отвязал и приказал босиком, в одних портах, дважды обежать снаружи всю Цитадель. Когда ученик вернулся, истерзанная спина уже схватилась коркой кровяного льда, а в груди свистело. Однако едва наказанный вошел в ворота, крефф, ожидавший его появления, поинтересовался, усвоил ли дурень урок.

Парень на ногах-то уже держался из одного упрямства. И из того же упрямства, едва справляясь с дыханием, ответил, что не разумеет, чем забава зимняя так зловредна, что наставник шкуру спустить с него готов.

Зло сплюнув себе под ноги, крефф отвесил выученику обидную оплеуху и ответил:

– У обережника нет слабостей. Слабости смертельны. Потому не будет у тебя в жизни ни праздников, ни гулянок, а только долг перед людьми, который надо исполнить, потому что больше исполнять его некому. Между мертвыми и живыми только мы стоим. Так что станешь ты мертвяков отчитывать, пока другие баб на сеновалах тискают. А еще раз увижу, что вместо урока дурью маешься, при девках оголю и пороть буду уже по заднице. Поглядим, как тебе после этого с ними захочется время терять.

От этих слов у Тамира на душе стало так погано, что захотелось сбежать из ученичества куда угодно, хоть в Гнездо к Ходящим. Не ждал он для себя такой жизни – без радости и веселья. Да и разве жизнь это – каждый день упокаивать мертвых, ножи метать, мази нашептывать да обновлять обереги? Не верилось парню, что нет у колдунов ни дня радости. Да и кому захочется бобылем бесприютным топтать дороги? У каждого человека должен быть дом, где его ждут. По дурости он брякнул это и своему наставнику.

Донатос рассмеялся. Впервые – искренне. Потом покачал головой и сказал, что не бывает у Осененных семей. Не позволено им и домов иметь, потому как оседлый обережник – не воин, не колдун, не целитель. Семья для него будет дороже чужих треб, а паче того – приманка для Ходящих.

После этого крефф ушел, оставив ученика заходиться кашлем на морозе. На счастье Тамира, пока он надсадно перхал на весь двор, откуда-то со стороны дровяника появилась Нурлиса.