Джованни Джерманетто - Записки цирюльника

• Название: Записки цирюльника
• Автор: Джованни Джерманетто
• Издательство: Госполитиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Автор книги «Записки цирюльника» Джованни Джерманетто является одним из старейших деятелей итальянского рабочего движения, членом Итальянской коммунистической партии со дня ее основания.

Предлагаемая вниманию читателей в новом, просмотренном автором издании книга «Записки цирюльника» представляет собой автобиографическую повесть; читатель найдет в ней яркую реалистическую картину итальянского общества того времени и, в особенности, положения трудящихся масс Италии и их борьбы за свое социальное и политическое раскрепощение. Описываемые в книге события охватывают период с начала XX столетия до 1927 г. Джерманетто с тонким юмором, в образной и увлекательной форме, не уступающей лучшим образцам художественной литературы, показывает борьбу рабочего класса Италии против светской и церковной реакции, историю образования Итальянской коммунистической партии и ее героическую борьбу против фашистской диктатуры.

---

Хозяин недовольно сказал мне:

— Причина эта — вы. Вы оскорбили его религиозные чувства.

— Никоим образом! Он хотел отправить меня в Лурд, я согласился. Чего же вам больше?

Физиономия моего хозяина превратилась в вопросительный знак.

— Вы едете в Лурд?

— Готов отправиться. Вы ведь знаете, что каноник уговаривал меня поехать туда. На прошлой неделе он предложил мне поехать за его счет. Ушел купить билет и не вернулся. Вероятно, он сообщил о моем «обращении» своим более умным коллегам, в результате чего вы потеряли клиента.

История стала притчей во языцех в городке. Каноника я так больше и не видел.

Глава VI «Аванти» Муссолини

Бедняга каноник, который, сам того не подозревая, сотрудничал в антирелигиозной работе «Лотте нуове», кончил тем, что был обессмертен на страницах «Аванти».

Я был необычайно счастлив, когда на страницах «Аванти» появилась моя первая корреспонденция. Главным редактором («директором») газеты был тогда Муссолини[22].

Муссолини!.. Главные редакторы «Аванти» всегда являлись руководителями Итальянской социалистической партии, но «Аванти» не везло. Все они кончали плохо. Первый из них — Биссолати — стал интервентистом (сторонником вступления Италии в мировую войну), затем министром национальной пропаганды во время войны и в палате депутатов грозил социалистам расстрелами! Энрико Ферри, некогда наш кандидат в парламент, превратился в фашиста. Это был самый развязный паяц, какого когда-либо знала политическая жизнь Италии. Оддино Моргари кончил реформизмом. Тревес — тоже. Кем стал Муссолини, мы знаем; чем он кончит, еще не известно.

И лишь один Серрати[23] хотя и отошел в начале от коммунистов, но после года борьбы с III Интернационалом все же признал свои ошибки и вернулся к нам. Муссолини, нынешний палач итальянского пролетариата, был, пожалуй, наиболее популярным из главных редакторов «Аванти». В его руках орган Итальянской социалистической партии перестал быть, как при Биссолати и Тревесе, вместилищем бесконечных статей, ложившихся кирпичами на мозги и в замаскированной форме призывавших к сотрудничеству с буржуазией. Газета стала по-настоящему боевой. Когда мне случается теперь перечитывать пыльные страницы бедного «Аванти», я размышляю о поражении, которое итальянский пролетариат потерпел после знаменательного захвата фабрик и заводов в 1921 г., и о судьбах нашей газеты и ее главных редакторов…

Но Муссолини заполнял всю газету собственной особой. Имя Муссолини пестрело на всех шести колонках ее, как красуется оно теперь на всех страницах «Пополо д’Италия»[24].

Статьи эти прекрасно подходили к нашей латинской психике: слова, слова, торжественные, напыщенные, громкозвучные. Последний документ того времени, его воззвание против войны, был все в том же стиле.

В сущности, все мы были приучены к такого рода пропаганде. Что такое социализм? Справедливость и свобода. Как этого достигнуть? Путем сотрудничества с наиболее передовыми элементами буржуазии и речами, более или менее зажигательными. Как сделать революцию? Весьма просто…

Муссолини превзошел всех своих предшественников в искусстве демагогии.

Я познакомился с ним в Милане, в помещении «Аванти», на одном из собраний корреспондентов этой газеты. Он мне показался иным, чем я его себе представлял, и это впечатление усилилось, когда я слушал его выступление: я был разочарован. Он все время говорил о себе, о своих предложениях, о своих статьях… Это было накануне войны в Ливии. Он дал нам директивы, объясняя, как писать корреспонденции, говорил долго. И небрежным жестом подписал наши корреспондентские карточки (моя была забрана вместе с прочими бумагами при обыске). В нем не чувствовался наш товарищ. В его отношении к остальным редакторам тоже было что-то неприятное.

Я снова увидел его в Турине, на выборах в палату депутатов. Он надеялся быть кандидатом от пролетариата Турина, но рабочие отклонили кандидатуры всех интеллигентов, а среди них было немало жаждавших принять на себя это бремя! Муссолини тоже жаждал, но, узнав о том, что выбор рабочих пал на рабочего же, Бонетто, поспешил снять свою кандидатуру. Он прибыл в Турин, чтобы выступить в защиту кандидатуры Бонетто. Он очень боялся перед этим собранием: националисты были по-боевому настроены и могли поколотить его если не как Муссолини, то как главного редактора «Аванти».

Это напоминает мне печальную историю с нашим товарищем, депутатом Этторе Кроче, которого жестоко избили фашистские студенты Болонского университета, где он был профессором. Избивая его, фашисты приговаривали:

— Мы бьем не профессора Кроче, к которому питаем большое уважение, а коммуниста Кроче!

И били весьма старательно…

Муссолини, вероятно, опасался подобного же раздвоения личности. В рабочем Турине в те времена это было мало вероятно. Будущий кандидат в Наполеоны все же жестоко трусил перед выступлением. Но когда, поднявшись на трибуну, Муссолини услыхал плеск аплодисментов, он сразу превратился в льва.

С тех пор я его больше не видел, но зато во всех полицейских учреждениях мог любоваться его портретами…

Тогда же я познакомился и с Серрати. Какая разница между ним и Муссолини! В Серрати с первого же взгляда чувствовался друг, товарищ. Он внушал безграничное доверие. Интересовался каждым из нас, заботился, спрашивал мнение, советовал. На работе он был строг, тверд, непреклонен. По окончании занятий становился юным и веселым, играл, шутил… С ним я встречался постоянно. Мы бывали с ним на многих конференциях и съездах, жили потом вместе в России и работали рука об руку в Италии вплоть до его смерти. Был в этих отношениях перерыв, когда мы боролись против него, но он вернулся к нам, по-прежнему неутомимый работник и отважный борец.

Тяжелая, полная лишений жизнь, тюрьмы, ссылки, эмиграция не ожесточили его сердца. В тюрьме, в Швейцарии, в Америке, на дальних островах среди океана и на близлежащих островах, куда ссылают на каторгу, — всюду оставался он тем же веселым другом и заботливым товарищем, готовым отдать последнюю рубашку первому, кому она понадобилась бы…

Глава VII Стачки. В больнице

Экономические условия работы строительных рабочих были прескверные, не лучше обстояло дело и с кирпичниками. Это вместе с нашей усердной пропагандой и усиленной агитацией привело рабочих к объявлению забастовки. Вещь небывалая на родине Бава-Беккариса!

В парикмахерской диспуты приняли грандиозные размеры. Можно было подумать, что настал конец света. Вопрос обсуждался со всех сторон:

— Прекратить работу как раз теперь, в сезон, когда можно так хорошо заработать!..

— Позволить смутьянам вскружить себе голову!

— Они уже столько потеряли за эти дни, что не хватит целого года прибавки, если им удастся ее получить, чтобы вознаградить потерянное! — рассуждали «теоретики».

— Пора с этим покончить. Засадить куда следует с полдюжины вожаков, и все кончится! — советовали «практики».

И все они сходились на одном:

— Никогда ничего подобного не было видано в нашем городе!

На меня сыпались насмешки, вопросы, угрозы. Строители победили, кирпичники продолжали забастовку. Хозяева заявили, что «сломят шею профсоюзу», и искали штрейкбрехеров. Таковые нашлись. Мне удалось узнать адрес одного из них, жившего в деревне возле Новара. Я написал ему, объяснил суть события, описал героическую борьбу его товарищей, отцов семейств, зарабатывавших так мало, что их дети почти голодали, наши усилия помочь им. Я убеждал его и его товарищей не ехать на работу в Фоссано.

Через несколько дней после отправки письма за мной явились карабинеры. Комиссар, отпетый пьяница, допрашивавший меня, заявил с торжеством:

— На этот раз вы попались! В этом письме имеются данные, по которым вас можно закатать на каторгу: покушение на «свободу работы». Обыщите-ка его и отведите в камеру!

На следующий день меня выпустили. Очевидно, комиссар, когда в его голове рассеялись винные пары, сообразил, что «покушение на свободу» было совершено не мною, а по отношению ко мне…

Штрейкбрехеров приехало только двое, остальные либо испугались, либо устыдились. Победили кирпичники.

Из забастовок этого периода следует отметить еще преоригинальную забастовку арестантов. В Фоссано, как я уже говорил, — две тюрьмы: Санта-Катерина и Кастелло. Первая из них — тюрьма, специально выстроенная, вторая же — старый замок, сооруженный в конце XIV века, с четырьмя башнями по углам, похожий на каменный стол, перевернутый ножками вверх. Свыше тысячи арестантов и сотни тюремщиков составляли население этих мрачных зданий. В обеих тюрьмах были устроены разнообразные мастерские: сапожные, ткацкие, корзиночные, которые обычно отдавались на откуп частным предпринимателям. Заключенные с утра до ночи работали на них, получая сорок чентезимов в день. Эта плата делилась на три части: одна шла тюремной администрации, другая откладывалась на сберегательную книжку заключенного, которая вручалась ему при выходе из тюрьмы; третья часть выдавалась заключенному на руки. Я знавал арестантов, которые после пятнадцатилетнего тюремного заключения выходили на волю с сотней заработанных лир.