Джованни Джерманетто - Записки цирюльника

• Название: Записки цирюльника
• Автор: Джованни Джерманетто
• Издательство: Госполитиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Автор книги «Записки цирюльника» Джованни Джерманетто является одним из старейших деятелей итальянского рабочего движения, членом Итальянской коммунистической партии со дня ее основания.

Предлагаемая вниманию читателей в новом, просмотренном автором издании книга «Записки цирюльника» представляет собой автобиографическую повесть; читатель найдет в ней яркую реалистическую картину итальянского общества того времени и, в особенности, положения трудящихся масс Италии и их борьбы за свое социальное и политическое раскрепощение. Описываемые в книге события охватывают период с начала XX столетия до 1927 г. Джерманетто с тонким юмором, в образной и увлекательной форме, не уступающей лучшим образцам художественной литературы, показывает борьбу рабочего класса Италии против светской и церковной реакции, историю образования Итальянской коммунистической партии и ее героическую борьбу против фашистской диктатуры.

---

В остальном его корреспонденция — великолепный реалистический набросок, рисующий мою деревню. Реакционные настроения ее объясняют поведение моего отца и слова депутата Фаллетти. Ни депутат Фаллетти и никто другой не могут сказать, чтобы я когда-либо обнаруживал преступные наклонности. С детских лет я в поте лица зарабатывал хлеб свой. Но я анархист, я приговорен, следовательно, для депутата Фаллетти я — висельник. Поведение моего отца как бы оправдывает такое мнение. Кончаю заявлением, что я в хороших отношениях с моими сестрами, братом, родственниками и моими старыми друзьями. Никто из них не стыдится меня. И мои сестры хотели бы сердечно принять «Меднобородого», землемера Кьярамелло и другого оратора, которым я посылаю привет и благодарность также от имени моих сестер.

Сердечно Ваш Бартоломео Ванцетти

Р. S.

Депутат Фаллетти рассматривал наше дело как обыкновенный случай, когда в виновности обвиняемых не сомневается даже защита или когда никто не заинтересован в их смертном приговоре и последующей казни. Поэтому он просил для нас помилования, то есть пожизненной каторги. Тем не менее — спасибо депутату Фаллетти.

Что же касается фашистского правительства, то для него не было ничего легче, как добиться правосудия, но по всему видно, что оно хочет быть помощником палачей.

9. VII. 1926 года».

Ванцетти написал мне еще одно письмо из тюрьмы, за несколько месяцев до казни. Он его послал в редакцию редактируемого мною еженедельника. Об этом я узнал гораздо позже. К сожалению, это письмо до меня не дошло из-за того, что я был выслан фашистами из провинции Кунео.

Когда прах Ванцетти прибыл в Филлафаллетто, деревня была словно на военном положении. К гробу были допущены только члены семьи и то в сопровождении полицейских и фашистской милиции.

Глава V Работа социалистической организации… и Лурдская богоматерь

Работа нашей социалистической организации, несмотря на все трудности, приносила свои плоды. Из кружка выросла Палата труда. Но было очень трудно подыскать для нее соответствующее помещение; одной комнатушки на чердаке, как это было раньше, теперь не хватало. У нас уже имелись три профсоюза: строителей, металлистов и текстильщиков. Кончился период политических диспутов по кафе и парикмахерским, начинался период реальной работы по организации рабочих. На выборах в палату депутатов мы выставили уже своего кандидата.

После длительных поисков мы нашли помещение, и работа закипела. Организовались новые союзы — сапожников, бумажников. Должен сознаться, что в Фоссано мне не удалось найти и десятка сознательных парикмахеров — числа, необходимого для организации профессионального союза. Классовое сознание работников бритвы здесь было еще ниже, чем в Турине, а число парикмахеров намного меньше.

В новом помещении мы разместились недурно. У нас был большой зал для собраний и несколько комнатушек для работы, где мы разместили кружки, библиотеку, врачебную и юридическую консультацию. Каждую неделю у нас происходили собрания, конференции, лекции. Часто наезжали секретари и пропагандисты различных профсоюзных организаций, к которым принадлежали наши местные союзы, давали директивы, поддерживали постоянную связь. Позже мы добились даже собственного секретаря для нашей Палаты. Нам удалось широко развить агитационную работу, провести несколько забастовок, увенчавшихся успехом.

В парикмахерской тоже кипела борьба. Почтенные клиенты в мое отсутствие схватывались с хозяином за то, что он держит меня.

— Стоило появиться этому иностранцу — никто даже не знает толком, кто он, — как все за ним и побежали!

Они советовали хозяину уволить меня, но, чтобы не показаться жестокими, говорили:

— Кто знает, сколько он зарабатывает как секретарь и журналист? Даром и собака хвостом не вильнет!

Отношения мои с клиентами явно портились. Однажды некий майор вздумал прочитать мне нравоучение:

— Мне было сообщено, что вас видели с моими солдатами. Знаете, это опасная игра! Я запрещаю вам останавливать солдат, иначе…

— Что такое? — перебил я, потеряв терпение. — Я гуляю, с кем мне нравится, и плюю на угрозы. Вам, очевидно, кажется, что вы разговариваете с рекрутом? Я запрещаю вам разговаривать со мной таким тоном!

Офицер, привыкший к совсем иного рода ответам в казарме, забил отбой.

Старшина карабинеров и комиссар «общественной охраны» братски делили между собой работу по слежке за мною. То один, то другой по очереди в дни наибольшей работы в парикмахерской — в воскресенье или среду — вызывали меня для «объяснений» с очевидной целью вынудить хозяина уволить так часто отсутствующего работника. Но — странная вещь — он держался за меня крепко.

С утра до вечера хозяин грызся со мною, но не сдавался.

В числе посетителей парикмахерской был каноник, придерживавшийся мнения, что «необходимо уважать всякое убеждение». Презабавный был каноник! Он вбил себе в голову «обратить» меня и мечтал свезти меня в Лурд (французский город в Пиренеях) к знаменитой мадонне, которая должна была исцелить мою ногу! Он вел свою кампанию «обращения неверующего» по особому методу: приносил мне религиозные бюллетени, посвященные описанию чудес, совершаемых лурдской богоматерью.

Аккуратно два раза в неделю я получал очередную дозу сообщений, которые действительно приносили мне пользу… снабжая материалом для антирелигиозной рубрики, которую я завел в «Лотте нуове».

Когда каноник решил, что почва достаточно подготовлена, он начал наступление. В один прекрасный жаркий полдень, когда обычно замирает вся жизнь в провинциальных городах, каноник появился в парикмахерской. Я был один и очень удивился, так как он отличался пунктуальностью, а это не был его день.

— Вот и прекрасно! — воскликнул каноник, приветливо здороваясь со мною. — Я именно и желал поговорить с вами с глазу на глаз.

— Садитесь, — пригласил я, полагая, что последует повествование о каком-нибудь необычайном чуде.

Каноник уселся, вытер пот, понюхал табачку и затем торжественно и внушительно, как подобает пастырю, начал:

— Я знаю, что вы социалист и неверующий. Я же — слуга господа, недостойный раб его, всячески пекущийся об исполнении воли его. — И снова понюхал табачку.

Я не понимал, куда он гнет.

— Вы знаете, как чту я лурдскую девственницу.

«Так, — подумал я, — новое чудо!»

Каноник продолжал:

— И вот, я твердо уверен, что она исцелит вашу ногу. Это исцеление спасет вас от неверия и направит на истинный путь. Я знаю, что только чудо убедит вас. Святая дева, которой я давно уже молюсь за вас, совершит это чудо. Я пришел к вам с практическим предложением. Что бы ни рассказывали о вас ваши враги, я знаю, что вы бедны и что вам не по карману поездка в Лурд даже с поездом богомольцев, который как раз отправляется на днях. У меня есть кое-какие сбережения. Я отдаю их вам на поездку в Лурд. Вы исцелитесь и убедитесь в том, что бог всемогущ. И так как вы умны, честны и добры, то из вас выйдет прекраснейший миссионер. Это будет блестящая победа веры, которая вполне вознаградит меня!

Каноник умилился, вспотел, из носа у него выглянула коричневая капля.

— А если я не исцелюсь? — возразил я.

— Это невозможно! Если вы не исцелитесь, у вас будет право писать все, что вам угодно…

— У меня и так есть это право.

Каноник вытер пот, обильно орошавший его лоб, и с новой энергией принялся уговаривать меня поехать. Он говорил долго, было очень жарко, и я с трудом боролся с дремотой, овладевавшей мною.

— Решайте: да или нет? — торжественно воскликнул каноник.

— Согласен, — произнес я, почти засыпая.

Каноник сиял.

— Я сейчас же бегу занять вам место в вагоне второго класса. Завтра приду с билетом — кстати, это мой день для бритья. — Он пожал мне руку и умчался с невероятной быстротой. Я скоро забыл о нем, занявшись клиентами.

На следующий день, однако, каноник не явился. Не явился он и в следующий «свой» день. Через некоторое время он прислал хозяину письмо со вложением абонементной карточки. Каноник писал: «Я не могу больше пользоваться вашими услугами. Причины этого я объясню вам лично».

Хозяин недовольно сказал мне:

— Причина эта — вы. Вы оскорбили его религиозные чувства.

— Никоим образом! Он хотел отправить меня в Лурд, я согласился. Чего же вам больше?

Физиономия моего хозяина превратилась в вопросительный знак.

— Вы едете в Лурд?

— Готов отправиться. Вы ведь знаете, что каноник уговаривал меня поехать туда. На прошлой неделе он предложил мне поехать за его счет. Ушел купить билет и не вернулся. Вероятно, он сообщил о моем «обращении» своим более умным коллегам, в результате чего вы потеряли клиента.

История стала притчей во языцех в городке. Каноника я так больше и не видел.