Алёна Харитонова - Жнецы Страданий

• Название: Жнецы Страданий
• Автор: Алёна Харитонова
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9922-1854-1

Их называют Ходящими В Ночи. Кто они? В прошлом все до единого – люди. Но сейчас каждый из них – смерть. Волколаки, кровососы, вурдалаки… Они выманивают жертв из жилищ, чтобы насладиться вкусом их плоти и сделать похожими на себя. Лишь одно мешает обрести чудовищам безграничную власть – Цитадель. Старинная крепость, в которой обучают детей, осененных особым даром – Даром уничтожать Ходящих, упокаивать мертвецов, исцелять раненых. Они – щит, отгораживающий живых от порождений Ночи. И из всех прав им оставлено только одно – право умереть, спасая жизни других.

Хотят ли трое юных главных героев взвалить на себя такое ярмо?

Нет.

Могут ли отказаться?

Увы.

Но там, где не остается места страху, жалости и сомнениям, есть только один путь – путь к спасению.

---

Тамир вздрогнул, но упрямиться не перестал.

– Я покойников боюсь! Нет во мне Дара мертвых поднимать, целитель я!

– Ну, посмотрим… – усмехнулся, оборачиваясь, наставник.

А потом не спеша подошел к парню, взял его потную от напряжения руку и, достав из-за пояса нож, полоснул по ладони, да так, что стало видно кости.

Несчастный сделался пепельно-серым от боли, а Донатос радушно предложил:

– Ну, давай, целитель, затворяй кровь, закрывай рану. Не срастишь жилы, быть тебе, почитай, безруким.

Парень стиснул истекающую кровью ладонь и упал на колени. К горлу подкатила тошнота, из глаз брызнули слезы, застилая взор. Однако, захлебываясь словами, юноша начал торопливо бормотать лекарский заговор, которым научился на уроках Майрико. Кровь и впрямь замедлила бег, но вязкие капли все одно продолжали сыпаться на булыжную мостовую.

– Плохо дело, – с притворным сочувствием сказал крефф, склоняясь над учеником, – будь это рана, полученная в схватке…

Он не договорил, но и так стало ясно, что ждало бы незадачливого «целителя».

– Брось, Донатос, куда ему, – вступился за парня рыжий. – Давай руку, залечу.

Тамир протянул ладонь и от тяжкого разочарования и отчаяния даже вспомнил имя лекаря – Руста. А тот, не догадываясь, что творится у парня на душе, быстро-быстро зашептал те же самые слова, что всего пару мгновений назад с таким трудом выдавливал из себя выуч. И… кровь тут же перестала сочиться через стиснутые пальцы, края раны сошлись, а плоть начала стремительно срастаться. Через пару мгновений о случившемся напоминала только тянущая боль да розовая полоска свежего шрама.

– Скажи спасибо креффу, а не то ходить бы тебе одноруким, – просветил наузник и добавил: – Теперь понял, бестолочь, что в тебе целительского Дара не больше, чем мозгов?

– Нет, не понял, – упрямо вскинулся Тамир. – Кровь я и сам затворить мог, и рану срастить, просто я еще мало выучился. Времени больше потратил бы, да и все. Он, поди, тоже не сразу таким умелым стал!

Руста рассмеялся – весело и беззлобно. Ярость и мятеж юного послушника позабавили его, но не разозлили, чего никак нельзя было сказать о Донатосе.

– Одного не пойму, – процедил крефф, – ты упрямый или дурак? Если упрямый, так это хорошо – для дела полезно, а если дурак – еще лучше. Возиться с тобой не придется, можно сегодня же к Нэду идти, пусть твоим старику со старухой напишет грамоту, что сын их подох по дурости, зато им отныне платить Осененным за работу вполовину меньше придется.

Тамир сверлил наставника ненавидящим взглядом, но тот смотрел спокойно, даже равнодушно, однако взор бледно-голубых глаз все равно был пронзительным, продирающим до костей.

– Донатос, да объясни ты ему, ведь не отвяжется, – миролюбиво предложил Руста. – А то до морковкиного заговенья в гляделки будете играть.

– Ты не поддаешься Зову Ходящих, – наконец произнес крефф, будто сообщил нечто, не стоящее внимания. Однако, видя непонимание в глазах ученика, растолковал: – Когда мы с тобой первый раз в лесу ночевали, к поляне три вурдалака выползли, а ты трясся, как цуцик, чуть в штаны не наложил, но на Зов их не поднялся.

– Так мы же в заговоренном круге были, и я за оберег держался! – закричал в отчаянии Тамир, всем нутром не желающий верить в страшную правду.

– В круг нечисть зайти не может, – согласился Донатос, но тут же напомнил: – А вот тебя, дурака, из него выманить – невеликие хлопоты, тем более оберег твой уже года два как пуст. Ты когда, песий выкормыш, к колдуну ходил ладанку свою заговаривать? Поди, тесто месил и не вспомнил, что раз в полгода оберег надо наузнику носить?

Песий выкормыш задумался. Да, в положенное время мать всегда отправляла его к обережнику, но родительских денег было невыносимо жалко. Потому парень рассудил, что раз ночью он по улицам не шастает, а отец, едва подходит срок, вызывает колдуна обновлять охранки на доме, значит, бояться Ходящих нет никакого резона. Поэтому Тамир с чистой совестью тратил деньги то на меру сушеных ягод, то на мешочек орешков. Когда же крефф при всем честном народе объявил, что в сыне пекаря спит Дар, Тамир так растерялся, что вовсе позабыл про негодящий оберег.

И вот теперь все эти мысли одна за другой отражались на растерянном лице парня. Донатос же, приметив замешательство ученика, рассвирепел:

– Хватит сопли жевать! Пошел вон отсюда! И чтобы через полоборота переоделся и у мертвецкой стоял. Опоздаешь – на всю ночь там закрою. И даже не надейся травки перебирать. Тебе вторая родня – покойники, поэтому привыкай.

И крефф так сверкнул глазами, что пришлось послушнику разворачиваться и на негнущихся ногах идти прочь, выполнять приказание.

Подмывальня была пуста, когда туда ввалилась потная, грязная и разъяренная, словно Ходящий в Ночи, Лесана. Девушка яростно сдергивала с себя одежду, скрипя зубами, задыхаясь от злых слез.

Она стянула вонючую, липнущую к телу рубаху, затем штаны и принялась яростно разбинтовывать «сбрую». Так она про себя называла полоску узкой ткани, которой обматывала грудь, чтобы плотно притянуть ее к телу – два оборота вокруг туловища, два крест-накрест через плечи.

Как назло, мокрая от пота тряпка пристала к коже, Лесана злилась, стаскивая ее, царапая себя до крови. Она ненавидела «сбрую», но выбирать не приходилось – без нее занятия с Клесхом и тремя парнями, одногодками послушницы, превращались в мучение.

Наставник не делал скидки на то, что его ученица – девка. Прыгать, скакать, махать деревянным ученическим мечом, стрелять из лука ей приходилось наравне с ребятами, которые, даже несмотря на усталость, любили поржать над неуклюжей послушницей, а пуще того – потаращиться на девичью грудь, прыгающую под просторной рубахой. Однако Лесана не хотела доставлять им такой радости.

Теперь под одеждой она была почти такой же плоской, как парень. Срамных замечаний и ехидных взглядов стало меньше, но никогда прежде девушка не чувствовала себя такой… униженной. Сперва не могла понять – почему? Потом додумалась. Прежде ей не приходилось скрывать свое естество, считая его чем-то ущербным, не приходилось притворяться кем-то другим. И кем? Стыдно сказать – мужиком!

В носу защипало, и послушница, борясь со слезами досады, яростно опрокинула на себя ушат чуть теплой воды. Казалось, от раскаленного тела пойдет пар. Но нет, только кожа покрылась мурашками. Лесана яростно терлась мыльным корнем, взбивая густую пену на коротких волосах.

Кто она здесь? Нелепая дура, над которой потешаются все кому не лень. Наставник – потому что тугодумка и неумеха, послушники-парни – потому что смешно им видеть девку, вразумляющуюся мужской науке. Поэтому, когда тугая тетива больно била по запястью, защищенному кожаным наручем, когда тяжелый деревянный меч выпадал из ослабевших пальцев, когда голова кружилась от прыжков и кувырков, Лесана не могла плакать. Слезы делали ее еще более жалкой, оголяя то немногое девичье, что не спрятать ни за туго стянутыми тряпками, ни под рубахой, ни под портами.

Но сегодня… Девушка опустила голову в корыто с водой и задержала дыхание, яростно смывая с волос пену. Сегодня в учебной схватке она, обозленная, вдруг без труда швырнула на землю противника – высокого жилистого парня по имени Вьюд. Да так бросила, что из него едва весь дух не вышел. А потом заломила ослабшую руку и без всякого стыда уселась на поверженного верхом.

– Проси пощады! – хрипела она в ухо извивающемуся послушнику. – Проси!

И сильнее налегала на спину, продавливая коленом хребет.

Вьюд заорал, выгибаясь, и сдался.

– Пусти-и-и, дура скаженная! Твоя взяла!

Но перед тем как встать, она словно случайно задела локтем русый затылок так, чтобы противник сунулся лицом в утоптанную землю и захлебнулся кровью из разбитого носа и губ. Больше не будет ее срамословить. Пока губищи не заживут, уж точно.

Вот тут-то победительница и поняла, что нет больше Лесаны из Острикова рода, нет обманутой невесты, нет застенчивой, силящейся всем понравиться и угодить девки. А есть… неведомо кто. И на этого неведомо кого не вздеть девичьего платья, не украсить волосы лентой, не надеть ярких бус. Никогда более. Потому что все это стало чужим. Даже в расшитой рубахе, при бусах и косе не стать ей уже прежней, не ходить в хороводах… И отчего-то стало так невыносимо жаль и рубахи, и косы, а самое главное, этих несуществующих бус – ярких, крупных, как ягоды боярышника.

Девушка поднялась на ноги, отряхнула порты и с вызовом взглянула на наставника. Заругает? Точно заругает. У Вьюда, вон, вся рожа в кровище.

– Молодец, – скупо похвалил Клесх.

От этого короткого простого слова стало на сердце тяжко, словно от обвинения.

Как она хотела этой похвалы, как жаждала! И вот услышала. Молодец. Молодец, что побила ни в чем не повинного парня. Молодец, что довела его до крика. Молодец, что больше не девка?