Генрих Жомини - Политическая и военная жизнь Наполеона

• Название: Политическая и военная жизнь Наполеона
• Автор: Генрих Жомини
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-54881-1

Русский перевод сочинения «Политическая и военная жизнь Наполеона» был сделан со знаменитой работы Жомини, изданной в Париже в 1827 г., — «Vie politique et militaire de Napoléon, racontée par lui-même au tribunal de César, d’Alexandre et de Frédéric» («Политическая и военная жизнь Наполеона, рассказанная им перед судом Цезаря, Александра и Фридриха»). Для данного труда Жомини избрал форму рассказа, который Наполеон ведет о своих походах. В основу этого повествования от первого лица лег, без сомнения, труд Э. О. де Лас Каза — секретаря Наполеона, записывавшего его мысли и воспоминания на острове Св. Елены, изданный в 1822–1823 гг. под названием «Mémorial de Sainte-Hélène» («Мемориал Святой Елены»).

---

В отношении торговли я имел две главные цели: во-первых, нужно было разорить торговлю Англии, чтобы лишить британское правительство возможности делать денежные вспоможения державам твердой земли для поддержания войны; во-вторых, стараться подорвать английскую промышленность, развивая свою собственную. Для последней цели нужно было доставить сбыт произведениям наших мануфактур и уничтожить его для неприятеля, то есть изгнать англичан из всех рынков Европы. Многие частные меры были уже приняты для этого; но они не могли привести ни к чему, пока всеобщая система не вытеснила бы из Европы морских властителей. Основание этой системы было положено в Берлине в 1806 году декретом, к которому потом я издал дополнение в Милане (17 декабря 1807 года). Этот закон был чудовищно ужасен; но англичане сами подали мне пример и сами заставили ему следовать. Однако же недостаточно было одних декретов; надо было отделить совершенно Англию от Европы и разорить её торговлю. Но в этом отношении континентальная система дурно выполнила свое назначение, потому что война в Испании уничтожила всё её действие, открыв неприятелю главнейшие рынки Европы; но в отношении промышленности она имела чрезвычайно важные последствия.

Сильная держава должна иметь не только постоянное, общее стремление к выгодному направлению своей политики; подобное стремление должно руководить и экономику её. Промышленности, как и всякой другой вещи, нужен путь, чтобы продвигаться вперед; во Франции она не имела этого пути, пока моя континентальная система не проложила его. До революции министерство финансов Франции обращало виды свои на колонии и на меновую торговлю, и приобрело тут большие успехи. Говорили, что следствием этих успехов были потеря кредита, упадок финансов, государства, уничтожение его военной системы, утрата достоинства внешнего и худое состояние земледелия. Все это не имеет смысла. Эти дурные последствия были произведены не богатствами колониальными и не меновою торговлею, но слабым правлением, которое потрясали мятежные парламенты. Прекрасные гавани и богатые негоцианты столько же препятствовали процветанию земледелия во Франции, как и в Англии; и королевство было так мало расстроено в царствование Людовика XVI, что оно выдержало двадцатилетние разрушительные перевороты, и все еще продолжало процветать.

Напротив того, колониальная система и меновая торговля обогатили все народы, и в особенности Франция была много обязана им своим величием. Но война навсегда расстроила эту систему; гавани лишились совершенно своего богатства, и на это время никакая человеческая сила не могла возвратить им то, что было уничтожено революциею. Поэтому необходимо было дать другое направление торговому духу, чтобы оживить французскую промышленность. Для достижения этой цели оставалось только одно средство: отнять у англичан монополию мануфактурной промышленности и сделать из этой промышленности цель всеобщего стремления государственной экономии. Нужно было привести в действие континентальную систему в полной её силе, чтобы иметь возможность давать огромные привилегии фабрикам, для побуждения капиталистов сделать необходимые затраты для заведения и приведения в действие этих фабрик.

Это подтвердилось на деле. Я дал ход промышленности, перенеся ее за море: она сделала такие быстрые успехи на твердой земле, что может не опасаться более соперничества. Чтобы процветать, Франция должна сохранять мою систему, переменив ей название. Она падет, если станет возобновлять морские экспедиции; англичане уничтожат их при первой войне. Я принужден был довести континентальную систему до крайности, потому что она имела целью не только принести пользу Франции, но еще вредить Англии. Мы получали колониальные произведения только посредством Англии, под каким бы флагом их к нам ни привозили. Следовательно, нужно было стараться как можно менее получать их; лучшим средством для этого было возвысить цену их до невероятности. Политическая цель была выполнена; государство от этого обогащалось; но я огорчил добрых женщин и они отмстили за себя.

Опыт доказывал ежедневно, что континентальная система хороша, потому что государство процветало, невзирая на тягость войны. Налоги были приведены в порядок; кредит шел наравне с денежными процентами; дух улучшения обнаружился в земледелии и в фабриках; целые деревни перестраивались заново, дороги и каналы облегчали внутренние сообщения; каждую неделю придумывали какие-нибудь улучшения; я приказал выделывать сахар из свекловицы, соду из соли, искусственное индиго; развитие наук продвигалось наравне с промышленностью. Напротив того, в Англии только некоторые торговцы обогащались, а промышленный класс терпел недостаток; ценность банковых билетов понизилась на одну треть и даже на половину, потому что за фунт стерлингов давали только 13 франков. Зло было бы гораздо чувствительнее, если бы Испания приняла мою систему, как я надеялся, и если бы нечаянное возмущение в Америке не открыло англичанам чрезвычайно выгодный сбыт их изделий. Но если выполнение моей системы было несовершенно, и далеко не достигало цели, которую я предложил ей, безумно было бы отвергать ее в то время, когда она начинала приносить плоды; нужно было утвердить ее, чтобы еще более возбудить соревнование.

Эта необходимость имела влияние на политическую систему Европы, принудив Англию продолжать войну и заставив меня настаивать со своей стороны в моих намерениях, с этого времени война приняла более важный характер. Для Англии дело касалось общественного имущества, то есть, её существования. Война сделалась народной; англичане не поручали уже более защищать себя чужестранцам: они сами вооружились и появились на твердой земле с сильными армиями. Они должны были найти содействие во всех тех, чьи выгоды пострадали на некоторое время от моей системы; а таких было немало.

Если обширная мореплавательная торговля составляет первый источник богатства и благоденствия, то свободное плавание на морях делается первой необходимостью и первым благом всех народов земного шара. Континентальная система имела целью доставить эту свободу на морях; но народы, которые стремились наслаждаться только настоящим, видели в моей системе закрытие своих гаваней и прекращение всякой торговли; они не заботилась о будущем благе и восставали против меня. Не только прибрежные страны были утомлены войной и пожертвованиями, которые я на них налагал; даже в самом сердце Европы отражалось неудовольствие. Сукна силезские, полотна, тканые на границах Богемии, не отправлялись более в Кадикс, чтобы переплывать оттуда в мексиканские порты под испанским флагом. Север не продавал более свой хлеб Голландии и не получал наши ткани. Шелковые изделия Лиона отправлялись только сухим путем в отдалённейшие места России. Настоящая причина всего этого зла заключалась в морском деспотизме Англии, имевшей средства делать столько препятствий всеобщему благосостоянию Европы. Я вступил в жестокую борьбу с этим колоссом, а народы, им угнетенные, вместо того, чтобы подчиниться на время всем пожертвованиям войны и содействовать моим усилиям, приписывали мне все зло, от которого я хотел их избавить. Весьма справедлива мысль, что купец и биржевой акционер более всех чужды высшей политики.

В политическом и торговом отношениях континентальной системе представлялись две цели, равно важные; во-первых, нужно было стараться союзами, договорами и обязательствами произвести у наших соседей то, что во Франции было следствием моих приказаний, то есть изгнание английской торговли; во-вторых, посредством тех же союзов приготовить военные и морские средства, с помощью которых можно бы было, при удобном случае, атаковать более непосредственным образом британский колосс. Мы могли поражать его в Индии с помощью России, Пруссии и Турции; можно было вредить ему и на островах Антильских, из испанских владений на твердой земле Америки и из Соединенных Штатов. Наконец, мы могли с ним сразиться и в Европе, посредством общего союза всех держав, имевших важную выгоду в падении его деспотизма на морях. Тильзитский трактат не предусмотрел всех соображений, которые должны были содействовать достижению этой цели; но не менее того он подвинул дела. Так как Англия не признавала более никакого нейтралитета, то и не могло уже существовать нейтральных держав; необходимо было, чтобы каждый решился или принять сторону Англии, или действовать против неё; вследствие этого мы и условились, в случае несогласия Англии на посредничество России, заставить все приморские державы действовать заодно с нами.

Испания была в войне с Англией; Турция только что объявила ей войну; за исключением Рима, который еще устоял, вся Италия повиновалась моим законам. Пруссия прервала все сношения с англичанами. Чтобы воспретить им всякий доступ в Европу, оставалось склонить к этому Португалию, Швецию и Папу; мы уверены были, что Дания готова согласиться на наше предложение. Австрия представляла более затруднений; она сообщалась с морями единственно только гаванью Триеста, из Венеции мы могли считать все суда, которые туда приставали, а обладание Ионическими островами делало меня владыкой Адриатического моря; сверх того можно было полагать, что Австрия не захочет навлечь на себя войну с Россией и Францией за поддержание отношений, которые касались её менее, чем всех других держав твердой земли: у ней не было колоний, которые она могла бы жалеть, ни морского вывоза товаров, который ей нужно было бы стараться сохранить. Я мог предложить ей несколько областей для вознаграждения за убытки. Если бы наше предположение относительно раздела Оттоманской империи осуществилось, то Бельгия и Сербия были бы наградой её снисхождения. Я решился склонить ее вступить в нашу систему. В случае непринятия Англией посредничества России для заключения мира нужно было не только преградить ей всякий доступ к твердой земле, но обратить еще против нее все средства приморских держав. Европа могла еще противопоставить ей 180 линейных кораблей [Франция имела 60 кораблей. Испания — 40, Россия — 25, Швеция — 15, Голландия — 15, Дания — 13, Португалия — 10, Итого: 180 линейных кораблей].